Михаил Каришнев-Лубоцкий - Каникулы Уморушки
– Любаш! Тащи аспирин, чай, варенье малиновое тащи!.. Сгинет ведь говорунчик наш! – И Катя Кипяткова, забыв о том, что ей нужно идти проверять билеты, кинулась накрывать непрошенного гостя шерстяным одеялом.
Любаша достала из дорожной аптечки аспирин, налила в стакан горячей воды из титана и густо заправила ее малиновым вареньем.
– Скушай таблеточку, кисонька… – дружно стали упрашивать напарницы заболевшего чудо-кота. – Чайку отведай… Тебе молочка бы… Да нету, кисонька.
Иван Иванович открыл глаза и мутноватым взором поглядел на сердобольных женщин:
– Благодарю… Вы очень любезны…
Острым розовым язычком слизнул с Любашиной ладони таблетку аспирина и, проверив усами не очень ли горяч чай, прильнул ртом к краешку стакана.
– Гляди-ка: и пьет не по-кошачьи… – зашептала Катя на ухо своей подружке. – Кошки языком наяривают, а этот…
– Ровно как человек пьет, – согласилась Любаша. – Может быть, заколдованный?
– Да ты что! – замахала руками Кипяткова. – Из цирка он сбежал, точно тебе говорю – из цирка!
Она заметила торчащий из-под бантика край бумажки и, вытащив ее, прочитала:
– «Просим вернуть кота Юрию Куклачеву. Москва. Госцирк». Как в воду глядела – из цирка сбег! – обрадовалась Катя и засунула на всякий случай бумажку на прежнее место. – А теперь понял, голубок, что на свободе не шибко сладко, и снова к своим в Москву пробирается.
Иван Иванович, хотя и слышал краем уха, о чем перешептывались проводницы, однако в разговор не вмешивался: во-первых, он не хотел разубеждать женщин в их ошибке, а во-вторых, несмотря на аспирин и чай, жар еще продолжал туманить его сознание. «Лишь бы до Москвы оправиться… – думал он, лежа под грубым шерстяным одеялом. – Вот простудиться в июне сподобило…»
Он снова закрыл глаза и, свернувшись под одеялом калачиком, задремал. Ему снились Костя, Маришка, Уморушка, Брыклин, снились светлогорские крыши и прогуливающиеся на них Мурзик и Пантелеич, снился огромный вокзал и почему-то целая куча сосисок, снилась даже сама Москва. Когда снилось хорошее, Иван Иванович спал спокойно и тихо, когда же виделось плохое, например, сосиски, веник, дежурная по вокзалу, – он вздрагивал и нервно урчал во сне. Иногда приговаривал: «Ничего… ничего… и не такое видали…»
Проводницы, увидев, что странный пассажир, кажется, успокоился и уснул, не сговариваясь вышли на цыпочках из служебного купе и тихо затворили за собой дверь.
Глава пятая,
в которой Иван Иванович сначала попадает впросак, а затем встречает добрую душу
Всю ночь проспал Иван Иванович, как убитый, а наутро, перед самой Москвой, поднялся здоровым и бодрым, будто и не простужался он совсем недавно и не валялся в бреду и в жару. Отнекиваясь и извиняясь за доставленные хлопоты, он разделил скромную утреннюю трапезу с добрыми проводницами Катей и Любашей и почти в одиночку, увлекшись за разговорами, съел все запасы жареного хека. Но подружки даже не заметили этого, впрочем, как и сам Иван Иванович. Уж очень интересный получился у них разговор! Катя и Любаша спрашивали Гвоздикова о цирке, о клоуне Куклачеве, а он с удовольствием рассказывал им все, что знал сам. При этом Иван Иванович не лгал: он говорил только о цирке, а не о своей работе в нем.
– В Москву-то, поди, к своим катишь? – полюбопытствовала Катя Кипяткова, когда разговор о цирке чуть-чуть поостыл. – Без цирка, видать, и жизни нету?
– Да нет… не в цирк… – вздохнул Иван Иванович и брезгливо стряхнул лапкой крошки рыбы со своей груди. – В НИИЗЯ еду, к ученым.
– К ученым? – переспросила Кипяткова. И быстро сообразила: – Ну да… Куда же еще…
А Любаша поинтересовалась:
– НИИЗЯ – что за контора? Там на котов говорящих, что ли, учат?
– НИИЗЯ – это научно-исследовательский институт загадочных явлений. Второй в стране научный институт такого профиля. Еще НИИЧАВО есть, но это, как говорится, совсем другая песня…
Проводницы еще хотели порасспрашивать Ивана Ивановича, но тут по местному радио начальник поезда объявил:
– Граждане пассажиры! Наш поезд прибывает в город Москву – столицу нашей Родины! Всего вам доброго! Просьба вещи в вагонах не оставлять!
Гвоздиков еще раз поблагодарил любезных проводниц, попрощался с ними и выскользнул на платформу.
