Сакариас Топелиус - Старый домовой Абоского замка
Привратник внимательно слушал домового и следовал за ним из одного зала в другой, из одного подземелья в следующее. И вот однажды они пришли к Полой башне.
— Не хочешь ли спуститься ко мне вниз и поглядеть, как я живу? — предложил домовой.
— О да, — не без тайного трепета ответил привратник. Но любопытство взяло верх: в Полой башне он никогда не был.
Они спустились вниз, домовой впереди, привратник позади. Внизу было темно, хоть глаз выколи, страшно холодно, сыро и смрадно.
— Разве я не уютно устроился? — спросил домовой.
— Разумеется, уютно, коли вам по вкусу, — вежливо согласился Маттс Мурстен. И в тот же миг наступил на лапку дохлой крысы так, что она хрустнула у него под ногой.
— Да, у вас, людей, какая-то удивительная страсть к солнечному свету и воздуху, — засмеялся домовой. — У меня же есть то, что гораздо лучше. Приходилось ли тебе дышать более целительным воздухом?! А свет, который есть у меня, куда лучше солнечного, вот увидишь. Мурра, старая троллиха, где ты пропадаешь? Иди сейчас же сюда и посвети моему собрату по ремеслу.
При этих словах что-то черное прокралось едва слышными шагами из самого отдаленного угла, влезло на камень и вытаращило два огромных сверкающих зеленых глаза.
— Ну как, по душе тебе мое освещение? — полюбопытствовал домовой.
— Это кошка? — спросил привратник, одержимый тайным желанием очутиться подальше отсюда.
— Да, сейчас Мурра — кошка, но она не всегда была кошкой. Она сторожит мой двор и остается моей единственной собеседницей. Она добрая тварь, когда не злится. Безопасности ради не подходи к ней слишком близко. Я могу обойтись без общества, но мне нужна дворовая стража. Хочешь посмотреть мою сокровищницу?
— Благодарю покорно, я не любопытен, — отвечал привратник.
Он мерз и думал про себя, что сокровища домового, верно, так же «замечательны», как воздух и освещение в его башне.
— Как прикажешь! Сдается мне, ты принимаешь меня за нищего, — обидчиво сказал домовой. — Иди сюда, погляди!
С этими словами он отворил маленькую заржавелую дверцу, которая пряталась в самом темном углу, подо мхом, плесенью и паутиной. Кошка Мурра прокралась через эту дверцу и осветила своими сверкающими глазами подземелье, набитое золотом, серебром и драгоценными камнями, богатой придворной одеждой, великолепными доспехами и прочими сокровищами. Домовой оглядел все эти драгоценности с каким-то жадным удовлетворением. А потом похлопал своего гостя по плечу и сказал:
— Признайся, Маттс Мурстен, что я вовсе не такой бедняк, каким ты по простоте душевной меня представлял. Все это мое, захваченное по праву имущество. Всякий раз, когда в замке случался пожар или его разоряли враги, я невидимкой бегал по залам, подземельям и прятал несметные сокровища, которые, как считают, стали добычей огня или недруга. О, как прекрасно быть таким богачом!
— Но что вы делаете со своим богатством, вы, который так одинок? — осмелился спросить привратник.
— Что я с ним делаю? Я любуюсь им дни и ночи напролет, я сохраняю, я защищаю его. Разве я в таком окружении одинок?
— Ну а если кто-нибудь придет и выкрадет ваше сокровище?
Мурра поняла вопрос и рассвирепела. Старый домовой крепко схватил своего испуганного гостя за руку и, не ответив, повел его к другой, железной, дверце, которую он слегка приотворил.
Оттуда слышался ужасный рев, казалось, рычат сотни хищников.
— А ты не думаешь, — воскликнул хриплым от гнева голосом маленький старичок, — ты не думаешь, что несчастные людишки уже не раз жаждали захватить мои сокровища! Здесь лежат эти разбойники, связанные по рукам и ногам. Все они теперь — волки, и если у тебя есть охота сделать то, что пытались сделать они, ты разделишь их участь.
— Боже, сохрани нас, — вздохнул кроткий привратник.
Когда домовой увидел, как испугался его гость, к нему вернулось его хорошее настроение, и он сказал.
— Не принимай это так близко к сердцу. Ты честный малый, Маттс Мурстен, поэтому ты узнаешь еще кое-что. Ты видишь здесь и третью железную дверцу, но ее не смеет открыть никто, даже я. Глубоко внизу, под фундаментом замка, сидит тот, кто гораздо старше и гораздо могущественнее меня. Там сидит старый Вейнемейнен[9], окруженный своими спящими воина-ми, и все ждет и ждет. Борода его гораздо длиннее моей. А когда она вырастет так, что сможет обвиться вокруг каменного стола, тогда наступит конец его заточению. Борода растет с каждым днем, и каждый день он проверяет, хватит ли ее, чтобы обвить вокруг стола. Но как только он видит, что еще немного недостает, он очень грустит, и тогда звуки его кантеле[10] так отчетливо доносятся сквозь толщу скал, что к ним прислушиваются даже старые стены замка. А здешняя река на воле выходит из берегов, чтобы лучше слышать. И вот его богатыри просыпаются, поднимаются во весь рост и ударяют мечами о щиты с такой силой, что своды замка сотрясаются.
