Клайв Льюис - Конь и его мальчик (с иллюстрациями)
– Да, – согласилась Аравита, – ну, рассказывай, рассказывай!
– Так вот, когда ему нас показали, он взглянул на меня и сказал: «Этот мальчик спасет Орландию от великой опасности». Его услышал один придворный, лорд Бар, который раньше был у отца лордом-канцлером и сделал что-то плохое (не знаю, в чем там дело), и отец его разжаловал. Придворным оставил, а канцлером – нет. Вообще, он был очень плохой – потом оказалось, что он за деньги посылал всякие сведения в Ташбаан. Так вот, он услышал, что я спасу страну, и решил меня уничтожить. Он похитил меня – не знаю, как – и вышел в море на корабле. Отец погнался за ним, нагнал на седьмой день, и у них был морской бой, с десяти часов утра до самой ночи. Этого Бара убили, но он успел спустить на воду шлюпку, посадив туда одного рыцаря и меня. Лодка эта пропала. На самом деле Аслан пригнал ее к берегу, туда, где жил Аршиш. Хотел бы я знать, как звали того рыцаря! Он меня кормил, а сам умер от голода.
– Аслан сказал бы, что ты должен знать только о себе, – заметила Аравита.
– Да, я забыл, – сказал Кор.
– Интересно, – продолжала она, – как ты спасешь Орландию.
– Я уже спас, – застенчиво ответил Кор.
Аравита всплеснула руками.
– Ах, конечно! Какая же я глупая! Рабадаш уничтожил бы ее, если бы не ты. Где же ты будешь теперь жить? В Анварде?
– Ой! – сказал Кор. – Я чуть не забыл, зачем пришел к тебе. Отец хочет, чтобы ты жила с нами. У нас при дворе (они говорят, что это двор, не знаю уж – почему). Так вот, у нас нет хозяйки с той поры, как умерла моя мать. Пожалуйста, согласись. Тебе понравится отец… и Корин. Они не такие, как я, они воспитанные…
– Прекрати! – воскликнула Аравита. – Конечно, я соглашаюсь.
– Тогда пойдем к лошадям, – сказал Кор.
Подойдя к ним, Кор обнял Игого и Уинни, и все рассказал им, а потом все четверо простились с отшельником, пообещав не забывать его. Дети не сели в седла – Кор объяснил, что ни в Орландии, ни в Нарнии никто не ездит верхом на говорящей лошади, разве что в бою.
Услышав это, бедный конь вспомнил снова, как мало он знает о здешних обычаях и как много ошибок может сделать.
Уинни предалась сладостным мечтам, а он становился мрачнее и беспокойней с каждым шагом.
– Ну что ты, – говорил ему Кор. – Подумай, каково мне. Меня будут воспитывать, будут учить – и грамоте, и танцам, и музыке, и геральдике, а ты знай скачи по холмам, сколько хочешь.
– В том-то и дело, – сказал Игого. – Скачут ли говорящие лошади? А главное – катаются ли они по земле?
– Как бы то ни было, я кататься буду, – сказала Уинни, – думаю, они и внимания не обратят.
– Замок еще далеко? – спросил конь у принца.
– За тем холмом, – отвечал Кор.
– Тогда я покатаюсь, – сказал Игого, – хотя бы в последний раз!
Катался он минут пять, потом угрюмо сказал:
– Что же, пойдем. Веди нас, Кор Орландский.
Но вид у него был такой, словно он везет погребальную колесницу, а не возвращается домой, к свободе, после долгого плена.
Глава 15.
РАБАДАШ ВИСЛОУХИЙ
Когда они; наконец, вышли из-под деревьев, то увидели зеленый луг, прикрытый с севера лесистой грядою, и королевский замок, очень старый, сложенный из темно-розового камня.
Король уже шел им навстречу по высокой траве. Аравита совсем не так представляла себе королей – на нем был потертый камзол, ибо он только что обходил своих псов и едва успел вымыть руки. Но поклонился он с такой учтивостью и с таким величием, каких она не видела в Ташбаане.
– Добро пожаловать, маленькая госпожа, – сказал он. – Если бы моя дорогая королева была жива, тебе было бы здесь лучше, но мы сделаем для тебя все, что можем. Сын мой Кор рассказал мне о твоих злоключениях и о твоем мужестве.
– Это он был мужественным, государь, – отвечала Арави-та. – Он кинулся на льва, чтобы спасти нас с Уинни.
Король просиял.
– Вот как? – воскликнул он. – Этого я не слышал.
Аравита все рассказала, а Кор, который очень хотел, чтобы отец узнал об этом, совсем не так радовался, как думал прежде. Скорее ему было неловко. Зато отец очень радовался, и много раз пересказывал придворным подвиг своего сына, отчего принц совсем уж смутился.
С Итого и Уинни король был учтив, как с Аравитой, и долго с ними беседовал. Лошади отвечали нескладно – они еще не привыкли говорить со взрослыми людьми. К их облегчению, из замка вышла королева Люси, и король сказал Аравите:
– Дорогая моя, вот наш большой друг, королева Нарнии. Не пойдешь ли ты с нею отдохнуть?
