Элинор Фарджон - Седьмая принцесса (сборник)
— Положи обратно! — велела Нянька.
— Не положу! Я ей бабушка!
— А я ей нянюшка. А ну положи!
Мамаша Кодлинг смерила её гневным взглядом.
— Я моих детей всегда на руках укачивала!
Нянька в ярости завопила:
— А моих детей никто не смеет укачивать.
— К бабушкам это не относится.
— Ко всем относится. Как нянька скажет, так и будет.
Старухи взъерошились, точно бойцовые петухи: вот-вот сцепятся.
— И чего шуметь попусту? — пожала плечами Долл. — Иди-ка, маленькая, к маме.
Она забрала у бабки ребёнка, поцеловала и принялась укачивать. Мамаша Кодлинг торжествующе воззрилась на Няньку, а та сказала:
— Матери, безусловно, виднее. — Голос её дрожал от негодования.
Длить спор, однако, было бесполезно, и Нянька обратила наконец внимание на принесённый Дворецким фолиант.
— Зачем Нолличек прислал сюда этот источник пыли? Да ещё во время купанья? — спросила она, постучав костяшками пальцев по переплёту.
— Его Величество сейчас пожалует сюда, дабы выбрать имя, которым следует наречь ребёнка, — ответил Дворецкий.
— Я назову её Джун, — сказала Долл.
— Джун? — повторил появившийся в дверях Нолличек.
— Да.
— Просто Джун?
— Да.
— Почему именно Джун? — спросил Нолличек, усаживаясь возле колыбели.
— Мне так нравится.
— И мне тоже, — сказала Полл с порога, облизывая с пальцев сахарную глазурь.
Нолличек замотал головой:
— Не годится! Просто Джун не годится! Имя не должно состоять из одного слога! Что подумают о нас крёстные феи?
— Настоящие феи? — обрадовалась Полл. — И много их будет?
— Я пригласил четырёх, — ответил Нолличек. — Надеюсь, они примут приглашение, и надо подготовить крестнице имя, достойное столь знатных крёстных.
— А кто они? — спросила Полл.
— Утренняя фея, Полуденная фея, Сумеречная фея и Полуночная фея. Так что назвать ребёнка просто Джун никак нельзя.
— Не понимаю, почему! — сказала Полл.
— Мало-ли чёго ты не понимаешь. Ты не понимаешь, а ежу понятно.
— Почему — ежу?
— Потому что не крокодилу?
— Ну почему всё-таки ежу? Я не верю, что они хоть что-то понимают.
— Мало ли, чему ты не веришь. Ты не веришь, а черепаха верит.
Полл раскрыла рот…
— И не спрашивай меня, почему черепаха, — быстро добавил Нолличек. — Всё равно не скажу.
— Сам, верно, не знаешь!
— А вот и нет!
— Перестаньте ссориться, — подала голос Нянька.
— Ладно, — примиряюще сказала Полл. — Может, феи ещё откажутся быть крёстными, и тогда Долл сможет назвать ребёнка просто Джун.
— Имя ребёнка — Джун, и нечего тут обсуждать, — спокойно проговорила Долл.
В этот миг в окошко детской влетел почтовый голубь и, уронив к ногам короля четыре письма, унёсся прочь.
— Это, должно быть, ответы крёстных, — обрадовался Нолличек и вынул из розового конверта первое письмо. — Так, от Утренней феи. Она с удовольствием принимает приглашение. Хорошо. Теперь золотой конверт, от Полуденной феи. Она рада нам помочь…
Затем Нолличек вскрыл третий, голубой конверт.
— Сумеречная фея счастлива, объявляет о своём непременном участии.
— А четвёртый конверт чёрный, — заметила Нолл.
— Правильно. Его же прислала Полуночная фея. Она тоже прибудет.
— И больше там ничего не написано? — удивилась:. Полл.
— Нет. Просто: «Я прибуду». Ну вот, значит, у нашего ребёнка будет целых четыре крёстных. Джун отменяется! — твёрдо сказал Нолличек королеве Долл.
— Джун, — шепнула она младенцу.
— А ты какое имя предлагаешь? — спросила у Нолличека Полл.
— Многосложное, — изрёк он, открывая Словарь Имён. — Как минимум, из четырёх слогов, по одному на каждую крёстную. А, вот! Нашёл! Никодемус!
— Но это мужское имя, — возразила Мамаша Кодлинг.
— Ну и что?
— У нас девочка, — сказала Долл.
— Да? Почему мне об этом не сообщили?
— Говорили тебе, сто раз говорили, — проворчала Нянька.
— Правда? Что же, очень жаль. Никодемус — прекрасное имя. Но менять, верно, поздно?
— Что менять? — не поняла Полл.
— Девочку на мальчика.
— Ещё бы! — фыркнула Нянька. — Ищи другое имя.
— И искать нечего, — сказала Долл. — Девочку зовут Джун.
