Яльмар Бергман - Принцесса Линдагуль и другие сказки
А тут отец с матушкой вернулись. Увидели они своего сынка посреди огромного стада коз, да так тут же и сели. Рассказал им Улле свою историю, а они только руками всплеснули да заохали.
Кто бы это мог быть? Ну, который играл на дудочке и позвал коз? Похоже на троллевы проделки, на волшебство, но не может быть, чтобы старый тролль выказал вдруг такую доброту?!
– Нет, это не он, – сказал Улле. – Хоть брови у него и густые, но они вовсе не похожи на кусты. И хоть рот у него большой, но всё же не до ушей. И никакой волчьей лапы на левой руке у него нет. Она только обмотана шейным платком, потому что рука у него болит.
– Ой! Ой! – закричали торпарь, его жена и все люди, что столпились вокруг козьего выгона. – Стало быть, это был всё же старый тролль; это он как раз и перевязывает свою волчью лапу, чтоб его не узнали, когда он рыщет по округе.
Улле без конца оглядывался по сторонам. И всё не мог понять, как это получилось: не вязался подарок тролля с тем, что о нём рассказывали, об этом старике.
– Ну, стало быть, и старые тролли могут быть добры, да, и они тоже, – наконец сказал Улле.
И никто из тех, кто видел коз с козлятами, перечить ему не стал. Однако ни один человек на свете прежде в это не поверил бы.
Кожаный мешок
На камне в глухом бору сидел Никлас, а рядом с ним стояла корзина, полная древесной коры. Он собрал её, чтобы жена добавила её к скудному запасу спорой[2] ржаной муки, которую ему выплатили за подённую работу в господской усадьбе.
А иначе этой муки не хватило бы на все голодные рты в его лачуге! Однако же Никлас так устал и был в таком отчаянии, что не мог идти дальше, прежде чем немного не передохнёт. И вот он сидел, думая о том, когда же придёт конец великой нужде, что обрушилась и на него самого, и на его соседей. Засуха сожгла почти все посевы и всю траву, а в ту страну, где свирепствует засуха, всегда приходят следом голод и нужда. Тысячи людей и целые стада скотины умерли или пали с голоду, да и кто знает, скольким суждено пережить грядущую голодную зиму.
Вдруг он услышал скрежет лопаты, который бывает, когда она наталкивается на мелкие камешки. Сквозь кусты, возле которых он сидел, Никлас увидел старого тролля, вскапывающего землю под высокой сосной.
Тролль работал не разгибая спины, пыхтел, но дело у него спорилось. Вскоре он, отбросив лопату, вытащил большой кожаный мешок и развязал его.
В тот же миг рядом с троллем на краю ямы слегка приподнялся большой камень и показалась голова старой троллихи.
– Послушай-ка, муженёк, – сказала она, – ты не забыл, что тебе надо посеять шесть зёрнышек пшеницы вместо четырёх? Муки-то мне для пирушки побольше надо!
– Хорошо, что напомнила об этом, – ответил, почесав голову, старик, – но я и сам бы не забыл.
Старая троллиха исчезла, закрыв лаз вместо творила камнем. А Никлас подивился: какой же добрый урожай можно получить из шести зёрнышек пшеницы!
Однако старый тролль отсчитал шесть пшеничных зёрнышек из кожаного мешка, завязал его и снова спрятал. Потом посадил по одному зёрнышку в каждом углу поля, а два – посередине да и уселся в траву с таким видом, словно чего-то ждал.
Никлас тоже стал ждать вместе с ним: очень уж хотелось поглядеть, что из всего этого получится. И вскоре на его глазах случилось настоящее чудо. Там, где были посажены зёрнышки, проклюнулись зелёные стрелочки и тут же полезли из земли всё новые и новые росточки. Они тянулись в вышину, покрывались колосьями, и внезапно перед Никласом раскинулось и заколыхалось целое пшеничное поле. Колосья набухали, желтели и стали под конец такими тяжёлыми, что свисали до самой земли.
Тогда старый тролль топнул оземь ногой, и из-за каменных глыб и земляных куч выползла целая орава маленьких троллят. Они вырывали пшеницу с корнем, отряхивая тяжёлые колосистые снопы в огромные мешки, которые притащили с собой. И посыпались из колосьев спелые, золотистые зёрна. Когда мешки наполнились доверху, троллята взвалили их себе на спины и исчезли вместе со старым троллем. Исчезли словно дым среди кочек и горных расселин.
– Вот это урожай так урожай! – сказал самому себе Никлас и отправился в поле – поглядеть, не достанутся ли ему какие-нибудь брошенные колоски.
Но троллята, верно, поработали на славу – в поле не осталось ни одного зёрнышка. Землю устилала одна лишь сухая, смятая солома.
