Гай Север - Волшебные истории
— Да, дядюшка, да... Я плохая, я вздорная девочка... Пускай меня отправят на плаху, дядюшка.
— Ты меня так напугала, маленькая! У тебя до сих пор так болит голова?
— Нет, дядюшка, — принцесса утерла кулачком глаза и вздохнула. — Голова почти не болит. Просто гудит, и в ушах звенит, и трещит, но уже не болит, почти. Я бы даже позавтракала. Да, я бы даже позавтракала, и пусть мне принесут чашку вкусного шоколада. И полбулочки. Нет, даже целую булочку.
— Это мы сейчас устроим. Но почему тогда ты так плачешь? Почему ты порезала все подушечки? Они же были твои любимые! Ты спала на них с такого вот возраста!
Дядюшка приподнял ладонь над полом.
— Не говори мне, дядюшка, не говори! Я знаю. Но он не пришел, и мы теперь не пойдем смотреть на Луну.
— И когда он собирался прийти? — спросил дядюшка озадаченно.
— Он сказал, ближе к вечеру...
— Вот как... Но до вечера еще есть какое-то время, девочка. Он еще может прийти, и он наверняка придет. Если, конечно, ты не обещала отправить его на плаху.
— Я обещала, дядюшка, обещала, — принцесса горько вздохнула. — Но если только он не придет... А если придет — зачем...
— Вот как. А скажи, моя славная, он — это кто?
— Откуда я знаю, — пробурчала девочка, дернув плечом. — Да и какая разница!
— Ты даже не знаешь имени?
— Не знаю!
— Это нехорошо, моя маленькая. Если бы мы знали имя, я бы его нашел и привел.
— Нет, пусть сам приходит, раз обещал! Все, дядюшка, отпусти меня, отпусти... Пусть принесут подушечки и пусть унесут эту мерзкую пику. Пусть ее вообще выкинут! Или ее тоже нельзя выкидывать? Почему ничего нельзя выкидывать? Накидали всякого хлама, валяется тут — не продохнуть.
— Уже иду, — дядюшка осторожно отнял от себя принцессу и встал. — Но ты пока умывайся, одевайся и завтракай, потому что вчера мы...
— Я никуда не пойду! — сказала вдруг девочка так твердо и четко, что дядюшка вздрогнул.
Она подняла голову и пронзила его синим взглядом. Долго смотрела, с растрепанными волосами на заплаканных щечках, потом шмыгнула носом, провела ладонями по глазам, встала, добрела до кровати и улеглась, уткнувшись лицом в скомканное покрывало.
— Буду лежать пока не умру. Или пока он не придет. И прикажи, наконец, этих дурацких послов отправить на плаху, всех. И скажи, что никаких приемов больше не будет.
Дядюшка молча вышел из опочивальни.
* * *
Весь этот тяжелый, дурацкий, томительный день принцесса не выходила из опочивальни. Она лежала в кровати, не отнимая лица от подушки, молчала, вздыхала, иногда тихо плакала. День шел, а он так и не появлялся; уже перевалило за полдень, а он так и не приходил. Принцессу звали завтракать, обедать, ужинать, но каждый раз она отвечала, что ей ничего не надо, пусть только всех отправят на плаху, а ее оставят, наконец, в покое.
Пришел вечер — холодный, ветреный, неспокойный. Принцесса, завернувшись в одеяло, перебралась к окну и смотрела в ненастное небо.
— Ну и пусть, — шептала она, прижимаясь ноющим лбом к стеклу. — Пусть, пусть, пусть. Пусть не видно Луну. Он все равно не пришел. Я скажу дядюшке, и он прикажет его разыскать. А потом я отправлю его на плаху. Просто ужасно как! Я злая, свирепая, страшная, кровавая, жестокая, мрачная, беспощадная, бесчеловечная... Пусть знает, как меня мучить.
И она шмыгала носом, и плакала, и слезы текли по щекам.
Потом побродила по комнате, не замечая слуг, пришедших гасить огни. Потом переоделась в любимую ночную рубашку — блестящую, тонкую, мягкую, с синими дракончиками по подолу. Потом улеглась на новые подушечки, обняла их, заплакала снова.
Потом долго лежала, не закрывая глаз. Потом в каминной часы на полке пробили десять. Потом — пол-одиннадцатого. Потом — полдвенадцатого, и пора было умирать.
Тар-Агне вздыхала, ворочалась, шмыгала носом, терла глаза, трогала шишку, которая заживала на лбу. И наконец стала проваливаться — засыпать.
Тут вдруг произошло очень странное.
В отдушине, в стене под потолком, что-то заворошилось. Узорная крышка отдушины отвалилась и мягко упала на толстый ковер. Образовалось отверстие, из которого выпало не очень большое, серое, непонятное и ужасно пыльное. Оно шмякнулось вслед за крышкой и стало чихать!
Принцесса взвизгнула, вспрыгнула на кровати, сгребла одеяло и спряталась за него. Серое, пыльное и чихающее стало разворачиваться. Наконец оно развернулось. Посреди опочивальни возник мальчик, и за спиной его была лютня.
— Ты пришел! — закричала принцесса шепотом. — Ты пришел, ты пришел, ты пришел!
