Д. Мицкис - Бердолька Чарли и Гертруды Богранд
Чарли и Гертруда надели белые хитоны, достали из пакета дневники, перья, чернила и свечи. Узнали из разговора двух леди в париках, что номер «148/8» в повестке означал дверь номер 148 на Восьмом Круге:
– В «Истории города» написано, что нижнюю часть здания Верховного СтраСуда создали лично Данте Алигьери[17] и Сандро Боттичелли[18]. Жуть какая! – Чарли рассматривал на стенах изображения людей. Одни мучились в пламени, другие – от голода, кто-то был закопан по шею, у некоторых были зашиты веки. – Пообещай: что бы ни случилось, мы обязательно сходим ещё раз в кондитерскую «Шванильный щербет».
– Чаще всего сюда попадают люди в день своего рождения, – произнёс знакомый голос позади Чарли и Гертруды, когда они остановились у двери с номером «148» и надписью «Saligia». Голос принадлежал Эдварду – попутчику, с которым они ехали «В-Один-Конец-Два». Эдвард стоял позади в сером хитоне. На ногах были всё те же кеды с развязанными шнурками. Рядом сидел огромный чёрный пёс Харгест. – Не нужно бояться стен. На них изображены лишь символы. Зашитые веки – это завистники, умирающие от голода – это чревоугодники, под камнями – гордецы. Ну, и так далее. Кстати, привет. Не ожидал вас здесь увидеть.
– Привет. – Гертруда от волнения даже залилась румянцем. Надеялась, что в тусклом свете факелов Эдвард этого не увидит. Он сбросил рюкзак на мозаичный пол и через минуту (в рюкзаке было много хлама) достал из него спортивную чёрную бейсболку с гербом в виде золотой змеи:
– Это тебе. В честь спонтанной встречи.
– Спасибо. – Гертруда не решилась надеть бейсболку Эдварда. Ей было неудобно. Эдвард словно почувствовал это и помог. Его не смутила повязка на голове Гертруды. Наоборот: казалось, он даже по-доброму… завидует.
Всё больше людей подходили к своим дверям. Гигантские круги наполнялись толпой. Так, у двери «148» на Восьмом Кругу стояло уже не меньше сорока человек.
– Чарли, не бери с меня пример. – Эдвард показал на развязанные шнурки брата Гертруды и улыбнулся. – Можно ведь упасть.
– Они сами развязываются, – ответил Чарли, смущённо рассматривая факел.
К очереди подбежала девочка в белом хитоне и очках с огромными линзами:
– О божечки-ж-ты-мой! Боже-боже-божечки! – от радости так и скакала девочка. – Как волнительно! Мы с братом ждали повесток почти четыре месяца! А-а-а! А-а-а! – Девушка будто заливалась счастьем и могла вот-вот разбрызгать его на других. – Десять тысяч сообществ в этом году! Мы наверняка с вами будем в одном! У всех 148? И у тебя? И у меня! У всех!!! Нужно держать кулаки и повесить булавку на удачу. У кого-нибудь есть булавка на удачу? Я так хочу всё вспомнить! Боже-ты-мой! Я даже сделала для всех магнитики и значки! Чтобы нас видели! Весёлых плюща́т! Как вам название? «Плющ»!
– Э-э-э, – выдавила Гертруда, а незнакомка продолжила:
– Да я же не представилась! Вот дурында. Меня зовут Рупертина. Рупертина Никльби! Так много людей впереди. Хочу-хочу туда!
– Моего друга зовут Руперт, – тихо сказал Чарли. – Вы с ним очень похожи. Я тебя запомнил. Мы как раз поднимались вчера «В-Один-Конец-Два». И ты, по-моему, бежала за кем-то.
– За Генри! Это мой брат. Он сейчас подойдёт. Мы вчера вернулись – навещали дядю. А тут – такое. Повестка! Прямо в руках у меня горела. Моя мама пила «Слёзы радости»!
Казалось, Рупертина могла потерять сознание от волнения прямо на Восьмом Кругу.
В очереди стояли уже не менее десяти подростков. Все остальные – взрослые. Очередь продвигалась очень медленно. В дверь «148» вошёл всего один человек.
Чарли погладил уснувшего на мозаичном полу Харгеста. Эдвард улыбнулся:
– Хотел, чтобы он подождал меня снаружи. А там отбили нос памятнику. Гренадёры в ярости. Повезло, что мама Кристофера – подруга мадам Варахиил Ви Ванны. Посмотри на Рупертину. Светится, как банка светлячков.
Рупертина стояла у двери, подставив ухо к замочной скважине.
– Чёрт-те что! – К ним подбежал рыжий мальчик в очках и сером длинном хитоне. – Там все ходят в повязках на голове. Вы бы видели: гренадёры и эти, чумные, столбенели. Должны же быть двое в повязках, а там – море таких. Будто всем одновременно дали по затылку. Папа говорит, что это – на случай провокаций.
– Кристофер! – Эдвард поздоровался с другом. – Чарли, Гертруда, познакомьтесь. Это мой лучший друг – Кристофер Запп.