Ну а теперь, мой друг Маттс Мурстен, разумнее тебе отправиться наверх, к людям. А не то услышишь больше, чем в силах выдержать. Но я чуть было не забыл, что ты мой гость и тебя нужно угостить. Могу себе представить, что тебя не прельщают такие лакомства, как студень из паутины и приправленная пряностями вода из лужи… Не стесняйся, говори начистоту. Хочешь кружку пива? Иди за мной, у меня есть немало всяких припасов. Часто я удивлялся, как это я умудряюсь хранить разный ненужный хлам, но теперь я вижу, что он все же на что-нибудь да и сгодится.
Домовой вытащил из сокровищницы серебряный кубок и налил в него блестящую темно-коричневую жидкость из большой дубовой бочки. Привратник сильно озяб и не мог отказать себе в удовольствии отведать пива; он счел, что оно ничуть не хуже самого благородного вина. Привратник даже осмелился спросить, откуда у домового такой драгоценный напиток.
— Это не что иное, как оставшаяся от герцога Юхана бочка знаменитого финского пива. Оно настаивается с годами, как моя вода из лужи. Сохрани кубок на память обо мне; но не говори об этом никому ни слова. Таких кубков у меня сотни.
— Спасибо вам, батюшка домовой, — поблагодарил его старый Мурстен. — Могу я пригласить вас послезавтра на свадьбу? Это, ясное дело, дерзость с моей стороны, но моя правнучка, малютка Роза, выходит замуж за фельдфебеля Роберта Флинту, и это будет большая честь, если… если…
Но тут вдруг старику пришло на ум: а как отнесется священник к домовому? И он осекся.
— Я подумаю, — заметил домовой.
Вскоре они вернулись в подземелье замка под Полой башней. Когда старый Мурстен почувствовал, что легкие его наполняются свежим воздухом, ему показалось, будто никогда прежде не дышалось ему так легко. «Нет, — подумал он, — за все сокровища тролля я еще раз в эту ужасную башню не полезу».
И вот в старом замке принялись убирать, скрести и мыть. Ведь будут играть свадьбу! И вовсе не какая-нибудь там барышня из замка в шитом серебром платье выходила замуж за рыцаря с развевающимся на шлеме султаном из перьев и звенящими шпорами. Нет! То была всего-навсего молоденькая девица из Або в домотканом хлопчатом платьице. Но вы бы видели, как пригожа и хороша была малютка Роза! Бойкий фельдфебель из батальона метких стрелков дал ей понять, что если она только захочет, то со временем может стать генеральшей, когда он сам выбьется в генералы. Малютка Роза сочла это вполне вероятным и дала слово для начала стать фру фельдфебельшей.
Но у Роберта Флинты был соперник, его двоюродный брат по имени Чилиан Грип. И он положил глаз на малютку Розу, да-да, и он тоже! Но не столько ради ее собственной маленькой персоны, сколько ради денег, которые, как он полагал, она получит со временем в наследство. Удача Роберта Флинты привела его в страшную ярость, и он решил, посоветовавшись со своей мамашей Сарой, самой зловредной старой сплетницей в Або, попытаться выведать, как бы одержать верх над соперником. Но не успел Чилиан ахнуть, как в церкви состоялось оглашение имен жениха и невесты.
Все приготовления к свадьбе удались сверх всяких ожиданий. Пшеничные сухарики поднялись на дрожжах, как булки, кладовые, словно сами по себе, ломились от яств. Крысы хотели было к ним подобраться, но все до единой попали в капканы. Казалось, весь замок помолодел, все разбитые стекла стали вдруг целыми, сломанные лестницы были починены, сдутые ветром печные трубы поднялись заново. Люди не уставали диву даваться, но старый-то привратник хорошо знал, кто виновник всех этих дружеских забот. Ему бы следовало испытывать только благодарность, а он вместо этого думал про себя: «Что скажет священник, когда войдет старый домовой и вывернет свою мерлушковую шапку мехом наружу?»
Настал день свадьбы, явились гости, но домовой не показывался. С облегчением вздохнув, привратник присоединился к свадебному веселью. И музыка, и танцы, и речи были такими прекрасными, ну прямо под стать настоящему фельдмаршалу, а не только тому, кто намеревался стать генералом. Малютка Роза была так хороша и казалась такой счастливой в своем простом белом платьице с цветком шиповника в волосах, что никто уже давным-давно не видывал столь прелестной невесты. А Роберт Флинта выступал во время полонеза с таким достоинством, словно был уже по меньшей мере генералом.
