Владимир Сисикин - Сыщик
Тимофей вздрогнул и обернулся. Перед ним, холодно улыбаясь, стоял незнакомец в темных очках.
— А я и не тро… — начал было Тимофей и вдруг разозлился: — Ты кто такой тут выискался?! Командир, тоже мне! Может, я это вещественное доказательство как раз и хочу отнести куда следовает?
— «Куда следовает» уже рядом с вами, — веско сказал незнакомец и показал Тимофею удостоверение.
Козел посмотрел в книжечку, как обычно смотрел на уличные афиши: умно, внимательно, делая вид, что он грамотный. А портрет был похож.
— Поня-ятно, — протянул Козел.
И незнакомец спрятал удостоверение.
Ивану Ивановичу тоже очень хотелось заглянуть в книжечку, но попросить он постеснялся. Отведя Тимофея в сторону, Слон шепнул:
— Что там написано?
— Как вылитый, — сказал Козел. — Одно ухо торчком, другое набок.
— Он следователь?
— Вылитый. Только без очков.
Иван Иванович обратился к незнакомцу:
— Как вы вовремя, товарищ следователь! Простите, не знаю, как вас звать-величать.
— Шарик.
— А по батюшке?
— Да что там? Шарик, и всё.
«Какой хороший следователь, — подумал Иван Иванович. — Занимает такой пост, а скромный». И он уважительно представился;
— Слон Иван Иванович, обитатель, так сказать, этого дома.
Между тем Шарик отогнал Козла от мыла:
— Не топчитесь здесь, вы уничтожаете следы.
— Может, я их сам здесь ищу, — огрызнулся Тимофей.
— Для этого есть специалисты, — отрезал Шарик, доставая увеличительное стекло. — Вас, Иван Иванович, тоже попрошу отойти.
— Ухожу, ухожу, — поспешно сказал Иван Иванович и, стараясь ступать на цыпочках, неуклюже перебрался на асфальтовую дорожку. При этом он подумал: «Шенок щенком, а дело знает».
Тимофей же криво усмехнулся и пробормотал:
— Гляди, гляди! Пострелята — близнецы, значит, следы одинаковые, как обмылки.
— Воздержитесь от ненужных подробностей, — сухо ответил Шарик фразой, которую вычитал в одном детективном романе.
Но противный Козел оказался прав.
Сколько ни разглядывал Шарик следы и в стекло, и без стекла, они были неотличимы друг от друга. Даже мама-кошка не смогла сказать, кому какой принадлежит.
Шарик растерялся. До сих пор все шло по правилам, и вдруг на тебе!
— Хе-хе… — сказал Козел.
Шарик посмотрел на него через увеличительно искажающую лупу. Борода у Козла оказалась на лбу, а рога торчали изо рта, как моржовые клыки.
Шарику захотелось выхватить свой пистолет и — ба-бах! — застрелить это ехидное чудовище. Козел гнул свое:
— Надо сообщить куда следовает, пускай другого присылают. А сами пока разойдемся, чтоб тут ничего не нарушить.
— Ну что вы, Тимоша, в каждом деле бывают трудности, — пробасил Иван Иванович.
И вдруг оба уха у Шарика встали торчком! Это означало, что его лохматую голову осенила гениальная мысль.
Он обратился к близнецам.
— Захар нес мыло?
— Нес! — дружно подтвердили близнецы.
— Следовательно, — Шарик сделал эффектную паузу, — следовательно, его следы должны пахнуть чем? Земляникой! Ведь мыло земляничное, не так ли, Тимофей?
— Земляничное, — подтвердил Козел.
— Браво, Шарик! — воскликнул Слон, пораженный простотой и силой этого вывода.
А Шарик уже мчался по земляничному следу. Что-что, а нюх у него был отменный.
След становился всё свежее, свежее, словно пропавший котенок пробежал здесь минуту назад.
И вдруг след пропал!
Шарик резко остановился. Огляделся.
Он стоял посередине волейбольной площадки.
— Что-нибудь случилось, Шарик? — участливо спросил Слон.
— След пропал, — пробормотал сыщик. — Не может он здесь оборваться! — Ухо у него удрученно опустилось.
— Хе-хе, — вставил Козел, — может, кошан разбежался, крылышками взмахнул и на Луну полетел? У нас это просто.
— Ах, Тимофей, — укоризненно сказал Иван Иванович, — в такой момент, когда решается судьба ребенка… Ах!
Тут Шарик, разглядывая землю через лупу в том месте, где оборвался след, воскликнул:
— Ага!!! — и отрывисто спросил Марью Васильевну: — У Захара были особые приметы?
— Ага, — вставил Козел, — крылышки.
— Почему вы говорите «были»? — помертвев, прошептала Марья Васильевна. — Его нет… в живых?!
— Разве я сказал «были»? Я спросил, есть ли у Захара особые приметы.
— Есть, есть! Он… такой хороший.
— Не волнуйтесь. Подумайте. Я спрашиваю о приметах, которые отличали бы Захара от других близнецов.
Марья Васильевна подумала и сказала:
— Он самый хороший.
Все это время Иван Иванович, растопырив уши, похожие на два огромных серых зонта, напряженно прислушивался к разговору. Но вот, кашлянув, он робко подал голос:
— Простите… если могу быть полезен…
— Слушаю вас, — охотно отозвался Шарик, потерявший надежду получить нужные сведения от Захаровой мамы.
— Дело в том, — начал Слон, — что я неоднократно слышал, как один из обитателей нашего двора, некий Воробей Николай, неприлично обзывал Захара… Это выражение, как мне кажется, может послужить той самой особой приметой, которую вы…
Слон смущенно умолк, и его уши порозовели.
— Как же он его обзывал? — нетерпеливо спросил Шарик.
— Боюсь, что я не смогу повторить это ужасное слово.
Уши Ивана Ивановича растопырились и заполыхали, как два громадных красных зонта.
— Иван Иванович, — твердо сказал Сыщик, — этого требуют интересы дела.
— Ну хорошо, хорошо, я скажу. Воробей обзывал Захара… Он его называл… он дразнил его… рыжим.
Иван Иванович покраснел весь. Даже колени. И даже хвост. Мама Муркина воскликнула с негодованием:
— Какой же он рыжий?! Он очень светлый шатен! Я этому хулигану полхвоста выдрала за то, что дразнился, а вы, Иван Иванович, повторяете всякие гадости о моем сыне… Да я…
Шарик перебил:
— Вот еще одна улика! Стычка мгновенно прекратилась. Шарик продолжал:
— Рыжий во… Волос очень светлого шатена. Улики сходятся. Захар пропал здесь, посреди белого дня и…
Шарик, не закончив, поднял голову и посмотрел в небо.
В огромном небе плыло облачко, очертаниями отдаленно напоминавшее котенка. Котенок медленно-медленно взмахнул полупрозрачной лапой и растворился в синеве. Когда все опустили слезящиеся глаза к земле, на ней не было ни Козла, ни мыла.
Ветерок откуда-то донес слабый запах земляники.
Зрячий рассматривает слепца
Кап!
Ухо спящего Захара вздрогнуло, стряхнув воду. Снится Захару, что на солнечном песке борются, пыхтя, Котя и Кутя. А Катя говорит:
— Захарка, найди мне бантик для хвоста, а? Кап!
Ухо Захара опять дрогнуло.
Продолжается сон: идет Захар искать ленточку для сестренки или там, на худой конец, веревочку.
И вдруг вот он, бантик, летит по воздуху, всеми цветами радуги переливается, сверкает, кричит:
— А ну, Захарка, догони!
Бабочка!!! Вот это будет бантик!!!
Мчится Захар за бабочкой.
Она на волейбольную площадку, и он за ней. Подпрыгивает, растопыренными коготками по воздуху царапает, вот-вот поймает для Кати бантик.
Вдруг видит: на земле лежит мячик. Хорошенький такой мячик: наполовину красный, наполовину синий.
«Ой, — обрадовался Захарка, — наш мячик!».
Его недавно мама купила, а он пропал, на свалку ускочил и там пропал. Плакали, плакали, искали, искали — не нашли. А он вот где лежит — на самом видном месте!
Захар забыл про бабочку.
Лапку протянул, хотел поднять мячик, а он — что за диво — зашевелился и провалился в землю! Только круглая черная дырочка осталась. Захар наклонился в дырочку посмотреть, и вдруг оттуда высунулась страшная черная лапа и схватила котенка за шиворот. На месте маленькой дырочки образовалась целая дыра, и Захарка ухнул вниз, в темень. Свалился на сырую землю, а вверху светится отверстие, в которое только что упал. Какая-то стремительная фигу pa — раз-раз-раз — замуровала отверстие, стало темно…
Спит котенок, а лапками во сне бьет. Кап!
Вскочил Захар, головой мотает. Ух, как страшное Кап!
На земляной пол капля шлепнулась с земляного потолка. Стены земляные. Из стен, как бледные червяки, корни торчат. Дверь железная.
Темнота-а-а…
Хорошо еще, что Захар, как все кошки, в темноте отлично видит.
Сел Захар, подумал. Значит, снилось ему то, что наяву было. Куда же это он провалился? Куда его утянули?
Пошел, дверь толкнул. Закрыто. — Ма-а-ма! — крикнул. Тишина.
Поплакал Захар, поплакал, есть захотелось. Выдернул из стены корень, пожевал, плюнул.