«Пойду-ка я лучше к той сосне да возьму мешочек. Такой урожай мне по душе пришёлся», – подумал Никлас.
Но, освободив корни сосны от мха и земли, Никлас не обнаружил ни малейших следов мешка, и, сколько он ни разрывал землю руками и острым камнем, ему так ничего и не удалось найти. А время шло, близился полдень. Пора было идти на подёнщину. В конце концов Никлас взял корзинку и отправился с ней домой. А поиски клада решил отложить до следующего дня. Утром, едва рассвело, он снова отправился в лес, взяв с собой лопату.
Но когда он подошёл к тому месту, где вчера было поле, оно уже исчезло, а хуже всего то, что он не мог узнать сосну, под которой лежал кожаный мешок. Никлас стал в надежде копать то под одной, то под другой сосной, но всё напрасно. Он так упрямо копал, что не замечал времени и опоздал на подёнщину. Староста отругал его и урезал долю ржаной муки, которая причиталась ему в уплату за труды. Но это его ничуть не остановило. На другой день он уже снова был в лесу, снова опоздал на подёнщину и снова у него урезали долю муки. Жена плакала, ругала его, что он слоняется по округе, словно бродяга с просёлочной дороги, и сетовала, что Никлас заставляет её и детей голодать. Ни словом не выдал Никлас, чем он занимается, потому что знал: тот, кто ищет клад, если хочет найти его, не должен об этом говорить.
Однажды утром, когда он, как обычно, рыл землю, увидал его случайно какой-то старый торпарь и давай над ним насмехаться.
– Так, так, любезный мой Никлас, ты хочешь найти клад, – уязвил его старик. – Однако днём тебе это не удастся. Человеческим рукам никогда, кроме как ночью, не добраться до троллевых сокровищ.
– Ах так, – сказал Никлас и бросил лопату, потому как знал, что старый торпарь сведущ во всех тайных, скрытых от людей делах. – Тогда попытаю-ка я счастья ночью.
Но старик только засмеялся в ответ.
– Невелика от этого польза. Невелика польза, – повторил он. – Если кто и найдёт клад, он не сможет вытащить его наверх, прежде чем взойдёт солнце. За это же время тролли так запугают, что не захочешь и клада, а выпустишь сокровище из рук или же вымолвишь какое ни на есть словечко, а сокровище – раз! – и исчезло. И оглянуться не успеешь! Тролли-то знают немало волшебных заклятий. Они нашлют на того, кто ищет клад, шипящих змей и прожорливых волков, так что хоть бы ноги унести. Ищи, любезный Никлас, ищи клад, коли тебе это по душе. Только, боюсь, ничего тебе не найти.
С этими словами заковылял старый торпарь дальше, рассказывая всем и каждому, кто только хотел его слушать, о том, что Никлас ищет клады в лесу.
Вся округа смеялась над Никласом. А жена его лила слёзы и бранила мужа за все его глупости. И он и вправду перестал ходить в лес по утрам. Однако же вместо этого стал ходить туда по ночам, когда все другие спали. Поутру же возвращался он такой сонный и усталый, что не в силах был справлять подённую работу и получал муки ещё меньше прежнего. В лачугу его пришла настоящая нужда, да и сам он голодал, отощал, кожа да кости стал.
И всё-таки продолжал искать клад, потому что найди Никлас клад – и он стал бы счастьем и спасением не только для самого Никласа, жены и детей, но и для всей страны.
Однажды ночью, только Никлас подошёл к камню, на котором в первый раз сидел, подсматривая за старым троллем, взошёл месяц. И тут вдруг будто пелена спала с глаз бедняка, он тотчас узнал сосну, под которой старый тролль спрятал кожаный мешок.
Несколько ударов лопатой – убраны слой земли и камни, и вот уже виднеется что-то круглое, толстое и гладкое!
Мешок! Ведь это кожаный мешок!
Никлас отчётливо видел его при свете месяца. И, дрожа от радости, начал окапывать мешок, чтобы легче было приподнять его. Потом он нагнулся, обхватил обеими руками мешок, приподнял его и стал тащить. Но не тут-то было, мешок прочно сидел в земле.
Казалось, будто кто-то крепко-крепко держит его снизу.
Никлас изо всех сил тянул мешок, дёргал его и рвал. Но всё напрасно. У того, кто ему противился, была такая хватка, словно вместо пальцев у него железные клещи.
«Ладно, – подумал Никлас, встав на колени возле ямы, – видно, ничего больше не остаётся, как простоять здесь до самого раннего утра. Только бы не напали на меня чудовища».
Вглядываясь в кустарник, он прислушивался к малейшему шороху. Вскоре он и вправду услыхал какой-то хруст и треск, и из кустов прямо на него выскочил страшный, мерзкий волк с разинутой пастью.
