Владислав Крапивин - Колесо Перепёлкина
И здесь судьба третий раз наградила Васю везеньем. Он увидел просторный двор, а посреди двора — тех троих. Они возились с прислоненным к невысокому столбу велосипедом. Да наплевать на этих гадов! Главное — что на вбитом в столб крюке висело Колесо!
Васино родное Колесо! Самое дорогое на свете!
Бой на Партизанской
Впору было заплакать от счастья и горечи. Вот оно, невредимое! Но как достать?
Столб служил, конечно, для бельевых веревок. Сейчас веревок не было, и большущие железные крючья торчали, как когти. Колесо висело на самом верхнем. Конечно, само оно соскочить не могло, но можно было с разбега допрыгнуть, сбить!
А потом что?
А потом — налево, к воротам и калитке! Калитка на засове, но можно сдвинуть его одним отчаянным рывком. За калиткой же — на педали, и попробуйте догнать, ворюги проклятые!
Если сейчас нырнуть в щель, промчаться через двор быстрее ветра, враги не успеют опомниться!
«Решайся, Перепёлкин!»
«А чего решаться-то! Все равно другого пути нет…»
«Ну так что же ты?»
«А чего я… Я сейчас… Только сосчитаю до трех…»
Он изо всех сил вздохнул и сосчитал. Снял панаму, скрутил и сунул в просторный карман на шортах. И, зацепившись погоном рубашки за доску (и оторвав его), рванулся в щель! И помчался!
Казалось, что бежит он долго-долго, по бесконечному полю. Высокие головки подорожников хлестко щелкали по ногам. А встречный воздух был плотный, как вата, и его приходилось расталкивать грудью… И все же Вася добежал. И за это время ни один из троих врагов не успел взглянуть на него. Вася рванулся вверх, ударил снизу по Колесу, как по волейбольному мячу. Колесо подскочило и прыгнуло к Васе в руки. И он кинулся к калитке!
И тогда-то сзади раздалось:
— Шухер, братва!
— Это Недопёлкин! Держи паразита!
Вася знал, что не задержат! У него — удача! Все случилось справедливо, как надо!
Все случилось бы как надо, но… Из дощатой будки в дальнем углу двора кинулся наперерез кудлатый грязно-бурый волкодав!
Зверь мчался с хриплыми рыками, а над ним скользила по натянутой над двором проволоке длинная цепь. Вася понял, что не успеть к калитке. Рванулся еще левее. Там, у высоченной кирпичной стены была сложена длинная березовая поленница. Двухметровой высоты. Как на нее Вася сумел взлететь (с Колесом в руках) он и сам потом не мог сообразить Но взлетел в одну секунду! И отчаянно глянул сверху.
Пес бесновался, поставив на торцы поленьев когтистые лапы. Сипел от непрерывного лая. Вася вообще-то не боялся собак. Особенно больших (у них в черепной коробке мозгов больше, чем у мелких скандальных мосек). Если такие псы гавкают, но при этом машут хвостами, ничего страшного. Их можно уговорить ласковыми словами, а потом и погладить. Но этот не мотал хвостом. А с морды срывалась мутная слюна. И глаза были тоже мутные.
Вася левой рукой сжимал Колесо. А правой он схватил полено и бросил в собаку. Оно чиркнуло по кудлатой спине. Волкодав тявкнул как-то по-щенячьи, отскочил метра на три, сел в подорожники и загавкал снова. Но уже без прежней уверенности.
Трое дружков стал в двух шагах от поленницы. Переверзя задрал лицо-каравай.
— Ты чё собаку обижаешь, гнида? Она тебе чё сделала?
— А я вам что сделал?! Украли Колесо да еще собакой травите!
— Нехорошо говоришь. Не украли, а взяли покататься, — вежливо поправил Васю цыганистый курчавый Цыпа.
— Ворюги!
— Щас будешь извиняться, — пообещал тонкошеий и длиннорукий Мишка Гвоздев. И сделал неосторожный шаг к поленнице. Вася пустил над его головой полено. Так ловко, что чуть не чиркнуло по волосам! Гвоздев присел и на корточках, отбежал на несколько шагов. Сказал оттуда:
— Псих…
Переверзя и Цыпа тоже отскочили. Цыпа снисходительно объяснил:
— Этот ты псих, Штырь. Сам подставляешь свою глупую башку. Надо взять мальчика аккуратно…
Гвоздев-Штырь воспринял критику с пониманием.
— Больше не буду… А как взять-то?
— Да, как? — злорадно спросил Вася. И ухватил другое полено. Сердце у него колотилось глухо и часто, но он не боялся. То есть, может, и боялся, но страх этот сидел где-то очень спрятанно, а главными чувствами были злость на трех негодяев. И боевой азарт. Пусть, пусть подходят! Увидят, что Перепёлкин — не ноль без палочки! Он сумеет защитить друга!
— Замочу гада, — неуверенно пообещал Переверзя. Он был, видимо, самый главный, но и самый тупой.
Вася покачал в ладони полено.