Люси поцеловала Аравиту, и они сразу полюбили друг друга, и ушли в замок, беседуя о том, о чем беседуют девочки.
Завтрак подали на террасе (то были холодная дичь, пирог, вино и сыр), и, когда все еще ели, король Лум нахмурился и сказал:
– Ох-хо-хо! Нам надо что-то сделать с беднягой Рабадашем.
Люси сидела по правую руку от короля, Аравита – по левую. Во главе стола сидел король Эдмунд, напротив него лорды – Дарин, Дар, Перидан; Корин и Кор сидели напротив дам и короля Лума.
– Отрубите ему голову, ваше величество, – сказал Перидан. – Кто он, как не убийца?
– Спору нет, он негодяй, – сказал Эдмунд. – Но и негодяй может исправиться. Я знал такой случай, – и он задумался.
– Если мы убьем Рабадаша, на нас нападет Тисрок, – сказал Дарин.
– Ну что ты! – сказал король Орландии. – Сила его в том, что у него огромное войско, а огромному войску не перейти пустыню. Я не люблю убивать беззащитных. В бою – дело другое, но так, хладнокровно…
– Возьмите с него слово, что он больше не будет, – сказала Люси. – Может быть, он его и сдержит.
– Скорей уж обезьяна его сдержит, – сказал Эдмунд. Дай-то Лев, чтобы он его нарушил в таком месте, где возможен честный бой.
– Попробуем, – сказал король Лум. – Приведите пленника, друзья мои.
Рабадаша привели. Выглядел он так, словно его морили голодом, тогда как на самом деле он не притронулся за эти сутки ни к пище, ни к питью от злости и ярости. И комната у него была хорошая.
– Вы знаете сами, ваше высочество, – сказал король, – что и по справедливости, и по закону мы вправе лишить вас жизни. Однако, снисходя к вашей молодости, а также к тому, что вы выросли, не ведая ни милости, ни чести, среди рабов и тиранов, мы решили отпустить вас на следующих условиях: во-первых…
– Нечестивый пес! – вскричал Рабадаш. – Легко болтать со связанным пленником! Дай мне меч, и я тебе покажу, каковы мои условия!
Мужчины вскочили, а Корин крикнул:
– Отец! Разреши, я его побью!
– Друзья мои, успокойтесь, – сказал король Лум. – Сядь, Корин, или я тебя выгоню из-за стола. Итак, ваше высочество, условия мои…
– Я не обсуждаю ничего с дикарями и чародеями! – вскричал Рабадаш. – Если вы оскорбите меня, отец мой Тисрок потопит ваши страны в крови. Убейте – и костры, казни, пытки тысячу лет не забудут в этих землях. Берегитесь! Богиня Таш разит метко…
– Куда же она смотрела, когда ты висел на крюке? – спросил Корин.
– Стыдись! – сказал король. – Не дерзи тем, кто слабее тебя – Тем, кто сильнее… как хочешь.
– Ах, Рабадаш! – вздохнула Люси. – Какой же ты глу-
Не успела она кончить этой фразы, как – к удивлению Кора – отец его, дамы и двое мужчин встали, молча глядя на что-то. Встал и он. А между столом и пленником, мягко ступая, прошел огромный Лев.
– Рабадаш, – сказал Аслан, – поспеши. Судьба твоя еще не решена. Забудь о своей гордыне – чем тебе гордиться? И о злобе – кто обидел тебя? Прими по собственной воле милость добрых людей.
Рабадаш выкатил глаза, жутко ухмыльнулся и (что совсем нетрудно) зашевелил ушами. На тархистанцев все это действовало безотказно, самые смелые просто тряслись, а кто послабей – падал в обморок. Он не знал, однако, что дело тут было не столько в самих гримасах, сколько в том, что по его слову вас немедленно сварили бы живьем в кипящем масле. Здесь же эффекта не было; только сердобольная Люси испугалась, что ему плохо.
– Прочь! – закричал Рабадаш. – Я тебя знаю! Ты – гнусный демон, мерзкий северный бес, враг богов. Узиай, низменный призрак, что я – потомок великой богини, Таш-неумолимой! Она разит метко, и… Проклятье ее – на тебе. Тебя поразит молния… искусают скорпионы… здешние горы обратятся в прах…
– Тише, Рабадаш, – кротко сказал Лев. – Судьба твоя вот-вот свершится, она – у дверей, она их сейчас откроет.
– Пускай! – кричал Рабадаш. – Пускай упадут небеса! Пускай разверзнется земля! Пускай кровь зальет эти страны, огонь сожжет их! Я не сдамся, пока не притащу в свой дворец за косы эту дочь гнусных псов, эту…
– Час пробил, – сказал Лев; и Рабадаш, к своему ужасу, увидел, что все смеются.
Удержаться от смеха было трудно, ибо уши у пленника (он все еще шевелил ими) стали расти и покрываться серой шерсткой. Пока все думали, где же они видели такие уши, у него уже были копыта и на ногах, и на руках, а вскоре появился и хвост. Глаза стали больше, лицо – уже, оно как бы все превратилось в нос. Он опустился на четвереньки, одежда исчезла, а смешней (и страшнее) всего было, что последним он утратил дар слова, и успел отчаянно прокричать:
