Ирина Краева - Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки»
— Чего тебе? — Недовольно отозвался Ний, он не любил, когда его одиночество нарушали. — Что это ты такая пушистая?
— Тьфу-тьфу, — отплёвывалась и отряхивалась Кикимора. — Это я кур у лесавок общипала. Они, эти лесавки, эти мелкие лесные твари допустили в свой лес противного мальчишку с лебедихой! Ещё и гордятся! Тим и лебедь Обида направляются к Зничу! Они хотят нас объегорить. Подкузьмить: извести клеймо! Спасти Даниила!
Несколько секунд Ний оторопело слушал, а потом взревел низким дребезжащим голосом: — Этому не бывать! Аспида ко мне на совет!
Крылатый змей, который подглядывал за Нием, тут же вполз в коридор и скромно сложил свои уродливые крылья, выражая готовность подчиниться любому приказанию.
— Ну!? Что станем делать с мальчишкой, бесовское отродье? — Мантия Ния оглушительно гремела железом, с неподвижного лица стекал раскалённый дождь.
— О величественнейший из мерзейших, о изнанка белого дня, воплощение мрака… — гундосил Аспид в два хобота, извиваясь из кольца в кольцо и тем самым выражая подобострастие. — О, повелитель ужаса… Ваши предыдущие советчики недооценили Лиходеича. Но ещё больше они недооценили самого мальчишку. Он хитёр и очень опасен. Он не только добрёл до Видении, но и сильно по ней продвинулся. Окажись он дурачком, он погиб бы, сделав первый шаг по той земле… Обезвредить мальчишку нам может помочь только такой же мальчишка… — Аспид выдержал многозначительную паузу и, понизив голос, хрюкнул прямо в ухо Ния: — …то есть его братец.
Ний молчал, но, судя по тому, как по его раскалённому лицу ещё обильнее потекли красные капли расплавленного железа, идея ему пришлась по вкусу.
— Необходимо мальчишку, который находится у нас, поставить во главе той бригады, которая пойдёт обезвреживать Тима, — продолжал Аспид, размахивая хоботами. — Только ум одного мальчишки может победить ум другого, нам с человеческим умом будет трудно справиться.
— Но как это сделать? Говори, иначе убью!
— Очень просто, мой господин. Надо ввести сознание мальчика Дани в изменённое состояние. У меня есть отличный кандидат для подобных трансформаций. Отъявленный проходимец, доложу я вам! — Кончиком хвоста Аспид нащупал притаившегося за дверью маленького бесёнка и рывком поднёс несчастного к глазам Ния. С упоением раскачивая его, Аспид продолжал гнусавить: — Его сознание мы вольём в сознание Даниила. Вживим его вредность, коварность, лживость, злобу, мстительность! Привьём мальчишке все его гадостные наклонности. Если бы Дан не был погружён в пучину забытья, нам бы пришлось повозиться с ним. Но сейчас операция пройдёт без осложнений. И ещё… — Аспид со значением понизил голос и расправил огромные крылья, — я предлагаю всех свободных от каверз злоденцев собрать в одном месте и заставить их воображать картину поражения Тима и, соответственно, нашу победу. Воображаемые картиночки, картинулечки, картенята непременно осуществятся в будущем. Чем ярче и подробнее наши злоденцы будут воображать посрамление наших врагов…
— Да какое у них воображение-то? — Презрительно буркнул Ний. — Что они — детсадовцы или дети младшего школьного возраста?
— Что же делать, — Аспид только развёл крыльями. — Приходится довольствоваться жалким подобием детской фантазии. А уж я постараюсь, чтобы злоденцы ярко вообразили поражение Тима и его подручной лебедихи.
Ний был доволен — каменный пол покрывал толстый железный панцирь от накапанного с него железа. «И как он до сих пор ещё весь не растаял, откуда что берётся?» — Подумал крылатый змей. Аспид подобострастно подполз к ногам Ния и, негромко постанывая, потёрся о его железные ботинки хоботами. Теперь он был уверен — его простили.
Через минуту подземная резиденция Ния пришла в движение. В большой зал, где злоденцы по вечерам устраивали просмотр любимой передачи «Катастрофы недели», спешно стаскивались стулья и расставлялись рядами. Нечисти становилось всё больше и больше. Одним броском своего мощного чешуйчатого тела в зале очутился Аспид, за его спиной нетерпеливо почёсывались крылья одно о другое.
