Наталья Щерба - Сердце замка Форхедлин
– Хочешь есть? – неожиданно спросила девочка. Её голос показался мне очень грустным.
– Садись тогда, – девочка указала на один из бордовых плюшевых стульев с подушками, украшенными золотыми кистями.
Я кивнул, присаживаясь. Честно говоря, я устал от гнетущего великолепия замка и был рад поговорить с живой душой, кем бы она не была на самом деле.
Девочка, тем временем, хлопнула в ладоши и стол, тяжко ухнув, провалился вниз вместе с фарфоровой вазой.
– Как тебя зовут? – осмелился спросить я.
– Зови меня Флора, хорошо?
– Ладно, – я пожал плечами.
– Ты живёшь здесь? – вновь задал ей вопрос.
– Наверное, – девочка Флора неожиданно печально и глубоко вздохнула.
– А у тебя мало времени осталось, – продолжила она, бросая косой взгляд на часы.
Я тут же спохватился: песка в верхней ёмкости осталось всего лишь на треть. Подумать только, я продолжал держать часы в руках, исследуя комнаты замка, и ни разу не взглянул на них!
Под полом что-то залязгало, затрещало, и перед нами вновь появился стол, наверняка поднимаемый неким неведомым механизмом. Теперь на столе красовалась золотая скатерть со множеством серебряных блюд, из-под крышек которых поднимались немыслимые ароматы.
Чудовищным усилием я заставил себя подняться со стула и оторвать взгляд от еды.
– Мне надо найти самую высокую башню до рассвета, а ещё – разгадать загадку хозяина. Некогда пировать.
Едва заметная улыбка тронула губы девочки.
– Я очень хочу, чтобы ты разгадал загадку, Пауль Линдер, – сказала Флора.
Помолчав, девочка глубоко вздохнула. – Но совсем не уверена, что ты приблизился к раскрытию тайны.
Лишь только я выбежал в коридор, вновь появились золотые ангелы, но их личики, ещё недавно такие весёлые и озорные, стали совсем другими – горестными и скорбными.
– Зеркальная Зала, последняя! – огласили они похоронными голосами, и в моё сердце вновь прокрался страх. Не сразу я заставил себя перешагнуть через порог дивного помещения.
Зеркальная Зала казалась поистине бесконечной, и свет тысячи свечей с множества люстр и канделябров, казалось, вертится огненными спиралями в пространстве, отражаясь в неимоверном обилии зеркальных панелей. Пол украшала мозаика, наверное, составленная из нескольких миллионов разноцветных блестящих камешков: казалось, я иду по настоящему ковру из живых цветов.
И вдруг я увидел себя – встретился глазами со своим отражением. Моё лицо выглядело каким-то осунувшимся, а глаза – полубезумными, с тревожными огоньками на дне зрачков. И вдруг отражение криво ухмыльнулось и состроило мне рожицу.
– Ищи в глубине, – сказало мне зеркальное «я». – Ты никогда не узнаешь, где сердце замка, если будешь пялиться на то, что снаружи.
Дико заорав, я бросился вон из чудной залы, и преследовало меня до самых дверей моё же зеркальное отражение.
Ноги сами понесли наверх, по крутой винтовой лестнице, и знал я, что бегу в правильном направлении, лишь старался не смотреть на бронзовые часы, болтающиеся на поясе.
Хозяин уже поджидал, опираясь на палку. Он окинул меня задумчивым взглядом.
– Время истекло, – грозно произнёс он. – Говори же, Пауль Линдер, сын пекаря! Где, по-твоему, сокрыто сердце замка?
Мои мысли путались, лихорадочно и бессвязно, закрывая собой ту, единственно правильную. Я не был уверен в ответе.
– Наверное, – медленно начал я, – самое необычное место – статуя павлина в Музыкальной Зале… Никогда я не видел более диковинной птицы! Может, где-то там и сокрыто сердце Форхедлина.
Я чувствовал, что ошибся и, судя по злобной ухмылке, расползавшейся на уродливом лице Хозяина, это было именно так.
– Тогда – Зеркальная Зала! Нет, Столовая… О боже!
Старик расхохотался, и его смех был подобен грому Зевса, карающего и справедливого бога.
И тогда я упал на колени.
– Может быть, я не прав! – выкрикнул и, запинаясь, продолжил, – но… но замок жив, если в него верят люди. Я бродил по прекрасным залам, восхищаясь увиденным великолепием, я думаю, что даже разговаривал с его душой… Не знаю и не ведаю, где сердце замка, но уверен, что покуда я жив, Фордхелин навсегда останется в моём сердце!
И в горячем порыве я поцеловал холодные каменные плиты.
Розовые лучи осветили прекрасный сад, заиграли на золоте статуй, отразились в цветных витражах узких окон. Я поднял голову, ожидая смертельного удара Хозяина и замер.
Хозяин пошатнулся, схватился за голову и, глухо рыча, тоже упал на колени.
– Когда-то мой отец совершил непростительное дело, сын пекаря… – глухо произнёс он, закрыв лицо руками. – Он нанял много рабочих, чтобы выстроить Форхедлин. Работы закончились, когда мне исполнилось шестнадцать – чуть больше, чем тебе сейчас. Но мой отец тяжко заболел и на смертном одре выказал последнее желание: любить этот замок и верить в него с такой же силой, как и он. Но я знал, что как только смогу, обязательно уеду отсюда… Видишь ли, сын пекаря, я воспитывался в столице, был молод и красив, и жаждал вновь окунуться в радости придворной жизни. Отец почувствовал мою лживость и проклял меня: я не могу уехать из замка, пока кто-нибудь не поверит в Форхедлин не только глазами или расчётливым умом, но и сердцем. Простым человеческим сердцем.
Ведь покуда верит кто в красоту и совершенство каменных стен, до тех пор замок и продолжает жить… Теперь я свободен, ибо с этого мгновения ты – полноправный хозяин Форхедлина.
И старик исчез.
…Передо мной возвышалась мраморная статуя грозного бога.
И больше никого не было.
Моя рука крепко сжимала толстый свиток с красивой гербовой печатью, и я решительно не знал, что же делать.
Пожалуй, сначала я съем что-нибудь в чудесной Столовой.
А после широко распахну двери и ворота Форхедлина, открывая их навстречу людям, чтобы прекрасный замок навеки поселился и продолжал жить во множестве сердец.
