Светлана Лаврова - Отстаньте от людоеда!
— Ладно, мы, царевичи, люди простые, без капризов. Хоть он, хоть ты. Ешь.
— Что есть? — удивился папа.
— Меня, — объяснил царевич и слегка зевнул.
Папа немного замялся, и Леся пришла к нему на помощь:
— Подожди, дорогой, несу, несу, — нежно промурлыкала Леся и протянула кружку земляники. — Не ешь его без приправы, у тебя заворот кишок будет. Кардамону, к сожалению, нет, кончился, вот я землянику набрала.
— Что?! — страшным голосом рявкнул сообразительный папа. — Как нет кардамону?
— Был, да весь вышел, — развела Леська руками.
— Не буду без кардамону, — решительно сказал папа. — Не тот букет. Ну, что стоишь, как пень? Кардамон весь вышел, и ты иди. Повезло тебе, не съеденным уйдёшь.
Но царевич не уходил. Он помялся—помялся, а потом на цыпочках подошёл к папе и спросил его что—то на ухо. Папа посмотрел на него и грустно сказал:
— Молодой человек, мне стыдно за вас…
Царевич покраснел и быстро зашагал с холма. Почти побежал.
— Что он такое тебе сказал? — пристала Леська. — Почему тебе за него стыдно?
— Он спросил меня, кто такой Кардамон и куда он вышел, — фыркнул папа.
Пожалуй, с первым претендентом на съедение они справились неплохо.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Движение на дороге было довольно оживлённым. Не успел Иван—царевич растаять вдали, как показалась пыль от скачущего верхом Василия—царевича. Папа обвязал голову лесиной косыночкой и изобразил зубную боль, а на случай, если Василий—царевич окажется совсем тупым, он пояснил:
— Жуб болит. Шпасу нет.
— Ишь ты, — посочувствовал Василий—царевич. — И давно маешься?
— Шо вчерашнего, — прошамкал папа. — Кишка предыдущего царевича между жубами жаштряла, вот жуб и болит.
— Да что ты! — разволновался царевич. — Да у тебя же заражение крови начнётся! Открывай рот, я вытащу, что там застряло.
Папа хотел возразить и опрометчиво открыл рот, чтобы сказать: «Спасибо, не надо», но Василий-царевич засунул в открытый рот свой меч и начал там шуровать. Папа в ужасе замычал, но Василий-царевич осек:
— Стой спокойно, а то язык нечаянно отрежу. Меч острый. Или тебе щитом по кумполу дать вместо наркоза?
Папа замер, боясь пошевелиться. Пора было Леське прийти на помощь. Она на цыпочках подкралась к царевичу и завопила что было сил:
— Вот он! Вот он! Вылетел!
Василий-царевич от неожиданности вздрогнул так, что разрезал бы папу пополам, но, к счастью, папа вздрогнул синхронно, и они подскочили одновременно, как в балете.
— Ура! — опять заорала Леся. — Операция увенчалась успехом!
Василий-царевич нехотя вытащил меч из папиного рта.
— Что—то я не видел, как он выскочил, — подозрительно сказал он.
— Выскочил—выскочил, — подтвердил папа. — Больше ничего не болит. Спасибо за помощь. Хотел бы я оказать тебе когда-нибудь такую же услугу. Ух, я бы тебя…
— Это был мой долг, — серьёзно сказал Василий-царевич. — А теперь ешь меня.
— Ну уж дудки, — обрадовался папа. — После лечения зубов два часа есть нельзя. Если хочешь, жди два часа.
— Недосуг мне, — вздохнул Василий-царевич. — И так задержался. Ты уж извини, друг.
Вскочил на коня и уехал.
— Не буду я больше зубную боль изображать, — поёжился папа и отдал Лесе косыночку. — Небезопасно. А тебе спасибо, выручила. Все-таки от детей иногда и польза бывает…
«Я вообще очень полезная, — подумала Леська. — Я еще докажу, на что я способна».
ГЛАВА ШЕСТАЯ
После Василия-царевича народ повалил валом. Стройными первомайскими колоннами шли Дмитрии-царевичи, Афанасии-царевичи, Симеоны-царевичи, как поодиночке, так и с Еленами Прекрасными, Василисами Премудрыми и Варварами-красами-длинными-косами.
Папа лежал на вершине холма и громко стонал, изображая боли в животе от съедания недоброкачественного царевича. Все подходили, сочувствовали и уходили несъеденными. К полудню толпа начала спадать.
— Всё, — вскочил папа, когда дорога опустела. — Честно отработали, пора и перекусить.
— Минуточку, — подскочил какой—то запоздавший царевич. — Извините, я задержался.
— Ничего не могу сделать, — развёл руками папа, — обеденный перерыв. Ты не в курсе, парень, где тут ближайшая столовка?
— Так это… того… — замялся царевич. — Нету у нас трактиров для людоедов.
