Валентин Беспалов - Волжские сказки
К таким-то приятным хозяевам и гости хорошие. Мыкались неприкаянно по белому свету три дружка закадычных — Голод, Холод да Пустодуй. И совсем уж было пропали, как вызнали нечаянно про Лень-матушку да сынка её Лентяюшку. А вызнали, обрадовались — дальше некуда. Вот она и крыша над головой!
Непрошеный гость норовит хозяином стать. Пустодуй без спросу двери рванул, окна напрочь выбил, по углам зашнырял. Тесно показалось. Лень-матушку вместе с подушкой-душкой в окно выкинул, Лентяюшку с печи спихнул, да и ну по полу катать, приговаривать:
Стучит-бренчит по улице —
Фома катит на курице,
Ерема на кошке
Туда же по дорожке.
— А где моя доля забавы? — не утерпел Холод. Да и ну Лентяюшку щипать-пощипывать, приговаривать:
Скок-поскок, поскок,
Молодой козелок.
По капусту пошёл,
Хворостину нашёл!
Тут и Голод раззадорился, хвать Лентяюшку за живот, да и ну припевать-приговаривать:
Тюшки-тютюшки,
Пряники-ватрушки.
Маковый рожок,
Сладкий пирожок.
Кое-как выдрался Лентяюшка из рук веселых дружков, и откуда чего взялось! Дрова рубит, огонь в печке голубит, капусту режет, пшено моет, тесто замешивает, приговаривает:
Мы с работой вдвоем
Пустодуя уймем,
Холод прогоним,
Голод заморим.
Ладушка и Пряник
Несут и несут царевне Ладушке богатые подарки женихи из дальних и ближних сторонок, а царевна Ладушка от подарков отказывается, говорит:
— Подарки хороши, да не для моей души. Что мне делать в чужедальней сторонушке? Буду я там скучать по родному солнышку, по теплому подсолнышку, по веселому одуванчику!
А как женихам быть? И сказать бы, что и сторонка невесты приятна, можно бы и здесь остаться, да язык на такие слова не поворачивается. B своем-то царстве-государстве жить хозяином, а в чужом — гостем. А гостю одна доля — на дверь смотреть. Не пора ли, гостенёчек, и домой?
Оттого женихи ещё богаче подарки несут. Вдруг какой и соблазнит Ладушку, пойдет она за ним в чужедальнюю сторонушку чужедальние утехи искать.
А Ладушка смотрит на богатые подарки, вздыхает: «Подарки-то хороши, да не для души. Ни тебе солнышка, ни тебе подсолнушка, ни тебе одуванчика».
И вдруг слуга эдак брезгливо, двумя пальчиками, подает Ладушке печатный пряник. Понимай так: слуга и не взял бы этого пряника, да глупый девичий приказ все подарки подряд нести заставляет. Выходит, не его, слуги, воля дешевый деревенский пряник показывать на посмешище чужедальних женихов.
А царевна как глянула на пряник, вспыхнула маковым цветом: «Родной пряник-то! Свой!» И торопится:
— А где хозяин пряника?
Дальние да ближние женихи переглянулись, усмехнулись. Видать, позабавиться хочет царевна с деревенщиной!
А хозяин пряника тут как тут. Не Иванушка, а прямо печатный пряник — в липовых лапоточках, в пестрядинных штанах, в ситцевой рубашечке. Да ещё нахально к женихам придвигается. Таким-то пряником — и в калашный ряд?
— Это что ещё за пырей? — отодвинулись женихи от ситцевой рубашечки.
— Не пырей, а одуванчик, — взглянул Иванушка на Ладушку.
— Это что ещё за чертополох? — отодвинулись женихи от пестрядинных штаников.
— Не чертополох, а подсолнушек, — взглянул Иванушка на Ладушку.
— Это что ещё за лопух? — отодвинулись женихи от липовых лапоточков.
— Не лопух, а красно солнышко, — взглянул Иванушка на Ладушку.
— Эк, вознесся! — закипятились женихи. — Сейчас мы тебя на свое место поставим!
— Да я не о себе, я о невесте! — ясным голосом сказал Иванушка. — А разве не так? Да и то! Дома у себя она — солнышко, а в чужедальней сторонке — подорожничек.
Вскочила царевна Ладушка со скамеечки, захлопала в ладоши:
— Сказано — сделано! Поставили женихи тебя, Иванушка, на своё место! Быть тебе для меня и одуванчиком, и подсолнушком, и красным солнышком!
Что женихам делать? Не хотели, а забрали свои богатые подарки да и разъехались по своим дальним и ближним сторонкам.
Ах, ладушки-ладушки,
Сказочка у бабушки
На крылечке у ворот
Нас с тобою в гости ждет.
