Александр Дюма - Сказки
Тем не менее, король решил продолжить испытание. Он приказал принести мешок емкостью в шесть мер пшеницы, а затем, собрав придворных, заявил:
— Ну, а теперь, парень, наговори столько небылиц, сколько может вместить этот мешок, а когда он будет полон под завязку, получишь мою дочь.
Пастух рассказал все слышанные им небылицы, но в мешке, как вы понимаете, по-прежнему оставалось много места. На городской колокольне прозвонили полдень.
— Ну что ж, — решился юноша, — когда я пас зайцев, ко мне пришла принцесса, переодетая крестьянкой. Чтобы я дал ей одного зайца, она разрешила мне поцеловать себя.
Дочь короля не осмелилась приказать пастуху замолчать, но покраснела, как свекла, а король подумал, что рассказ пастуха похож на правду, но все же сказал:
— Хотя ты бросил в мешок очень большую ложь, парень, он далеко не полон. Испытание продолжается!
Пастух поклонился и сказал:
— Вскоре после того, как принцесса удалилась, я увидел короля. Он также переоделся поселянином… И даже приехал верхом на осле. Его величество тоже захотел купить одного зайца!.. Когда я понял, что он готов заполучить его любой ценой… Представьте себе, господа, я заставил Его Королевское Величество…
— Довольно! Хватит! — закричал король. — Мешок полон!
Через неделю, дорогие дети, состоялась свадьба пастуха с королевской дочерью.
Кегельный король
Токарь Готтлиб
Как вы знаете, дорогие дети, Берлин — столица Пруссии. Но вам наверно неизвестно, что во времена правления горбатого и хвостатого короля Фридриха Большого жил в Берлине превосходный токарь по имени Готтлиб.
Вот у него-то не только не было хвоста, но и фигура его была стройной, лицо красивым, а взгляд — открытым и веселым. И было ему лет двадцать пять.
Кроме внешних достоинств, токарь обладал кое-чем более ценным, а именно образованностью. Колледжей и университетов он не заканчивал, но в школе учился и потому умел читать, писать и считать. Надо сказать, что Готтлиб недурно рисовал и сам изготавливал для себя кое-какие модели. Это немало способствовало его славе или, точнее, славе его хозяина. Так что каждый берлинский мастер мечтал заполучить в работники такого толкового парня.
Товарищи Готтлиба поначалу завидовали ему, но потом честно признали его превосходство и стали обращаться с ним весьма уважительно. Что касается подмастерьев, то они не спускали с него восхищенных глаз и каждый из них мечтал стать таким же умельцем, как Готтлиб.
К несчастью, превосходство Готтлиба над товарищами сослужило ему дурную службу: он стал заносчив и тщеславен. А тщеславие всегда идет под руку с завистью, и это гораздо хуже.
Вот по этому слабому месту и нанес удар Дух Зла.
Поначалу Готтлиб мечтал стать первым среди товарищей во всем, что касается мастерства и хороших манер, но со временем этого похвального соперничества ему показалось недостаточно, и он решил сделаться самым сильным и ловким. А если вдруг замечал, что кто-то превосходит его, то начинал испытывать к сопернику самую злую неприязнь и успокаивался лишь тогда, когда не только сравнивался с ним, но и достигал заметного превосходства.
Зависть, дорогие дети, чувство вообще печальное, а для Готтлиба она превратилась в источник самых тяжких испытаний.
Каждое воскресенье Готтлиб гулял по площади в течение трех часов — с двух до пяти, то есть между обедом и полдником. Эта площадь была специально отведена под развлечения. Здесь в одно и то же время собирались и рабочие, к числу которых относился наш герой, и богатые буржуа. Парни играли в кегли, мяч и кости. Дети пускали волчки и кубари, играли в пробку, шары, запускали воздушных змеев и бросали обручи. Женщины и старики располагались на скамейках. Отцы семейств, стоя или прохаживаясь по аллеям, обсуждали последние события.
Когда на площади появлялся Готтлиб, все оборачивались и восторженно шептали: «Смотрите! Идет красавец Готтлиб, знаменитый токарь!»
Было очередное воскресенье, и Готтлиб, как обычно, явился на площадь развлечений. Однако, к своему великому удивлению, он не услышал привычного шепота! Никто даже не обратил внимания на его появление. И мужчины, и женщины — все столпились на площадке для игры в кегли, окружив высокого тощего человека, приглашавшего желающих сразиться с ним.
Человек этот, по виду празднично разодетый рабочий, удивительно ловко пускал шар и за один раз сбивал невероятное количество кеглей.
Готтлиб пустил в ход локти и пробрался в первый ряд. Он был взбешен тем, что публика оказывала внимание не ему, а этому чужаку. Но увидев мастерство, проявляемое этим человеком в той игре, в которой считал себя непревзойденным, наш герой почувствовал себя уязвленным в самое сердце.
Готтлиб, подстегиваемый тщеславием, предложил незнакомцу сыграть и поставил на кон талер.
Он был уверен, что этот человек не рискнет на такую крупную игру. Но тот бросил рядом с монетой токаря целую пригоршню талеров и рассмеялся.
Началась игра. К своему удивлению, Готтлиб не только не превзошел соперника, но даже не сумел сбить ни одной кегли, чего с ним раньше никогда не случалось.
Всякий раз, когда пущенный Готтлибом шар проходил сквозь строй кеглей, не задев ни одной из них или каким-то чудом вообще обходя их стороной, незнакомец начинал отвратительно смеяться.
Правда, иногда, как бы жалея токаря, незнакомец позволял ему набрать несколько очков. Но как только Готтлиб начинал приближаться к необходимой цифре, то чужак за два броска — а то и за один! — догонял его и выигрывал партию. Такого на этой площади еще никто и никогда не видывал.
За два часа игры Готтлиб не выиграл ни одной партии и проиграл целых шесть талеров, ровно столько, сколько зарабатывал за неделю!
Но не потеря денег расстроила нашего героя, а позор, которым он покрыл себя в глазах публики, привыкшей видеть его победителем.
Во время последней партии ослепленный злостью Готтлиб был готов запустить шаром в голову соперника, но что-то ему подсказало, что тот может оказаться сильнее, порадовав зевак еще одной победой.
Сдержавшись, Готтлиб лишь процедил сквозь зубы:
— Так играть может лишь колдун.
И хотя это было сказано почти шепотом, чужак услышал его и спокойно сказал:
— Если длительная практика и большая ловкость являются колдовством, тогда я действительно колдун. Однако, смею заметить, я играл во всех городах Германии и, несмотря на то, что выигрывал везде, слышать подобного упрека мне еще не приходилось…
Забрав свои деньги и спокойно положив в карман шесть талеров, отсчитанные ему Готтлибом, чужак сделал несколько иронических комплиментов по поводу его игры и пожелал ему добиться большего успеха в следующее воскресенье.
— Стало быть, вы тут остаетесь до воскресенья? — спросил токарь.
— Нет, — ответил незнакомец и зловеще ухмыльнулся. — Но если вы желаете отыграться, я готов вернуться.
Готтлибу не оставалось ничего другого, как принять этот вызов.
— Хорошо. Я вас жду.
— До воскресенья, — ответил незнакомец, и, попрощавшись с публикой, удалился, насвистывая мелодию, которой никто никогда не слыхал, как и подобной манеры свистеть.
И пока была слышна эта странная мелодия, ни один человек не осмелился произнести хотя бы слово.
Когда чужак исчез, все разом взглянули на Готтлиба. От былой симпатии к нему не осталось и следа. Все стали показывать на него пальцами, заливаясь обидным смехом.
Парень был готов наброситься с кулаками на первого попавшегося, но вовремя сообразил, что тогда толпа накинется на него самого.
Взяв себя в руки, Готтлиб сказал:
— Ладно, ладно. Посмотрим, как он выиграет в следующее воскресенье.
И ушел.
Но ушел он не просто так.
Он заперся в своей комнате, где хранил инструменты и запас древесины, и принялся вытачивать кегли и шар, чтобы было чем тренироваться перед предстоящим сражением с незнакомцем.
Особенно оскорбило Готтлиба то, что проиграл он всухую.
Наш герой был прекрасным токарем, и уже к обеду следующего дня у него были и кегли, и шар.
Съев тарелку супа и положив кусок хлеба в карман, Готтлиб подхватил спортивный инвентарь и поспешил в сад. Аккуратно закрыв калитку, он стал подыскивать подходящую площадку.
Вскоре место было найдено. Это была липовая аллея, двойной ряд деревьев которой должен был помочь глазомеру.
Готтлиб установил кегли, отмерил положенные восемнадцать шагов и принялся метать шар.
Как и всегда, он сбивал за один раз две, три, четыре и даже шесть кеглей. Но ни разу не удалось ему уложить все девять кеглей!
Парень так увлекся игрой, что стал вести счет, как в настоящей партии.