— Ну да, мы ведь договорились?
— Я тебя дожидалась с утра! А ты все не приходил!
— Но я же сказал, что приду вечером.
— Ну и что! А вдруг?
— Хм... Я пришел бы раньше, но пришлось пробираться в обход. У тебя тут везде такие свирепые стражники. Всех грозятся отправить на плаху.
— Конечно! — радостно воскликнула Тар-Агне, спрыгнула с кровати и подбежала к мальчику. — А как тебя зовут?
— Меня называют Ведд-музыкант. Ты зови меня просто Ведде.
— Отлично! А меня как зовут, ты знаешь?
— Я буду звать тебя Агне.
— Отлично! Но, Ведде, как мы пойдем смотреть на Луну? Ты видел, какие тучи! Противные тучи съели Луну, как же нам быть?
— Там, куда мы пойдем, — сказал Ведде, — Луну видно всегда. Не переживай.
Он оглядел принцессу — Тар-Агне стояла рядом, в ночной рубашке, с сияющими в полумраке глазами.
— Там сыро и холодно, Агне. У тебя есть теплая куртка?
— А как мы пойдем? Мы что, полезем туда? — девочка указала на дыру отдушины.
— Да. Одевайся.
Тар-Агне сбегала в гардеробную и принесла свою любимую меховую накидку — длинную, мягкую, сверкающую.
— Нет, — Ведде оглядел и ощупал накидку. — Она там испачкается и порвется. Нужна какая-нибудь старая и, по возможности, грязная тряпка.
— А Луна?! Смотреть на Луну в грязной тряпке?!
— Луна не обидится. Она понимает.
— Но у меня нет грязной тряпки... — Тар-Агне собралась снова расстроиться, но Ведде положил руку ей на плечо.
— Я так и думал. И взял с собой это.
Он вытащил из-за пазухи мятый мешок. В мешке оказалась куртка — старая, затертая, штопанная, но все еще крепкая и вполне теплая, чтобы согреть маленькую принцессу в промозглую ночь.
— Конечно, — хныкнула девочка, разглядывая замечательную одежду. — У меня нет такой ловкой куртки! И такого мешка у меня нет еще больше. А если заведутся, то дядюшка заставит их выкинуть, точно. Нет чтобы повыкидывать весь этот хлам! Пику нельзя выкидывать, эту дурацкую вазу в углу тоже нельзя... Знаешь, как она меня бесит! Найти бы того, кто ее сделал, и отправить на плаху. Или хотя бы того, кто ее сюда запихал. А лучше обоих.
— Давай одеваться! — Ведде распахнул куртку. — Залезай.
Тар-Агне облачилась в куртку.
— Какая ловкая куртка! Какая уютная! Я хочу приказать себе такую же.
— Это моя старая куртка. В ней я первый раз тебя увидел, и в ней ты мне сразу понравилась. В смысле, я был в ней, а ты мне понравилась.
Тар-Агне погладила куртку.
— Теперь это, — Ведде раскрыл мешок.
— То есть как? — испугалась Тар-Агне. — В мешок? Зачем?
— Там очень пыльно. Если ты не наденешь мешок, твои волосы превратятся в паклю, а ночная рубашка — в сухую половую тряпку. И вообще, принцессам нельзя быть пыльными. По-моему, это должно быть ясно без объяснений.
— Ну хорошо, хорошо, хорошо. Я надену страшный мешок. Только как я там все увижу? Вдруг я заблужусь не в ту сторону? Куда-нибудь выпаду и потеряюсь? А Луна?
— Я прослежу, чтобы все было в порядке, — сказал Ведде. — Давай, надевай мешок, и я затолкну тебя в дырку.
Принцесса тщательно надела мешок. Ведде поставил друг на друга три пуфика, стал на них, взял принцессу, поднял и пропихнул в отверстие. Потом взял в зубы свой, ухватился руками за край, подтянулся, пролез, оделся в мешок и позвал:
— Ты как?
— Неуютно, — призналась из мешка принцесса. — Колется. И угол какой-то в спину.
— Потерпи. Нам нужно увидеть Луну. А чтобы увидеть Луну, часто нужно терпеть. Сейчас я буду тебя волочь. Ты лежи в мешке как лежится, не волнуйся.
— Ну так давай, волоки! Луна ведь уйдет, она ведь не будет нас ждать!
— Не бойся, нас она сегодня дождется.
Он потянул за собой сверток с принцессой. Тар-Агне принимала мучения мужественно и даже старалась не хныкать (когда тебя волокут в мешке по трубе, совсем, оказывается, не приятно). В мешок пробивалась пыль, и девочка постоянно чихала. Ведде старался волочь маленькую королеву с самым возможным королевским комфортом, но один раз Тар-Агне так стукнулась, что даже вскрикнула.
— Ты что? — спросил Ведде. — Ударилась?
— Моя бедная шишка! — захныкала девочка. — Шишка! Больно ужасно! Заживало, заживало, и все напрасно... Как же смотреть на Луну, с шишкой?
— Не переживай, — сказал Ведде. — Это нормально. Говорю ведь, часто Луну без шишки вообще не заметишь. Ну, осталось чуть-чуть.