Лисичка и Медведь
Пробиралась Лисичка по березничку, глядь-поглядь, Медведь валяется около своего плетня, пристанывает. Шуба в клочьях, на лбу шишка, скула набок.
— Что с тобой, Мишенька? — полюбопытствовала Лисичка, а сама за плетень нос тянет, узнать, на месте ли амбар.
Амбар оказался на месте. А щеколду откинуть — для Лисички не задача. Поэтому поуспокоилась, переспросила:
— Что с тобой, Мишенька, где ж тебя так отполировали?
— А на пасеке, — простонал Медведь. — Позавчера ходил — ничего, вчера ходил — ничего, а нынче на кол напоролся. Ни встать, ни сесть, ни дух перевесть.
«И чего старик пасечник совсем не прибил его?» — подосадовала Лисичка и наставительно сказала:
— Знать бы надо Мишенька: на первый раз прощается, на второй — предупреждается, на третий — запрещается. Два разочка бы сходил, а на третий — на лавочке бы посидел, песенку бы спел. А сама через плетень да к амбару. Щеколду в сторону, да к бочке с яблочным соком, да за лосятинку. Вскоре и песенку заиграла.
Медведь у плетня глазами хлопал. Разорвать бы Лисичку за грабеж, а не встать.
А Лисичка в амбаре хороводилась-хороводилась, набрала туесок яблочного сока, лосятины прихватила — и на свое подворье.
На второй день опять Лисичка тут как тут. На Медведя и внимания никакого, сразу в амбар. И пошел пир горой, похлеще вчерашнего. Медведь — и встать бы, а земля ещё не пускает.
А Лисичка в амбаре все вверх дном, да с песнями мимо Медведя, хвостищем по глазам. Дескать, знай наших!
От такой-то обиды откуда у медведя и силы взялись. Встал, кол из плетня выдернул.
На третий день Лисичка к амбару, а Медведь загривок её в горсть, хрипит:
— На первый раз прощается, на второй — предупреждается, на третий — запрещается!
Видит Лисичка — конец приходит, о третьем разочке запамятовала. Глянула на здоровенного Медведя, на здоровенный кол и не то чтоб в беспамятстве, укорила:
— И это мне в благодарность, что быстро на ноги поставила?
У Медведя глаза на лоб, расстроился от таких речей, лапы развел. А когда в чувство пришел, только и увидел рыжий хвост в березничке.
Старик и Волк
Прослышал Волк: завелась у старика скотинка. А раз так, отчего бы на даровщинку и не попользоваться? Заявился под окошечко да и запел:
Старик да старушка
Живут на горушке
В теплой избушке.
У старика и старушки
За печкой телушка,
А внизу, под печкой,
Три ягненка с овечкой!
Старик, отдай ягненка,
А то схвачу телёнка!
Старик лежит на печке, думает: «Только начни! Отдам одного — потребует второго, отдам второго — потребует третьего. А там подавай и овечку, и телушку. И старушку! Известно, аппетит во время еды приходит!»
Волк песню спел, можно было бы и закусить ягненком, а дверь заперта! Щеколду бы и выбить, а вдруг у старика ружьё?
На вторую ночь Волк заявился под окошечко и запел:
Старик да старушка
Живут на горушке
В теплой избушке.
У старика и старушки
За печкой телушка,
А внизу, под печкой,
Три ягненка с овечкой!
Старик, отдай ягненка,
А то схвачу телёнка!
Старик лежит на печке, думает: «Только начни! Отдам одного — потребует второго, отдам второго — потребует третьего. А там подавай и овечку, и телушку, и старушку! Известно, аппетит во время еды приходит!»
Волк песню спел, можно было бы и закусить ягненком, а дверь заперта! Щеколду бы выбить, в а вдруг у старика ружьё?
На третью ночь Волк было под окошечко, а дверь-то в сени открыта!
Нырнул Волк в сени, а вынырнул в избе шубой. Уж и ни к чему, а свое тянет:
Старик да старушка
Живут на горушке
В теплой избушке.
У старика и старушки
За печкой телушка,
А внизу, под печкой,
Три ягненка с овечкой!
Старик, отдай ягненка,
А то схвачу телёнка!
Старик греется под волчьей шубой, бормочет:
— Пой, пой, и я с тобой!
Киселёк
Жила-была сестрица Анисьюшка с братцами Ванюшкой, Ивашкой да Иваном-большим семи годов. Вот однажды сестрица братцам говорит:
— Пойду я, братцы, в лес, наберу ягод, сварю киселёк, угощу вас сладким кисельком.
Как сказано, так и сделано. Взяла Анисьюшка туесок да и пошла в лесок не в дальний, не в ближний, а как раз посередке. Долго, коротко ли по кустикам бродила, ягод полный туесок набрала, домой подалась. А навстречу ей через кусты ломит