— Да я не гордый, и обычную еду могу употребить, — великодушно сказал папа.
— Тут вообще никакого жилья нет, дикие места, полное безлюдье.
— Ага, безлюдье, с утра толпы, как в автобусе в час пик, — проворчал папа. — И есть хочется… И ребенок некормленый.
— Собственно говоря, я могу предложить разделить мою скромную трапезу, — нерешительно предложил царевич — Мне Баба Яга много чего в торбу насовала.
— Да? — обрадовался папа. — Ну, спасибо. А у нас земляника есть в неограниченном количестве. Устроим пикничок.
Царевич разложил на вышитом полотенце краюху хлеба, масло, творог, варёную курицу и туесок мёда.
— Замечательно, — одобрил папа. — Тебя как звать-то, царевич?
— А я не царевич, — сообщил парень. — Я — Андрей-стрелок. Из простых мы.
— Леська, не макай курицу в мед, — сказал папа.
— Она же вареная, ей уже ничего не повредит, — сказала Леська. — Я понимаю, если б я живую курицу в мед окунала. Дядя Андрей, а конфет у вас нет? А то мама мне велела не объедаться конфетами, а их нет. И расскажите чего-нибудь.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Андрей-стрелок оказался очень милым молодым человеком, но невезучим, каких мало. За трапезой он рассказал, как не везло ему в юности с девушками, и он с горя женился на какой—то случайной знакомой голубке. Правда, голубка попалась сознательная, тут же превратилась в женщину, но тут пришла другая беда. Позавидовал царь, что у Андрея-стрелка такая оригинальная жена птичьего племени и решил отобрать её у мужа. Он постоянно посылал Андрея-стрелка в заграничные командировки (то на тот свет, то за котом Баюном), а в этот раз вообще велел принести то-не-знаю-что, а за невыполнение грозил голову с плеч. Чтобы, значит, в отсутствие папаа жену к себе переманить или (в случае летального исхода) на вдове жениться.
И где искать то-не-знаю-что, ни Андрей-стрелок, ни жена его Марья не представляли. Семья рушилась, и ничего нельзя было сделать.
— Папа, помоги человеку, — попросила Леська. — Только я уже большая, сказку про Андрея-стрелка читала давно и не помню, что означает «то-не-знаю-что».
— Я тебя взял с собой как знатока сказок, а ты… — проворчал папа. Потом расстегнул браслет электронных часов, снял их с руки и протянул Андрею-стрелку:
— Возьми.
— Это что? — не понял Андрей-стрелок.
— Это то-не-знаю-что, — пояснил папа.
— О-о-о, — с уважением протянул Андрей-стрелок. — А для чего оно?
— Не скажу, — сказал папа. — Если ты будешь знать, что это такое, то это уже не будет то-не-знаю-что. Возвращайся к царю и не сомневайся: он даже не представляет, что это такое.
Андрей-стрелок поблагодарил и отправился обратно, но было видно, что он очень не уверен в том, что из этого выйдет. А зря. Как показали дальнейшие события, царь не смог догадаться, что это такое, отстал от Андреевой жены и всё свободное время проводил в диспутах о назначении того-не-знаю-чего. Вот однажды собрал он всех мудрецов своего царства и сказал: «Кто дознается, что это такое, тому отдам полцарства и бочку солёных рыжиков в придачу». И тут появился Ходжа Насреддин и сказал …
Впрочем, это уже совсем другая сказка.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Без часов время определить было трудно, но по приблизительным подсчётам оно приближалось к двум часам пополудни.
— Пора перебираться в сказку «Мальчик-с-пальчик», — сказал папа. — Нельзя опаздывать, еще подведем соседа.
— Погоди, вон кто-то скачет, — заметила Леся трёх всадников.
Всадники на чахлых лошадках подъехали ближе. Это были странного вида мужичонки в красных кафтанах, с чернильницами, привязанными к поясам и гусиными перьями за ухом. Из-за перьев они смахивали на трёх сбрендивших Чингачгуков.
Они спешились, и один из них достал из шапки какую-то бумагу и начал читать скрипучим голосом:
— Указ. Во оноже число некоего месяца сего года получена жалоба от Афиногена-царевича на Людоеда. Что якобы означенный обязанности свои благолепно не справляет, никого из нуждающихся в сём не ест, а праздно на травке валяется и при вопросах врально отговаривается пустыми причинами, как-то животной болестью або поносом неприличным. Поелику повелеваем учредить комиссию из трёх достопочтенных дьяков примерной нравственности, дабы проверили они сей донос и бездельника Людоеда наказали с пристрастием. Царь (подпись неразборчива).
Дьяк закончил читать и подбоченился, сделав паузу, видимо, чтобы подсудимый понял всю серьёзность ситуации. Но это он сделал зря, потому что папа тут же вклинился в паузу:
