Евгений Енин - Девочка-мебель
Дверь начала открываться.
* * *– А ну, спрячься немедленно! Ты что себе позволяешь!? Что ты там маячишь? Не видишь, хозяйка заходит!
Вот уж чего-чего, а спряталась бы Янка с превеликой радостью, да так, чтобы её никто никогда не нашёл, и без всяких криков. Тем более кричал шкаф. Когда на вас кричит шкаф, хочется спрятаться, даже шкаф кричит: прекратите прятаться немедленно. Янка заметалась по зеркалу. Так по стене мечется солнечный зайчик. Отражаясь от зеркальца, которое держит трясущийся от страха человек.
– Прекрати сейчас же виднеться! – кричал шкаф.
– Чего? – пискнула Янка.
– Стань прозрачной!
Как-то ей это удалось. Не спрашивайте, как. Станете зеркалом – научитесь.
И вовремя.
Только она распрозрачнилась, как в неё заглянула женщина лет пятидесяти. Женщина поправляла причёску, близоруко щурясь, почти касаясь зеркала носом. А с той стороны на неё, выпучив глаза и зажав рот руками, смотрела Янка. Женщина смотрела Янке в глаза и брызгала на себя лаком. Янка пучилась. Невидимой быть она привыкла, фея всё-таки. Но в неё ещё ни разу не причёсывались.
– Фух! – скрипнул дверцей шкаф, когда хозяйка вышла. – С ума сошла, да? А если бы она тебя заметила? Вот, помню, был случай. Так же одно зеркало зазевалось. Хозяйка – бух! – шкаф бухнул чем-то внутри себя. – И в больницу. Так перепугалась. А вернулась, давай мебель менять. И всё, брата моего двоюродного, трёхстворчатого с антресолью, на дрова отправили. Он сам мне и рассказал напоследок.
– Здравствуйте, – запоздало решила поздороваться Янка, не зная, как ещё отреагировать на трагическую историю из жизни шкафов.
– Да здравствуй, здравствуй уже. Новенькая, что ли? Раньше-то кем была? Тумбочкой, небось, судя по глупости. И кто только таких в зеркала пускает?
– Я раньше девочкой была.
– Чего?
– Девочкой.
По зеркалу побежало отражение слезинки. Янка хотела вытереть щеку, но только двинула левой своркой трюмо. От чего разревелась в полный скрип. Трюмо зашаталось и захлопало створками.
– Тихо ты! Ещё сломаешься! – прикрикнул на неё шкаф. – Девочкой так девочкой. Эка невидаль. Кого тут только нет. Хватит реветь.
Янка закрыла створки трюмо, как закрывают лицо руками, чтобы успокоиться.
– А вы кто? – спросила она минут через пять.
– Как это кто? Не видишь, что ли? Шкаф. Из гарнитура. Только из всего гарнитура только я один и остался.
Шкаф вздохнул, стукнув полками.
– Остальные уже кто где. Но, опасаюсь я, большей частью на свалке. Разве что книжная полка жива ещё. Она такая, знаешь, крепкая очень была, устойчивая.
– А я? – спросила Янка.
– Что я?
– Я так и буду мебелью?
– А чем тебе не нравится? Хочешь, лампой становись. В квартире двумя этажами выше лампа не занята, тоже в спальне. Только скучно это, с потолка свисать.
– Эй! На себя посмотри! Сарай деревянный! – заругался кто-то дребезжащим голосом.
«Это же лампа говорит», – поняла Янка. Лампа даже раскачивалась от возмущения.
– Вот выключу вам свет, будете знать! – брюзжала лампа. – Что вы понимаете, мебель!
Это слово лампа сказала, как мы говорим… В общем, тоже говорим «мебель», о каком-то человеке.
– Да выключай! – засмеялся шкаф, отчего его стенки несколько раз выгнулись и вогнулись. – Нам-то что? Мы тут что, иголки с пола собираем?
– Ах, так! – искрилась лампа. – Выключусь – хозяева в темноте ничего в вас не найдут, выкинут вас на помойку.
– Зачем же нас выкидывать? Они фонариком посветят. А выкинут потом тебя, тёмная ты наша.
– А я вам, а я вам!..
Янка подумала, что лампа сейчас перегорит от негодования.
– Тихо, тихо, – вступила она. – Расскажите лучше, а хозяева ваши про вас знают?
– Точно тумбочкой ты была, а не девочкой! – шкаф сразу же забыл про скандальную лампу. – Как можно не знать, что у тебя в квартире шкаф стоит?
– Нет, я не про это. Они знают, что вы… вы…
Янка замялась. Она хотела сказать «живые», но подумала, что говорить про шкаф «живой», это как-то слишком.
– Они знают, что вы говорящие?
– Что ты, что ты! – хором закричали шкаф и лампа. – Как же можно! Это секрет! Тайна!
– Кто же захочет жить с говорящей мебелью? – хмыкнул до сих пор молчавший сервант. – Ты бы захотела, новенькая?
– Я? – Янка задумалась.
– Я бы не захотел, – решительно сказал шкаф. – Чтобы кто-то мне говорил: эй, ты зачем в меня грязные носки положил? Почему у тебя футболки в кучу?
