Степан Писахов - Ледяна колокольня
Мы три зимы щуку ели. Я в городу пять бочек соленой щуки продал.
Вот пирог на столе, думашь с треской? Нет, это щука Розкина лова, только малость лишку просолилась, да это ничего, поешь, обсолонись, лучше попьешь. Самовар у меня ведерный, два раза дольем – оба досыта попьем!
Волчья шуба
Охотилась собачонка Розка на зайцев. Утресь поела – и на охоту. До полден бегала в лес да домой, в лес да домой – зайцев таскала.
Пообедала Розка, отдохнула – тако старинно заведенье после обеда отдохнуть. И снова в лес за зайцами.
Волки заприметили Розку – и за ней. Хитра собачонка, быдто и не пужлива, быдто играт, кружит около одного места: тут капканы были поставлены на волков. Розка кружит и через капканы шмыгат. Волки вертелись-вертелись за Розкой и попали в капканы.
Хороши волчьи шкуры были, большущи таки, что я из них три шубы справил: себе, жоне и бабке. Волки-то Розкиной ловли, я и Розку не обидел. У своей шубы сзади пониже пояса карман сделал для Розки. Розка тепло любит, в кармане спит и совсем неприметна и избу караулит: шуба в сенях у двери висит, и никому чужому проходу нет от Розки. А как я в гости засобираюсь, Розка в карман на свое место скочит. По гостям ходить для Розки – перво дело.
В одних гостях увидал поп Сиволдай мою шубу, обзарился и говорит:
– Эка шуба широка, эка тепла! Волчья шуба нарядне енотовой. Эку шубу мне носить больше пристало!
Надел Сиволдай мою шубу, а Розка зубами хватила попа сзаду. Поп шубу скинул и говорит:
– Больно горяча шуба, меня в пот бросило!
Руки урядника к чужому сами тянутся.
– Коли шуба жарка – значит, враз по мне.
Надел урядник шубу, по избе начальством пошел, голову важно задрал. Розка свое дело знат. Рванула урядника и раз, и два с двух сторон. Не выдержал урядник, весь вид важный потерял, сначала присел, потом подскочил, едва из шубы вылез. Отдувается.
– Здорово греет шуба, много жару дает, да одно неладно – в носке тяжела!
Хозяйка в застолье стала звать. Мы сели. Поп Сиволдай присел было, да подскочил – Розка знала, куда зубы запустить.
Сиволдай стал на коленки у стола.
– Я буду на коленях молиться за вас, пьяниц, и чтобы вы не упились, лишне вино в себя вылью.
Урядник тоже попробовал присесть и тоже подскочил, за больно место ухватился.
– Ах, и я по примеру попа Сиволдая стану на коленки.
Стоят на коленках перед водкой поп да урядник и пьют и заедают.
Народу набилось в избу полнехонько, всем любопытно поглядеть на попа и урядника в эком виде.
Какой-то проходящий украл мою шубу, подхватил в охапку, по деревне быдто с дельной ношей прошел. За деревней проходящий шубу надел. Розка его рванула зубами. Проходящий взвыл не своим голосом. На всю Уйму отдалось.
Мы сполошились: что тако стряслось? Из застолья выбежали и видим: за деревней человек удират, за зад руками держится.
А по деревне к нам шуба бежит, рукавами размахиват, воротником во все стороны качат, собак пугат.
Урядник на меня наступат, пирог доедат, торопится, пирогом давится, через силу выговариват:
– Кака така сила в твоей шубе? Меня искусала и сама по деревне бегат?
Поп недоеденный пирог в карман упрятал.
– Это колдовство! Дайте сюда святой воды. Я шубу изничтожу.
Дали воды из рукомойника. Сиволдай брызнул на шубу раз да и два. На Розку водой попал. Розка водяного брызганья не терпит, с шубой вместях подскочила, попа за пузо рванула.
– Ох! – заверещал поп. За живот руками хватился и за угол дома спрятался, оттуда визжит.
Шуба – к уряднику. Это Розка все своим умом выделыват, мое дело сторонне, урядник ноги заподкидывал да бегом из нашей деревни. И долго к нам не показывался. Городски полицейски знали мою шубу: коли в волчьей шубе иду, не грабили.
Поросенок из пирога убежал
Тетка Торопыга попа Сиволдая в гости ждала. И вот заторопилась, по избе закрутилась, все дела зараз делат и никуды не поспеват!
Хватила поросенка, водой сполоснула да в пирог загнула. Поросенок приник, глазки зажмурил, хвостиком не вертит. Торопыга второпях позабыла поросенка выпотрошить.
А поп званись пирог с поросенком. Тетка Торопыга щуку живу на латку положила, на шесток сунула. Взялась за пирог с поросенком, в печку посадила. А под руку друго печенье, варенье сунулось. Торопыга пирог из печки выхватила, в печку всяко друго понаставила. Пирог недопеченный, да щуку сыру на стол швырнула. У пирога корки чуть-чуть прихватило, поросенок в пироге рыло в тесто уткнул и жив отсиделся.
