Диана Джонс - Сказочное невезение
Я посмотрел на него, потом на спасенный гладильный стол.
– А если я пообещаю, – спросил я, – ты мне расскажешь, как ты это сделал?
– Нет, – ответил он. – Просто пообещай.
– Ладно. Обещаю, – сказал я. – Все и так понятно. Ты – волшебник.
– Волшебник, – сказал Кристофер, – это человек, который зажигает ритуальные свечи на пяти концах звезды, а потом бормочет всякие заклинания. Я разве хоть что-то такое делал?
– Нет, – ответил я. – Ты, видимо, мастер высокой ступени.
Тут я одновременно и перепугался, и загордился, потому что, похоже, настолько довел Кристофера, что он решил мне что-то о себе поведать.
– Чушь! Поросячья чушь! – начал он. – Грант…
И в этот момент, к великому моему разочарованию, в гладильню чуть не бегом влетела мисс Семпл и прервала Кристофера:
– Бросайте это дело, ребятки. И не забудьте выключить утюги. Мистер Авенлох привез провизию на день, и мистер Максим хочет, чтобы знакомство с кулинарией вы начали с того, чтобы научиться отбирать лучшее.
Мы опять помчались со всех ног – в нетопленную кладовку, выходившую во двор, где стоял мистер Авенлох, надзирая за бандой младших садовников, которые тащили корзины с фруктами и ящики с овощами. В составе банды был тот мальчишка в домодельных ботинках. Он нам ухмыльнулся, мы ухмыльнулись в ответ, однако, должен сказать, я вовсе ему не завидовал. Мистер Авенлох был из таких тощих, высоких типов с орлиным профилем. На вид – настоящий тиран.
– Прекрати-ка лыбиться, Смедли, – сказал он. – И ступай дальше мотыжить грядку.
Когда вся банда рассыпалась в разные стороны, вперед выступил мистер Максим. Вид у него был почти такой же самодовольный, как и у Кристофера. Он был вторым помощником повара, и вот на него возложили новую обязанность – обучать нас, отчего вид у него сделался еще более заносчивый. Он жадно потер руки и обратился к Кристоферу:
– Тебе выбирать то, что пойдет к столу самой графине. Выбери – причем только на глаз – для нее лучшие овощи.
По выражению лица Кристофера я понял, что он вряд ли хоть раз в жизни раньше видел сырые овощи. Однако он с решительным видом шагнул к корзинке с крыжовником.
– Вот, – сказал он, – великолепный горох, да какой крупный. Хотя, подождите, на нем какие-то волоски. Волосатый горох – это что-то не то, верно?
– Это, – отчеканил мистер Максим, – крыжовник, он пойдет на заготовки. Попробуй еще раз.
Кристофер, на сей раз довольно неуверенно, приблизился к коробочке, где лежали ярко-красные горькие перчики.
– Вон какие дивные, блестящие морковины, – предположил он. – Полагаю, что при варке они слегка потускнеют.
Он поднял глаза на мистера Максима. Мистер Максим схватился за голову, да так, что чуть не сковырнул свой белый колпак.
– Нет? – расстроился Кристофер. – А что же это такое? Клубничины без стебельков? Или длинные тонкие вишенки?
Я к этому времени уже привалился к стене, согнувшись пополам от смеха. Мистер Максим обернулся ко мне.
– Шутки шутите? – заорал он. – Он пытается меня вывести из себя, да?
Я видел, что он действительно в ярости. Заносчивые люди терпеть не могут, когда над ними подшучивают.
– Нет, что вы, – сказал я. – Он правда не знает. Он… понимаете ли… он всю жизнь прожил наследником в богатом поместье… немножко похожем на Столлери, но в семье наступили трудные времена, пришлось ему искать работу.
Я кинул косой взгляд на Кристофера. Он напустил на себя скромность и даже не попытался возразить против моих слов. Интересное дело.
Мистер Максим тут же проникся к Кристоферу сочувствием.
– Милый мальчик, – сказал он. – Как я тебя понимаю. Я прошу, осмотри все вместе с Конрадом, пусть он поможет тебе выбрать.
После этого он относился к Кристоферу с изумительной добротой и даже вполне благожелательно обошелся со мной, когда я принял папайю за кабачок.
– Спасибо, – тихо поблагодарил меня Кристофер, когда мы раскладывали выбранные мною фрукты в большой вазе из граненого хрусталя. – Я твой должник, Грант.
– Да брось ты, – прошептал я. – Вспомни долбленую лодку.
И все же в конце этого дня он опять оказался у меня в долгу. Случилось это после того, как мы отстояли свое у стены еще в одной столовой, с никому не нужной белой салфеткой на руке; мы смотрели, как графиня и леди Фелиция вкушают обед. В числе прочего на столе стояло блюдо с фруктами, которое мы подготовили утром. Мне от этого стало как-то уютнее – наконец я сделал хоть что-то полезное. Графиня от души навалилась на фрукты, а вот леди Фелиция взяла одну виноградину, да тем и ограничилась.