— Раз-два, слушай мою команду! — Рявкнул он и начал медленно-медленно раскачивать свои хоботы, стараясь ввести зал в гипнотическое состояние. — Сейчас вам придётся напрячь свою фантазию, чтобы воплотить в жизнь план, придуманный мной и одобренный господином Нием. Двенадцать-восемнадцать. Я ввожу вас в транс. Вы должны представить свои самые страшные заветные мечты. Самые потаённые, самые чудовищные. Дайте волю фантазии, не скромничайте в желаниях — и вы будете королями положения! Долой жалость! Долой мытьё рук! Не хотите — не чистите зубы! Триста пятьдесят восемь-двадцать девять. Вы должны представить, как мы поймали Тима. Не забудьте, что с ним находится кандидатка для супа — лебедь по имени Обида. Вы должны увидеть картину захвата мальчишки, представить, как связывают его и пташку по рукам, ногам и крыльям. Он обездвижен, и никто из его друзей не может и дёрнутся, чтобы помочь ему! — Злоденцы были очень недовольны тем, что их заставляют слушать самовлюблённого змея, обычно в это время все занимались перевариванием обеда. Его слова, а особенно мотание противных хоботов раздражали всех до яростного желания наброситься на него и обломать ему крылья. Вертлявые черти, бубнящие ведьмы, рычащие Пёсиглавцы, стонущий Переруг и прочие, прочие недовольно урчали, понося между собой непрошенного оратора. Но все звуки самовлюблённый змий воспринимал в качестве одобрения своим словам и признаков боевого настроя у собравшихся. И поэтому продолжал верещать громче и громче: — Шестьсот шестьдесят шесть-восемьсот восемьдесят восемь. Вы должны представить свои самые страшные заветные мечты. Неприятные вам существа набрасываются и рвут друг на друга на части. Их жалкие косточки хрустят. А вы стоите и наслаждаетесь этой картиной торжествующей справедливости. Миллиард миллиардов! Над всеобщим ликованием я изящно парю, сверкая на солнце могучими крыльями. Вы должны представить свои самые страшные заветные мечты! Долой жалость! Долой мытьё рук! Не хотите чистить зубы — и не надо!
Аспид говорил и говорил, размахивая хоботами и хлопая крыльями. Утомлённые его речью злоденцы спали с открытыми глазами, на их унылых и маловыразительных, как мусорные веники, физиономиях ничего не отражалось. Вы только представьте себе: двадцать рядов мусорных веников метёлками вверх! Оглядывая безмолвный и неподвижный зал, Аспид остался весьма доволен своим красноречием. В соседней же комнате на двух операционных столах лежали крепко спящий Дан и дрожащий бесёнок. Серая щетинка на мордочке бесёнка потемнела от слёз, неудержимым потоком они лились из его зажмуренных глаз. На бледном лице Дана иногда возникала мучительная гримаса. Очевидно, тот насильственный сон, в который его ввергли, не приносил ему никакого удовольствия, мальчик сильно страдал, не в силах отделаться от наваждения.
В комнату вошёл невысокий мужчина в строгом костюме тройке. Положив дипломат на маленький столик, он открыл его и достал несколько небольших коробочек. Затем уколол иголками пальцы своих пациентов и, выдавив по несколько капель крови, размазал их на стекляшках так же, как это делают при обычном анализе в поликлинике, и вставил в какой-то электронный прибор. Раздался мышиный писк, по табло побежали красные цифры.
— Так, так, — проговорил строгий человек. — По всей видимости, ни тот, ни другой накануне не ели фасоль и не дотрагивались до белого петуха. А гуляли по большой дороге достаточно давно. Ну что ж, пожалуй, можно и приступать к пересадке сознания. Результат будет положительным. Через пару минут строгого человека уже никто бы не узнал. По белому от пудры лицу струились красные и чёрные полосы, длинные волосы парика (явно женского) стягивала на лбу жёлтая ленточка с пятью куриными перьями. Под балахоном с грубо намалёванным скелетом, его тело подёргивалось, будто в нём прыгала маленькая мартышка. Вдруг шаман взметнул руки вверх — в левой у него был огромный бубен, а правая вилась свободно, как осенний лист, — и пустился в пляс вокруг Дана с бесёнком. Скорее всего, это походило на занятие физкультурой, когда учитель даёт команду: «Правое плечо вперёд. Приставным шагом марш!» Шаман, будь он учеником, обязательно заслужил бы одобрение, так как его прыжки сопровождались высоким подниманием бедра.
— Чок, чок, молчок! Кто увидел, зуб на крючок, рот на замок, — отрывисто выкрикивал шаман. — Ты был Дан, я был бес. В мире несколько небес. Ты был Дан, я твой бес. Никаких тут нет чудес, — каждую фразу шаман сопровождал бешеным сотрясением бубна и сильно лупил кулаком в самый центр древнего инструмента, на что тот отзывался утробным ахом, словно ругался. Глаза шамана стали узкими-узкими, в щелях вместо зрачков кипело огненное железо. — Отвори ворота, Дан, я тебе сознанье дам. Свет стал жаркой страшной тьмой, я теперь навек с тобой.