— Только суньтесь, бандерлоги недоеденные! — Это Вася вспомнил книжку про Маугли.
— Как нехорошо выражается, — покачал головой Цыпа. — Надо сказать мамочке, чтобы отшлепала.
— Скажите, скажите! — радостно откликнулся Вася. Его осенила счастливая фантазия: — Мама скоро придет! И папа! Они ведь знают, куда я пошел!
— Пусть приходят, — захихикал Щтырь. — Калитка заперта, щеколда крепкая. А дыру они ни в жисть не найдут. Мамочки и папочки не лазят по бурьянам.
— Они придут с милицией!
— На фиг милиции всякие мамины недопёлкины. Им с бандитами-то разбираться некогда, — лениво заявил Переверзя.
Вася вспомнил вчерашнего старшину и понял, что Переверзя прав. Тупой, а рассудил здраво.
Цыпа пообещал Васе:
— Все равно никуда не денешься, воробышек.
Деваться и правда было некуда. Если спрыгнешь — сцапают сразу. Да еще зверюга эта. А сзади гладкая кирпичная стена высотою в два этажа.
В небе резво бежали маленькие клочковатые облака. Через солнечный двор косо пролетали их тени.
— Штырь, ты вали слева, а ты, Цыпа, с другого фланга, — распорядился Переверзя. А я прямо. Будем брать с трех сторон.
Не получилось у них ни с флангов, ни прямо. Три полена свистнули друг за дружкой. Вася пустил их почти не целясь, но удачно. Цыпа, правда увернулся, но упал носом в крапиву, а Штырь захныкал и запрыгал, держась за ногу: под обрезанной джинсовой штаниной появилась во-от такая ссадина. Переверзя же сидел и громко икал — березовый кругляк угодил ему в поддых, в майку с портретом какой-то волосатой поп-звезды.
Вася пустил в три стороны еще по одному полену — как предупреждение. Три приятеля быстро-быстро отбежали на недоступную обстрелу дистанцию. И там стали громко обсуждать дальнейшую Васину судьбу. Все речи сводились к тому, что «Недопёлкину не жить»
— А поленьев здесь много! — сказал им издалека Вася.
— А и пусть много, — решил Переверзя. — Небось когда-нибудь кончатся. И поленица станет ни-изенькая. И Барсик тебя стащит оттуда за ж…
Волкодав с ласковым именем Барсик утвердительно гавкнул.
— Молодец, Барсик. Ты притащишь его нам, -радостно дополнил Цыпа. — И мы ему сперва пооткручиваем ноги…
— Против часовой стрелки, — уточнил Штырь. — Если против, то больнее.
— Да… А потом мы… — начал добавлять подробности Цыпа и наговорил такое, что слушать было стыдно и противно.
— А после этого отвинтим голову, — подвел итог Переверзя.
Штырь опять уточнил:
— Против часовой стрелки. Так больнее…
Вася не выдержал. Набрал воздуха и громко сказал, кто они и какие. Такими словами сказал, которых до этого момента не говорил ни при ком на свете и даже один на один с собой (и краснел, если слышал от других). Но сейчас ярость была сильнее стыда. И нужна она была, чтобы поддержать в душе боевой дух, потому что он понемножку уже угасал.
Переверзя, Штырь и Цыпа, сидя в траве, одинаково раскинули ноги и приоткрыли рты.
— Братва, а он не совсем лох, — задумчиво произнес Цыпа.
Переверзя поскреб пухлую щеку и спросил:
— А чё, Перепёлкин, хочешь домой?
Вася подумал и честно сказал:
— Да. Хочу.
— Тогда давай так. Спустишься, отдашь нам колесо и покажешь, как с ним обращаться. А мы тебя отпустим. Честно!
— И колесо отдадим. Через неделю, — пообещал Штырь. — Вот гад буду, отдадим!
— Ага. Обязательно, — кивнул Вася.
— Согласен?! — Переверзя подскочил, как надутая резиновая шина.
— Сейчас! Только надену новые тапочки и возьму разбег с Потёмкинской лестницы! — так любил выражаться один лаборант в Керамическом институте, одессит Сеня Трускин.
Почему-то эти слова ужасно оскорбили Переверзю. Что он такое в них усмотрел! Даже взвыл тихонько. Вскочил, пригнулся и пошел к поленнице.
— Ты чё сказал, гнида! Ты это мне сказал, да? Я тебя, сявка, за это… щас… — Он шел, скрючив руки, словно готов был растерзать ими Васю, поленницу и весь белый свет.
Тут Вася впервые по-настоящему испугался. Но стиснул зубы. Для прочности встал на дрова коленками, взял еще один деревянный снаряд, а зажатым в левой ладони Колесом уперся в плоское полено. Ладонь была горячая, и ее что-то сильно щекотало. Что?.. И Вася наконец понял, что ему в кожу, в нервы, в голову бьется неслышный вопль Колеса:
«Да слушай же ты, наконец! Ты слышишь или нет?! Балда глухая! Я с кем говорю! Очнись, дубина!» — Наверно, Колесо давно уже пыталось вот так «докричаться» до Васи.