Глава X. ПЕРЬЯ И ЛЁН
Наконец, бабка и Нянька покинули детскую, унося лохань с водой и мокрое банное полотенце. У колыбели остались Полл, Долл и Нолличек, который с сожалением захлопнул толстенный словарь.
— Джун, — повторил он, словно пробуя имя на вкус. — Хм… Джун мне вовсе не нравится. Ну, да что ж поделаешь… Иди ко мне, иди к папе на ручки, — сказал он и, забрав ребёнка у Долл, придирчиво его осмотрел.
— Надо признаться, такое потомство делает мне честь, — промолвил он наконец. — Волосы светлые, точно лён, глаза голубые, как цветы льна, губы… Да, кстати, о льне, — сказал он, отдавая крошку матери. — Лен в этом году уродился на славу.
— Правда? — равнодушно сказала Долл и зевнула.
— Рекордный урожай собрали. Тебя такие вести должны радовать.
— Почему?
— Как это почему? Ты что, забыла, какой сегодня день?
— Годовщина нашей свадьбы, — сказала Долл. — Ровно год прошёл.
— Вот именно! — со значением произнёс Нолличек.
Долл ойкнула.
— Значит, не забыла! — довольно сказал Нолличек. — Да, моя куколка, ты права, что радуешься! Ибо лён собран — вдвое больше, чем в прошлом году, — и сейчас его перетаскивают в соседнюю комнату. Правда: здорово? Так что давай-ка принимайся за работу, а то не сносить тебе головы.
— Я же теперь королева, — слабым голосом запротестовала Долл.
— Королевы должны держать своё слово. И подавать пример другим женщинам, — твёрдо сказал Нолличек.
— Но завтра крестины! — взмолилась Долл.
— Вот и спряди лён сегодня.
—} А если я ие смогу? — медленно сказала Долл.
— Придётся без тебя крестить, — вздохнул Нолднчек, — хотя мне, право же, будет очень жаль твоей прелестной головки.
— Нолличек, ты всерьёз? Что я тебе плохого сделала? — спросила бедняжка сквозь слёзы.
— Мне? Плохого? Ничего! Ровным счётом ничего! Да я горжусь тобой, словно ты сама царица Савская! Ты же у меня лучшая пряха в Восточной Англии!
— А я не хочу больше быть пряхой! — вспыхнула Долл. — Вот царицей Савской — другое дело! Её небось никто насильно за прялку не сажал! И вообще, я хочу быть цветком льна. Их-то никто на заставляет себя прясть, да ещё рекордный урожай! Это несправедливо! Это… это неразумно! Злодейство какое-то!
Король взвился под потолок.
— Злодейство? По-твоему, я злой? Да? Злой? Да как ты смеешь! Несправедливый — да, бывает. Неразумный — сплошь и рядом. У меня вообще с разумом плохо. Но злой? Да я самый добрый человек на свете!
Тут к нему подскочила разгневанная Полл:
— Вот она, твоя двойная натура! Добрый выискался! Достался зятёк на мою голову!
— А тебе вечно надо влезть но в своё дело! — взревел Нолличек. — Ты скудоумная Свояченица-яичница!
— Я не скудоумная! — топнула ножкой Полл.
— Скудоумная! — топнул ножкой король, — И ничего удивительного! Сидишь целыми днями со своей птицей, скоро последние мозги растеряешь! Я вообще прикажу зту птицу выкинуть!
— Не смей! Если ты её хоть пальцем тронешь…
— Да ни за что на свете! Не то что нальцем, даже щипцов для сахара пожалею.
— Нету у тебя щипцов ддя сахара!
— А я специально прикажу выковать, чтоб не трогать ими твою глупую птицу, Это ж надо целый год выхаживать, какую-то серпоклювку!
— Ей уже лучше.
— Ничуть. Ей всё хуже, хуже и хуже! И завтра она умрёт!
— Она вчера дважды подпрыгнула!
— Не подпрыгнула!
— Я сама видела!
— А я не видел!
— А тебя там и не было!
— Держишь птицу в идиотской клетке с дом величиной! — издевательски захохотал Нолличек. — Перья у тебя в голове! Пух и перья!
— А у тебя лён! И мозгов-то не осталось! Один лён! Лён!
— Перья, перья, перья!
— Лён! Лён! Лён!
Нолл и Полл затопали друг на друга ногами, и в детскую прилетела на шум Мамаша Кодлинг.
— Гоеподибожемой! — заверещала Она. — А ну перестань на мою девочку топать! Такой большой король вырос, а ума — что у младенца.
Однако Нолличек топал всё громче.
— Перья! — кричал он.
— Лён! — кричала Полл.
— Такой большой король! — кричала Мамаша Кодлинг.
В детскую вперевалку вбежала Кухарка с солонкой в правой руке и с сахарницей — в левой.
— Вы чего развоевались? — сказала о на. — У меня аж потолок на кухне трясётся и в голове всё путается. По вашей милости соль с сахаром смешала!
— Перья! — кричал Нолличек.
— Лён! — кричала Полл.