– Да, действительно, – согласилась Янка, – и не спрячешь ничего.
– Ну, не то, чтобы…, – начал шкаф, но остановился.
– Что ты там проскрипел? – заинтересовался сервант.
– Не то, чтобы не спрячешь, – продолжил шкаф после паузы. – Во мне прежний хозяин сто рублей спрятал. Так до сих пор и лежат. Забыл он про них. Слышь, висючка! Гаси свет, как грозилась. Хозяева в театр ушли. Спать будем.
* * *Постепенно Янка привыкла к мебельной жизни. Сначала они много болтали, в отсутствие хозяев, конечно, и Янка наслушалась историй вроде: «А вот, помню, десять лет назад, они носовые платки не в тот ящик положили, вот умора, ха-ха-ха!» Постепенно говорить они стали меньше. А хозяева появляться чаще. Где-то через месяц Янка поняла, что это не хозяева часто к ней подходят причесаться. Это она, ну, вроде бы дремлет, пока их нет. Подошли – она проснулась. Ушли – она заснула. Потому и кажется, что они всё время возле неё.
Или даже не заснула.
Одеревенела.
«Ну и что, – медленно подумала Янка. Начала думать утром, закончила вечером. – Так даже хорошо. В школу не надо. Волноваться не о чем. Стоишь себе и отражаешь, когда к тебе подойдут. А не подойдут – не отражаешь».
Разбудил её жук-древоточец. В начале весны Янка почувствовала лёгкую щекотку в правом нижнем внешнем углу. Не обратила внимания, занятая отражением облаков: она повернула левую створку так, чтобы видеть окно. Через день щекотка усилилась. А через неделю вся её правая стенка страшно чесалась.
– Да что же это такое? – спросила Янка саму себя. – Ауууооо! – она зевнула, потянулась, то есть скрипнула петлями, и поглядела по сторонам.
Та же комната. А в окно через открытую форточку пахло весной.
– Ай!
Янка попробовала почесаться, но чего никак не может сделать мебель, так это почесаться.
– Ай! Эй, шкаф! Шкаф!
– Чего тебе?
Шкаф тоже зевнул, приоткрыв дверцы так, что мелькнули висящие на средней дверце галстуки.
– У меня чешется.
– А? Что у тебя?
– Чешется. Справа. Правая стенка.
– Чешется? Хм. Окно, прикрой на минутку форточку.
Форточка закрылась.
– А теперь давайте все прислушаемся.
В наступившей тишине Янка услышала тихое то ли похрустывание, то ли постукивание.
– Что это? – шёпотом спросила она.
– Это, зеркальная ты наша, жук-древоточец. Зимой он спал, весной проснулся. Ты особо не переживай, он не первый год в тебе живёт. Чесаться постепенно перестанет, в труху тебя не сжуёт. Это тебе не термиты какие-нибудь, вот они нашего брата за месяц изнутри выгрызть могут.
«Термиты, – подумала Янка, – древоточцы. Вот и все мои заботы. Вся жизнь – чесотка в боку. То есть в стенке. Ой-ой. Что-то я совсем одеревенела. Нет-нет, мне внутри меня жуков не надо! И, подождите, как это весна? Я же сюда в начале зимы попала…»
Янка окончательно проснулась.
– Граждане деревяшки! – сказала она вслух. – Посоветуйте неопытному трюмо, а как бы мне обратно в человека превратиться?
В ответ раздалось постукивание дверей и ящиков – мебель смеялась.
– Ну, точно тумбочка, – отскрипев пружинами, сказала кровать. – На что тебе такая суета? Вот у нас жизнь. Стоим себе… И стоим! И хватит болтать, спать пора. Окно, задёрни шторы, будь любезно.
Но поспать им на этот раз не пришлось. В комнату вошли хозяева.
* * *– Ну-ка подержи, – мужчина протянул женщине конец ленты рулетки. – Вот сюда, – он отошёл к стене, – как раз влезет.
Лента взвизгнула, сматываясь обратно в рулетку.
– А здесь мы поставим прикроватные тумбочки, помнишь, такие симпатичные?
Женщина показала, куда они собираются поставить тумбочки.
– Точно, дорогая!
Мужчина поцеловал женщину в щёку.
– Пойдём на кухню, снимем мерку для кухонного гарнитура. Я предлагаю, со столешницами под камень.
– Конечно, дорогой.
– Чтоб я в сундук превратился! Чтоб меня на дрова порубили! Чтобы во мне тараканы поселились, – запричитал шкаф, когда хозяева вышли. – Они же мебель менять собрались!
– И, похоже, во всей квартире. – Сервант нервно заколотил ящиками.
– А мебель менять, это плохо? – осторожно поинтересовалась Янка.
– Плохо? – шкаф даже подпрыгнул. – Это катастрофа! Повезёт, если нас продадут по дешёвке. Или отдадут молодожёнам. Или отвезут на дачу. Но мы уже не новые, совсем не новые. – Кровать возмущённо скрипнула. – Что ты скрипишь, до пола продавленная? Старые мы, да, старые! И нас могут просто выбросить! Порубить на дрова!