Москва встретила Ивана Ивановича ясным нежарким солнышком, синим небом с белыми кучевыми облачками и шумом сотен пассажиров у красивого здания Павелецкого вокзала.
«Где же находится НИИЗЯ? – подумал Гвоздиков, остановившись у одного из входов в вокзал. – Москва большая, всю не обежишь».
Легче всего, конечно, было обратиться к услугам справочного бюро, но ставшие уже привычными для Ивана Ивановича сложности его положения мешали это сделать без лишнего и ненужного шума.
«Попрошу-ка я вон ту девочку узнать адрес в справочной, – пришла в голову Гвоздикова удачная мысль. – Дети отзывчивей взрослых, да и к чудесам относятся несравненно проще».
И он подошел к стоявшей в сторонке и с аппетитом уплетающей эскимо девочке лет двенадцати в красивом голубом платье и с небесного цвета бантом на курчавой светлой головке.
– Могу ли я попросить тебя о небольшой любезности, милая незнакомка? – начал Иван Иванович свою речь, галантно распушив хвост и подняв его вверх трубой. – Тебя не затруднит…
Но его перебили.
– Вас?.. – спросила девочка, перестав лизать мороженое и увеличив размер своих глаз как минимум вдвое. – Вас?..
– Да не меня, а тебя не затруднит ли моя просьба… – повторил Иван Иванович, делая ударение на слове «тебя».
И снова был остановлен на полуфразе непонятливой девочкой.
– Вас? – спросила она в третий раз и попятилась от Гвоздикова к дверям вокзала.
– Вас? – прошептала в четвертый и скрылась в зале ожидания.
А вскоре до Ивана Ивановича донесся ее, набравший силу и звонкость голос:
– Мутти!.. Мутти!.. Айне шпрехенде катце!.. Их хабе айне шпрехенде катце гезеен![6]
«Кажется, первый блин комом… – подумал Гвоздиков, быстро меняя место своей дислокации. – Попал на иностранку… Ничего: попробуем еще раз».
Теперь он был осторожнее. Подкараулив отбившегося от толпы в сторону мальчика в коричневой курточке и широкополой ковбойской шляпе, Иван Иванович дождался момента, когда его новая жертва проронит хоть слово. Это слово – а точнее их было семь – адресовались самому Гвоздикову и звучали чисто по-русски.
– Мышей пасешь? – спросил лениво юный ковбой тершегося рядом с ним серо-дымчатого в темную полоску кота. – Так здесь одни микробы бегают!
На что Иван Иванович радостно отозвался:
– А мне, мальчик, ни тех, ни других не надобно. Мне бы справочку достать…
– Ишь ты… – удивился, но не очень сильно, молодой ковбой. – Разговаривает… – и уточнил (человек он был, как видно, деловой): – Какую справку достать? Где?
– Да здесь, – обрадовался Гвоздиков, – в справочной! Мне адрес НИИЗЯ нужно, а сам спросить не могу.
– Почему? – удивился ковбой.
– До окошка не достаю, – хитро прищурив глазки, ответил Гвоздиков.
Его ответ удовлетворил мальчишку, и ковбой пообещал помочь малорослому коту: сам-то он уже доставал до окошка!
– У тебя есть мелочь? – поинтересовался Гвоздиков. – За справку заплатить нужно, а я свои деньги дома оставил, ты уж извини…
– Ладно, сочтемся, – улыбнулся ковбой и его рука отправилась в карман брюк на поиски нужных капиталов.
Через пять минут – пять долгих томительных минут – он вернулся с узеньким листочком квитанции.
– Вот, пожалуйста, улица Пересвета и Осляби, дом шесть. Ехать на метро до станции «Маяковская». А там на троллейбусе № 536 до Куликовского переулка.
– Спасибо, – поблагодарил Гвоздиков. – Был рад познакомиться.
– Я тоже, – признался ковбой. И поинтересовался: – Жетонов на метро и троллейбус не нужно? У меня еще деньги остались.
– Благодарю вас, юноша, – дернул в поклоне головой Иван Иванович, – но я уж как-нибудь «зайцем»…
– Вам можно и котом, – дал дельный совет отзывчивый москвич.
– Можно и котом, – согласился Гвоздиков и, еще раз поблагодарив доброго мальчика, скрылся под сводами входа в метро.
Глава шестая,
в которой Костя знакомится с Дрозофилловым
Костя был смелым мальчиком, но и у него дрогнуло сердце, когда он подошел к массивным дубовым дверям с огромными бронзовыми ручками и двумя – по одной на каждой из дверей – солидными вывесками.
На левой вывеске золотыми буквами на красном фоне было написано:
НИИЗЯстационарНа правой вывеске такими же золотыми буквами, но уже на синем фоне, красовалась другая надпись:
НИИЗЯфилиалПоборов минутную робость, Костя открыл дверь и вошел в здание.
– Тебе кого, мальчик? – тут же спросила его соскучившаяся по живой душе пожилая вахтерша.
Костя еще сам не знал толком, кого именно ему нужно.
