Юлия Федина - Косарю Косарево…
А какая-то кроха подошла близко-близко и, хлопая глазками, сказала: «Привет, говорящая лошадь!»
Сахар, сахар, сахар…
А что ты делаешь?
Медитирую. Сахар, сахар, сахар…
Кроха не знала что это такое, но тоже так хотела. Она села по-турецки и принялась твердить: «Пирожное, мороженое, пирожное, мороженое…» Правда, совсем скоро она уснула от этого занятия, и ей приснилось, что белая лошадь танцует вальс, а с неба сыплется рафинад ил-был один маленький и ужасно любопытный мальчик, его интересовало все на свете.
Пап, а почему Солнце называется «солнце»? Оно, что соленое?
Мам! А почему кошка это «кошка», а не «слон»?
Почему тараканы называются тараканами, а не божьими коровками?
Родители ему отвечали, как умели, но этого мальчику было недостаточно, поэтому уже очень скоро он стал ученым, но так ничего и не понял. Подрос еще немного, отрастил бороду и лысину и стал философом. Прошло время, он так и не узнал ответа на свое «почему», а еще через некоторое время он решил, что ни почему и, что нет никакой связи имени и сути.
Все вернулось на круги своя – он впал в детство. Сидя на ковре со своим младшим внуком, он фантазировал: «Взошел фиолетовый рак на дугу и ветер задышал через трубочку, потому что пришел обед. Изюбры покрылись розовой дымкой и с золотистым хрустом упорхнули сквозь густой кисель на рабочие места – грызть землю и пить биравику.
- Ить – ля – ля, - сказал тряпичный жираф. И четыре белки, взмахнув опахалами, принялись подскакивать.» просто сахар-песок. Счастливая лошадь берет кубики рафинада теплыми розовыми губами и слизывает с травинок сахар-песок. Это было во сне, а наяву изумленная лошадь смотрела на луг, засыпанный эскимо и бисквитами. «Чудо!» – скажет кто-то, «Медитация,» – возразит лошадь задумчиво, «Мороженое, пирожное..» - пробормочет сквозь сон девочка.
МЕРА АБСТРАКЦИИ
Сказал мудрец ученикам своим: «Тому все тайны я отдам свои, кто от очей своих отгонит дым и истину увидит ясным взором – что мера есть абстракции?» Но город, сколько ни шумел, ответить языком шумливым ни лжи ни правды не сумел. Но сколько ни сидели в тишине его ученики, куря кальян, никто не смог взять воду из реки, ответ ни одному из них не дан. Гадали тайно по полету птиц, в молитве об ответе пали ниц, но нет ответа, и молчит мудрец, не отпирает тайн своих ларец. И гордый ученик несет ответ, что меры для абстракций вовсе нет. И тихий ученик молчит о том, что мера всех абстракций ночь и сон. И говорливый будто бы река сказал: «Абстрактное измерят нам века.» Но взятый лишь из милости во двор дурак ответ нечаянно нашел. Он, палкой тыча из-за скуки в пыль, поставил точку, и возникла мысль: «Да! Точка! Точка мери все. Да! И абстракцию, конечно же, ее! Посмотришь вдаль – любимая вдали мала как точка. Ах, моя Лейли! Песчинку к глазу близко поднесешь и только точку видишь. Правда, ложь, любовь, геройство, гнев и красота начнутся точкой с чистого листа!» И взятый в дом из милости дурак подумал так, ответил просто так.
И улыбнулся простоте мудрец: «Ты думать научился, наконец. Так я тебе открою мой секрет о том, что вовсе тайны в мире нет. Взгляни очами, ухо приложи, рукой дотронься, ощути на вкус, и ум покинут мифов миражи, узнаешь даже, что змей укус не так смертелен, как нам говорят, что не всегда совместны зло и яд. А впрочем, это ни к чему тебе – не мудрость предначертана в судьбе, тебе лепешки с медом и щербет.»
Благодарю! Тебе, Учитель, многих лет.
И кушая лепешки и щербет смотрел дурак на чудный белый свет.
ИТЬ – ЛЯ – ЛЯ
Жил-был один маленький и ужасно любопытный мальчик, его интересовало все на свете.
Пап, а почему Солнце называется «солнце»? Оно, что соленое?
Мам! А почему кошка это «кошка», а не «слон»?
Почему тараканы называются тараканами, а не божьими коровками?
Родители ему отвечали, как умели, но этого мальчику было недостаточно, поэтому уже очень скоро он стал ученым, но так ничего и не понял. Подрос еще немного, отрастил бороду и лысину и стал философом. Прошло время, он так и не узнал ответа на свое «почему», а еще через некоторое время он решил, что ни почему и, что нет никакой связи имени и сути.
Все вернулось на круги своя – он впал в детство. Сидя на ковре со своим младшим внуком, он фантазировал: «Взошел фиолетовый рак на дугу и ветер задышал через трубочку, потому что пришел обед. Изюбры покрылись розовой дымкой и с золотистым хрустом упорхнули сквозь густой кисель на рабочие места – грызть землю и пить биравику.
- Ить – ля – ля, - сказал тряпичный жираф. И четыре белки, взмахнув опахалами, принялись подскакивать.»