Торопыга яйца перепеченны по столу раскидала. Сама вьется, ног не слышит, рук не видит, вся кипит! Поросенок из пирога рыло выставил и хрюкат щуке:
– Щука, нам уходить надо, а то поп Сиволдай придет, нас с тобой съест, не посмотрит, что мы не печены, не варены.
– Как уйдем-то?
– За пирог, в коем я сижу, зубами уцепись, от стола хвостом отмахнись, по печеным яйцам к двери прокатись, там ушат с водой стоит, в ушат и ладь попасть.
Щука так и сделала. За пирог зубами уцепилась, хвостом отмахнулась, по печеным яйцам прокатилась да к двери.
Пирог о порог шлепнулся, корки разошлись, поросенок коротенько визгнул, из пирога выскочил да на улицу, да к речке и у куста притих.
А щука в ушат с водой угодила, на само дно легла и ждет.
Торопыга пусты корки пироговы в печку сунула – допекла. Гости в избу. Поп Сиволдай еще в застолье не успел сесть – пирог в обе руки ухватил, тем краем, из которого поросенок убежал, повернул ко рту и возгласил:
– Во благовремении да с поросенком… – и потянул в себя жар из пирога.
Жаром поповско нутро обожгло. В нутре у попа заурчало, поп с перепугу едва слово выдохнул:
– Кума, я поросенка проглотил! Слышь – урчит.
Крутонулся Сиволдай из избы да к речке, упал у куста и вопит:
– Облейте меня холодной водой, у меня в животе горячий поросенок!
Торопыга заместо того, чтобы воды из речки черпнуть, притащила ушат с водой и чохнула на попа. Щука хвостом вильнула, в речку нырнула. Поросенок это увидел, из-за куста выскочил и с визгом ускакал в сторону. Поп закричал:
– Не ловите его, он съеден был!
После екого угощенья поп не то что не сыт, а даже отощал весь.
Поп – инкубатор
Поп Сиволдай к тетке Бутене привернул. Дело у попа одно – как бы чего поесть да попить.
Тетка Бутеня в город ладилась, на столе корзина с яйцами. Поп Сиволдай потчеванья, угощенья да к столу приглашенья не стал ждать: на стол поставлено – значит ешь. Припал поп к корзине и давай яйца глотать, не чавкая. Тетка Бутеня всполошилась:
– Что ты, поп! Ведь с тобой неладно станет, проглотил десяток да еще две штуки.
– Нет, кума, проглотил я пять, ну, да пересчитывать не стану.
Тетка Бутеня страхом трепещется, говорит-торопится:
– Поп, боюсь я за тебя и за себя, кабы мне не быть в ответе. Рыгни-ка! Может, недалеко ушло, сколько ни есть обратно выкатятся.
Поп Сиволдай головой мотат, бородой трясет, волосами машет. Жаль ему, что проглочено, отдавать.
– Я сегодня на трои именины зван да на новоселье. Во всех местах пообедаю, ну и, авось, того, ничего!
Поп на именинах на троих пообедал и кажной раз принимался есть, как с голодного острова приехал. На новоселье поужинал. И на ногах не держится – брюхо-то вперед перецеплят.
Дали попу две палки подпорами. Ну, Сиволдай подпоры переставлят, ноги передвигат и таким манером до дому доставился, лег на кровать.
А в тепле да впотемни у попа в животе цыплята вывелись, выросли, куры яйца снесли и новых цыплят вывели.
Поп Сиволдай в церкви службу ведет, проповедь говорит:
Мне дров запасите,
Мне сена накосите,
не хлеб смолотите,
Мне же, попу же,
Деньги заплатите!
А петухи в поповом животе, как певчие на клиросе, ко всякому слову кричат:
– Ку-ка-ре-ку!
Народу забавно: потешней балагана, веселей кинематографа.
Это бы и ничего, да вот для попадьи больше неудобство. Как поп Сиволдай спать повалится, так в нем петухи и заорут. Они ведь не знают, ковды день, ковды ночь, – кричат без порядку времени – кукарекают да кукарекают. Попадья от этого шуму сна лишилась. Тут подвернулся лошадиный доктор. По попадьиному зову пришел, попу брюхо распорол, кур, петухов да цыплят выпустил, живот попу на пуговицы стеклярусны застегнул (пуговицы попадья от новой модной жакетки отпорола).
А кур да петухов из попа выскочило пятьдесят четыре штуки, окромя цыплят. Тетка Бутеня руками замахала, птиц ловить стала.
– Мои, мои, все мои! Яйца поп глотал без угощенья, значит, вся живность моя!
Поп уперся, словами отгораживатся:
– Нет, кума, не отдам! В кои-то веки я своим собственным трудом заработал. Да у меня заработанного-то еще не бывало!
Тетка Бутеня хватила попа и поволокла в свою избу. Попадье пояснила:
– Заместо пастуха прокормлю сколько-нибудь ден. Дома тетка дала попу яиц наглотаться. И снова у попа без лишной проволочки цыплята вывелись. Его, попа-то, в другу избу потащили. Так вся Уйма наша кур заимела.
