Элвин Уайт - Паутина Шарлотты
Как-то в теплый день Ферн и Эйвери надели купальные костюмы и отправились к ручью купаться. Уилбер следовал за Ферн по пятам. Когда она вошла в воду, Уилбер вошел вместе с ней. Вода показалась ему очень холодной, даже слишком холодной на его вкус, так что пока дети купались, играли и брызгались, Уилберт с удовольствием копался в грязи на берегу ручья. Там было тепло и мокро, а главное, замечательно хлюпало и чвакало.
И каждый день нес с собой радость, а каждая ночь — мир и покой.
Таких, как Уилбер, фермеры называют весенними поросятами, просто потому что они родились весной. Когда Уилберу исполнилось пять недель, мистер Эрабл сказал, что поросенок уже достаточно прибавил в весе и его можно везти на продажу. Ферн отчаянно рыдала, но отец был тверд. У Уилбера рос аппетит, молока ему уже не хватало, и он стал есть кухонные отбросы. Мистер Эрабл не желал его дальше кормить. К этому времени десять братьев и сестер Уилбера были уже проданы.
— Ферн, пора его отвезти, — сказал отец. — Конечно, тебе было интересно растить поросеночка, но Уилбер уже не такой маленький, и его пора продавать.
— Позвони Зукерманам, Ферн, — предложила миссис Эрабл. — Твой дядя Хоумер иногда берет свиней на откорм. Если Уилбер будет жить у них, ты сможешь туда ходить и навещать его, когда захочешь.
— Сколько мне за него попросить? — осведомилась Ферн.
— Ну, все-таки это недомерок, — ответил мистер Эрабл. — Скажи дяде Хоумеру, что у тебя есть поросенок и ты хочешь за него шесть долларов. Посмотрим, что он скажет.
Переговоры были недолгими. Ферн позвонила, к телефону подошла тетя Эдит. Тетя Эдит прокричала дяде Хоумеру, дядя Хоумер пришел со скотного двора и поговорил с Ферн. Когда он узнал, что цена всего шесть долларов, он сказал, что покупает поросенка. На следующий день Уилбера забрали из его домика под яблоней, и он отправился жить к Зукерманам, на навозной куче в нижней части амбара.
3. Побег
Амбар был огромный и очень старый. В нем стоял запах сена и навоза, запах конского пота от уставших лошадей и чудесный сладкий запах мирно дышавших коров. Еще пахло зерном, конской сбруей, колесной мазью, резиновыми сапогами и новой веревкой. А когда кошке давали рыбью голову, то по всему амбару разносился запах рыбы. И все же сильнее всего пахло сеном, которое никогда не переводилось на огромном сеновале под крышей. Оттуда сено сбрасывали вниз коровам и овцам.
Зимой в амбаре был тепло, потому что животных почти все время держали внутри, а летом в нем стояла приятная прохлада, потому что большие двери были открыты и амбар продувало легким ветерком. В главном помещении находились стойла для рабочих лошадей, туда же загоняли на ночь коров, а внизу держали овец; здесь устроили и загончик для Уилбера. Вокруг было все, что обычно хранят в амбаре: приставные лестницы, жернова, вилы, разводные ключи, косы, сенокосилки, лопаты для разгребания снега, и топорища, подойники и ведра для воды, пустые мешки для зерна и ржавые крысоловки. В таких амбарах часто вьют гнезда ласточки. В таких амбарах любят играть дети. И все это принадлежало дяде Ферн, мистеру Хоумеру Зукерману.
Уилберу отвели уголок в нижней части амбара, прямо под коровами. Мистер Зукерман знал, что навозная куча — самое подходящее место для молодого поросенка. Свиньи любят тепло, а под амбаром с южной стороны было как раз тепло и уютно.
Ферн приходила к Уилберу почти каждый день. Она нашла старую выброшенную скамеечку для дойки и поставила ее в овчарне рядом с загончиком Уилбера. Сидя на ней, она проводила в задумчивости долгие часы, прислушиваясь к Уилберу и наблюдая за ним. Овцы быстро привыкли к Ферн и совсем ее не боялись. Ее не боялись никакие животные, потому что она держалась спокойно и приветливо. Мистер Зукерман не позволял ей ни выпускать Уилбера из загончика, ни самой заходить к нему. Зато сидеть на скамеечке и смотреть на Уилбера ей разрешалось сколько угодно. Даже просто быть рядом с Уилбером было счастье для Ферн, а для Уилбера счастье было знать, что Ферн здесь поблизости, сидит совсем рядом. Вот только развлечений у него не было никаких: ни тебе погулять, ни покататься в кукольной коляске, ни искупаться.
Как-то раз в июне, когда Уилберу было уже почти два месяца, он вышел из амбара в свой загончик. Дело было днем, но Ферн еще не приходила. Уилбер ждал на солнышке, ему было скучно и одиноко.
«Мне здесь совсем-совсем нечего делать», — подумал Уилбер. Он медленно побрел к кормушке и сунул туда рыльце посмотреть, не осталось ли чего от обеда. Нашел кусочек картофельной шелухи и съел его. Тут у него зачесалась спинка, он подошел к загородке и стал тереться о доски. Когда ему надоело это занятие, он вошел обратно в амбар, залез на навозную кучу и улегся там. Спать ему не хотелось и копаться в навозе было неохота, ему прискучило просто стоять и лежать надоело тоже.
— Мне нет еще и двух месяцев, — проговорил он, — а я уже устал от жизни. — Потом он снова вошел в свой загончик. — Когда я здесь на улице, — сказал он, — я могу разве что вернуться обратно в амбар. А из амбара всего только и остается, что снова выйти наружу.
— Вот тут-то ты и ошибся, дружок-дружок, — раздался чей-то голос.
Уилбер заглянул за забор и увидел гусыню.
— Вовсе тебе не обязательно торчать в этом гря-гря-грязном кро-кро-крохотном загончике, — затараторила гусыня. — Тут одна доска болтается, толк-толк-толкнешь ее и выбивайся наружу!
— Что? — переспросила Уилбер. — Говори помедленнее!
— Ты уж про-про-прости, что я повторяю одно и то же, — снова зачастила гусыня, — но я предлагаю тебе вылезти наружу. Здесь так здорово.
— Ты сказала, доска оторвана?
— Да-да-да, да-да-да, — сказала гусыня.
Уилбер подошел к загородке и убедился, что гусыня права. Он опустил голову, закрыл глаза и толкнул. Доска поддалась. Он пролез через дырку и тут же оказался по ту сторону загончика среди высокой травы. Гусыня радостно загоготала.
— Ну и как тебе на свободе? — спросила она.
— Мне нравится, — ответил Уилбер. — То есть, я думаю, что мне нравится. — На самом деле Уилберу было не по себе, оттого что он очутился по ту сторону загородки и ничто не отделяло его от огромного мира.
— Как ты думаешь, куда бы мне теперь отправиться?
— Куда хочешь, куда хочешь, — ответила гусыня. — Иди в сад, выкапывай корешки! Иди в огород, грызи редиску! Выкапывай все подряд! Ешь траву! Ищи кукурузу! Ищи овес! Бегай, где хочешь! Пляши, скачи, крутись, вертись! Ступай вниз через сад и иди-броди! Когда ты молод, мир так прекрасен!
— Да, я вижу, — сказал Уилбер. Он подпрыгнул, покружился на одном месте, пробежал несколько шагов, остановился, огляделся вокруг, понюхал, чем пахнет, и направился в сад. Там он остановился в тени под яблоней, уткнул в землю крепкое рыльце и принялся рыть, выгребать и отыскивать корешки. Было очень здорово. Пока никто его не видел, он успел вкопать изрядный участок земли. Первой его заметила миссис Зукерман. Увидев его, она закричала во весь голос, призывая мужчин.
— Хоу-мер! — кричала она. — Поросенок удрал! Лерви! Поросенок убежал! Хоумер! Лерви! Он убежал! Он там, под яблоней!
— Ну вот, начинаются неприятности, — подумал Уилбер. — Теперь мне не сдобровать.
Гусыня услышала крики и тоже затараторила.
— Беги-беги-беги вниз, в лес-в лес! В лесу никогда-да-да не догонят!
Коккер-спаниель, заслышав гомон голосов, выскочил из амбара и тоже пустился в погоню. Мистер Зукерман в это время что-то чинил в сарае. Услышав крики, он вышел во двор. Появился и работник Лерви, который полол грядки со спаржей. Все побежали к Уилберу. Уилбер растерялся и не знал, что делать, Лес казался таким далеким, к тому же он никогда раньше не был в лесу и боялся, что ему там не понравится.
— Заходи сзади, Лерви, — скомандовал мистер Зукерман, — и гони его к амбару. И полегче, не пугая его. Я схожу принесу ведерко с пойлом.
Весть о побеге Уилбера стремительно разнеслась по всему скотному двору. Среди зукермановских животных считалось крупным событием, когда кому-нибудь удавалось вырваться на свободу. Гусыня прогоготала о побеге Уилбера ближайшей корове, и вскоре об этом знали все коровы. Потом одна из коров сказала кому-то из овец, и вскоре уже знали все овцы и рассказывали своим ягнятам. Услышав гоготанье гусыни, лошади в конюшне навострили уши, и вскоре уже и лошади тоже смекнули, что произошло. — Уилбер убежал, — сказали лошади. Все животные пришли в волнение и подняв голову, напряженно внимали вести о том, что кто-то из собратьев вырвался на свободу и больше не сидит ни взаперти, ни на привязи.
Уилбер не знал, куда ему бежать, что делать. Казалось, все, кто ни есть, устремились за ним в погоню. «Если это свобода, — пронеслось у него в голове, — лучше уж я буду сидеть за загородкой».
Коккер-спаниель подбирался к нему с одной стороны, а работник Лерви — с другой. Миссис Зукерман стояла наготове, чтобы преградиться ему путь, если он повернет в сад, а теперь еще и мистер Зукерман спешил к нему в ведром. «Ой, мне страшно, — только и подумал Уилбер. — Ну что же Ферн не идет!» Он заплакал.