– Привет. – Кристофер смущался не меньше Гертруды. – Очень приятно.
– Это Чарли. – Эдвард выдержал паузу. – И Гертруда. Бо́гранд.
– Да ну. – У Кристофера вытянулось лицо.
– Вот-вот. Друзьям нужно доверять, – улыбался Эдвард. – С тебя, Кристофер, шоколадная кость «Флотифло» – для Харгеста.
– Эй! Я же тебе верю! Просто немного «недоверил».
– Друзья познаются в беде. Ты опоздал, кстати.
– Проехать невозможно: город стои́т. Скорее бы Мэффисы сообразили, что им пора домой. Мама вопила. Говорит, такой день, такой день. – Он изменил голос, передразнивая маму. – Хорошо, папа хоть её успокоил. Ему пришлось звонить Варахиилше. На улице – куча народа. Многие не успели на слушания. А у них сегодня – последняя возможность. Чарли, Гертруда, извините. – Кристофер повернулся к другу и шёпотом произнёс. – Эдвард, а ты не боишься, что твоя ма…
– Чщщ. Всё нормально. – Эдвард сделал шаг к двери «148». Какой-то мальчик по имени Томас Кропот с дрожащими руками и в предобморочном состоянии вошёл внутрь. – Все пришли в разноцветных хитонах. А мне чёрный не дали.
– А им говорят, когда нужно заходить? – Гертруда чувствовала, как по спине бегут мурашки. – И кто там – за дверью?
На вопрос ответил Кристофер, обращаясь сразу к Чарли и Гертруде:
– Не нужно переживать и волноваться. Лучше – дышать глубоко. Вот так. Да. И меньше обо всём этом думайте. Представьте главное – от вас уже ничего не зависит. И что-либо добавить или изменить больше нельзя. Нужно перетерпеть. БАХ! И всё. Поверьте. От разговоров и объяснений только хуже будет.
Эдвард театрально сделал ещё один шаг к двери «148», когда девочка в очках по имени Рупертина Никльби прошла внутрь. Очередь продвигалась быстрее.
Гертруде было не по себе. Она понимала, что Кристофер отчасти прав. Но успокоить себя не получалось. От волнения разболелась голова.
Какая-то пожилая леди трижды подходила с вопросом, где здесь можно вздремнуть. Да ещё в толпе начали бормотать и шептаться. Многие говорили, что нужно продемонстрировать какие-то «отличия». Девочка, которая представилась Джессикой Пелтроу, утверждала, что её отличие – это красивые глаза. Брат Рупертины – Генри – признался, что его отличие – сообразительность. А светловолосая девочка по имени Линда Глум призналась загадочно, что её отличие – это умение ходить задом наперёд. Гертруда перебирала в голове навыки. Что она умеет? Например, играть в футбол! Интересно, здесь нужно уметь играть в футбол?
В дверь вошла Мими Меенвольд (она попросила запомнить её молодой и красивой) в розовом хитоне и с маленькой собачонкой под мышкой.
Примерно через час возле таблички «148» стояли только Чарли, Гертруда, Эдвард, Кристофер и пожилой мужчина с лицом, похожим на… домино.
– Камень, ножницы, бумага? – предложил Кристофер.
– Я – первый. – Эдвард надел рюкзак и взялся за ручку двери с номером «148» и надписью «Saligia». Он совершенно не волновался, в отличие от Харгеста. Эдвард пожелал удачи Кристоферу, Чарли и Гертруде. А после – вместе с Харгестом вошёл внутрь.
– Пуха и пера! – крикнул другу Кристофер.
Без Эдварда Гертруда не знала, о чём говорить. Повисло молчание. Видимо, Кристофер это почувствовал, поэтому произнёс:
– «Saligia» на дверях написано не просто так. Эта надпись есть на всех Девяти Кругах и даже в вестибюле. Оно состоит из первых букв латинских слов Superbia, Avaritia, Luxuria, Invidia, Gula, Ira и Acedia. В переводе – гордыня, алчность, похоть, зависть, чревоугодие, гнев и лень.
– Тут много слов на латыни, – заметил Чарли. – Даже надписи на улицах.
– Пятигуз VII Благочестивый и Достопочтенная-Мэр-Города-Миз-Гавриэль – это наши Премьер-министр и мэр – выступают за ужесточение многих правил. К примеру, за возвращение исторических названий, за обязанность говорить только на официальных языках, за снос разных памятников, а для pagan они придумали…
– Снова это слово, – неожиданно для себя Гертруда перебила Кристофера. – Pagan. Постоянно его слышу здесь.
– Pagan – в переводе с латыни – это «обитатель сельской местности». Так здесь называют вновь прибывших. Тех, кто прибыл, а не вернулся. Ну, и тех, кто ещё не успел прибыть.
Гертруда хотела задать ещё несколько вопросов, как вдруг почувствовала сырость и холод: дверь открылась.
Теперь – её очередь.
Слева вошла девочка с растрёпанными волосами в дверь с номером «147». Сейчас больше всего на свете Гертруда желала, чтобы время шло медленнее. Сердце вот-вот могло вылететь из груди.