– Душенька, – обратилась к ней графиня. – Ты почти ничего не ешь. Почему?
Это «почему» не предвещало ничего хорошего, да и взглядом сопровождалось соответствующим. Леди Фелиция, избегая этого взгляда, уставилась в тарелку, а потом пробормотала, что не голодна. Графиню такое объяснение не устроило. Она все вязалась и вязалась к дочери. Не заболела ли леди Фелиция? Может быть, вызвать ей врача? Что именно она чувствует? Или у нее несварение после завтрака? И все это – сладеньким и визгливым голосом.
Кончилось тем, что леди Фелиция проговорила:
– Мама, я просто не хочу есть. Понятно?
Лицо ее при этом покраснело, и она глянула на графиню едва ли не свирепо.
Графиня же откликнулась:
– Зачем все эти экивоки, милочка? Если ты надумала похудеть, я с удовольствием поделюсь с тобой своими таблетками.
Кристофер, скосив глаза, поймал мой взгляд. Видишь, она действительно принимает волшебные таблетки! – будто говорил он. Мы оба едва не лопнули, пытаясь подавить смех. Мистер Амос бросил на нас убийственный взгляд. Грегор тоже. А к тому времени, как мы очухались, леди Фелиция уже бросила салфетку на стол и выскочила из залы, оставив графиню в недоумении и гневе.
– Амос, – произнесла графиня, – я, наверное, никогда не пойму молодых.
– Разумеется, миледи, – отозвался мистер Амос.
Графиня милостиво улыбнулась, аккуратно свернула салфетку и элегантной поступью двинулась к двери.
– Попросите Смайзерса явиться ко мне в будуар с перепроверенными счетами, – сказала она от самой двери.
Сам не знаю почему – видимо, из-за ее походки, – я вспомнил слова миссис Потс о том, что графиня когда-то задирала ноги в кордебалете. Я таращился ей вслед, изо всех сил пытаясь вообразить ее за этим занятием – ничего не вышло, – и подпрыгнул чуть не до потолка, когда мистер Амос начал на меня орать. Зол он был страшно. Встав на ковер прямо перед нами, он устроил нам капитальный разнос за то, что мы посмели рассмеяться в присутствии дам. Мне, по крайней мере, стыдно было до невероятности. Его, похоже, совсем не смущало, что он был одного роста со мной и на несколько дюймов ниже Кристофера. Выглядел он в тот момент как пророк, или святой, или кто там еще бывает – можно подумать, мы совершили какое богохульство и на нас обрушился гнев небес.
– Вот уж я научу вас хорошим манерам, – посулил он в конце. – Вы сейчас оба выйдете в эту дверь, а потом войдете снова, как можно благовоспитаннее и беззвучнее. Пошли.
К тому моменту даже у Кристофера вид сделался довольно пришибленный. Мы крадучись подошли к двустворчатой двери, крадучись выбрались в вестибюль и вошли обратно – на цыпочках, с покаянным видом. Разумеется, потрафить мистеру Амосу нам не удалось. Он заставлял нас проделывать то же самое снова и снова – а Грегор, убиравший со стола, награждал нас презрительными улыбками. Мы повторили свой маневр раз пятьдесят, и мистер Амос как раз посулил, что не отступится, пока мы не сделаем все как надо, но тут вошел один из лакеев и доложил, что мистера Амоса просят к телефону.
– Вот повезло нам! – пробормотал Кристофер.
– Грегор, – сказал мистер Амос, – займи обоих юношей чисткой серебра, пока не настанет время Подавать Чай. Если это тот самый звонок, которого я жду, я буду занят всю вторую половину дня, так что проследи, чтобы они не отлынивали.
С этими словами он удалился, суетливо переставляя свои сверкающие ботиночки.
– Я, похоже, рано обрадовался, – сказал Кристофер, когда Грегор направился к нам.
– Сюда. Пошевеливайтесь, – сказал Грегор.
Его так и распирало от злорадства. Помимо прочих своих недостатков, Грегор был дородным. Вернее, жирным. Ладони у него были мясистые – так и представлялось, с каким смаком такая может заехать тебе по уху. Мы неслись за ним по пятам без единого слова, и три пары ног выбивали в коридоре звонкую дробь: тум-тум-тум. Он провел нас через дверь, обитую зеленым сукном, и по выстланному камнем переходу с деревянными балками в комнату в самом конце, где стоял длинный стол, накрытый газетами.
– Так, – сказал Грегор, – фартуки за дверью. Закатайте рукава. Вот вам ветошь, вот полировальная паста. За дело. – Он сбросил газеты со стола. – Я скоро вернусь и проверю, – добавил он, – и к тому моменту моя физиономия должна отражаться в каждой поверхности, как в зеркале.
