Дитлоф Райхе - Фредди. Операция «Х»
— Не беспокойся. Либо ты меня вовсе не увидишь, потому что со мной что-нибудь приключится, а уж если я выберусь наружу, то ты меня непременно заметишь, потому что я вернусь в сопровождении целой свиты.
Сэр Уильям кивнул:
— Ну, ни лапы ни хвоста, Фредди!
— До скорого! — бросил я уже на ходу и нырнул в нору.
Внизу было абсолютно темно. В такой темноте мы, хомяки, ориентируемся на ощупь или по запахам. Я потянул носом: Эльвиры тут явно не было! Я двинулся вперед. Эльвирина нора была совсем уже рядом, за поворотом, когда я уловил какой-то посторонний запах, и этот запах был мне до боли знаком! Я выглянул из-за угла. Точно! Вот они сидят, субчики-голубчики!
По всему было видно, что им теперь не до шуток. Они прижались друг к другу и молча с унылым видом смотрели в землю. Ласкающая взор картина!
И не надо, пожалуйста, мне говорить: «Ах, какой бессердечный хомяк!» Сами подумайте: мне предстояло выполнить важное задание, очень непростое, зверски непростое, если так можно выразиться. Я должен был переубедить целую колонию упрямых полевых хомяков и уговорить их предпринять определенные меры к собственному спасению, хотя они, находясь под влиянием Фронзо, вовсе не желают спасаться. Кроме того, позволю себе напомнить, что мои бедные лапы были стерты в кровь и за это время не успели зажить, а мне еще нужно было проделать весь путь до пещеры с горшком. В такой ситуации у меня не было ни желания, ни сил разбираться с нашими гениальными артистами. Ведь они только того и ждут, чтобы прицепиться ко мне! Слушать их дурацкие шуточки?! Не уж, увольте! Так я подумал, но тут же сумел совладать с собой и подавил в себе эти справедливые чувства. Ну, не оставлять же их тут!
— Здорово, мальчики! — сказал я.
— Фредди! — завопил Энрико, сияя во всю физиономию.
— Как хорошо, что ты пришел! — взвизгнул Карузо и всплеснул лапами.
Не скрою, мне было приятно видеть их искреннюю радость.
— Это было ужасно! — горестно сказал Энрико, когда я попросил рассказать, что тут приключилось. — Такого Количества тоскливых, угрюмых хомяков зараз я еще в жизни не видел! Тухляки какие-то, честное слово! Настроение у них — похоронное! Даже Эльвира, и та скисла.
— Мы хотели их немножко развлечь, повеселить, — продолжил рассказ Карузо. — Придумал такой номер смешной, про бульдозер.
— Ну, чтобы страхи их развеять, — пояснил Энрико. — Ведь когда смешно, тогда не страшно, верно? Я был водителем, а Карузо бульдозером.
— Трудная роль, между прочим, — вставил Карузо. — Самая трудная из всех, которые мне доводилось играть!
— Но они освистали нас, представляешь! — Энрико повесил голову.
— А потом еще и вытурили из пещеры! — добавил Карузо и тоже пригорюнился.
— Н-да, конфуз получился, — сочувственно сказал я, хотя мне было даже приятно, что у моих сородичей оказался такой развитый художественный вкус. — Так, значит, все хомяки снова собрались в пещере с горшком?
— Да, Фронзо опять хочет провести «кормление» сосуда.
— И когда?
— Если мы поторопимся, то как раз успеем.
Не буду описывать подробности нашего марш-броска. Это не для слабонервных. Скажу только, что после этого перехода я мечтал превратиться в птичку, чтобы мои лапы никогда не касались земли.
Уже издалека мы услышали зычный голос Фронзо. Когда мы приблизились к пещере, он как раз закончил свою речь. Я осторожно выглянул. Фронзо стоял, как и в первый раз, на возвышении.
— Испросим милости у сосуда надежды! — воззвал он и воздел лапы кверху.
Все полевые хомяки смотрели теперь на горшок, стоявший в центре.
— Сосуд надежды! — завел свою песню Фронзо. — К тебе взываем мы! Услышь нас! Прими наши подношения и будь милостив к нам!
Я пригляделся. Теперь у горшка высилась еще более значительная куча, чем в первый раз. Если хомяки расстаются со своими запасами, причем отдают добровольно и в таких количествах, значит, действительно дело плохо.
— В тебе, сосуд благословенный, заключены все наши надежды, самое ценное, что у нас есть! — продолжал свои причитания Фронзо. — Ты — наше сокровище, и мы верим: ты принесешь нам избавление!
Хомяки взирали на толстый горшок глазами, полными отчаяния и скорби.
— Прими наши дары и спаси нас от губителя! — воскликнул Фронзо, и все хомяки стали повторять за ним: «Прими!», «Спаси!», «Избавь!»
И тут мне пришла в голову гениальная мысль! Да-да, опять гениальная! И даже мои сожители, от которых, как известно, я за все время нашего знакомства слова доброго не услышал, и те воскликнули хором: «Гениально!», когда я им тихонько рассказал о том, что я задумал.
Пока я объяснял Энрико и Карузо план действия, хомяки затянули песню:
Тебе мы отдаем свои дары,
В надежде, что не тронет он норы
Хомячьей! Губитель страшный,
Он уйдет, и снова поле оживет!
Заполним снова наши закрома,
И не страшна тогда зима!
— Хомяки полей! — снова послышался голос Фронзо. — Ваши щедрые подношения не останутся без внимания! Сосуд надежды услышит вас!
И тут я выскочил вперед и закричал:
— Он лжет!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Хомяки все как один повернули головы в мою сторону. На какую-то долю секунды они замерли в изумлении, пытаясь понять, кто осмелился на такую дерзкую выходку.
— Коротышка! — крикнул кто-то. — Тот самый, из города! Жулик! Карликовый хомяк!
И вся толпа зашипела. Не слишком громко, но так злобно, что в эту минуту я подумал, что вся наша затея сейчас провалится. Дело принимало крайне неприятный оборот. И опасный. «Сейчас или никогда!» — мелькнуло у меня в голове, и я отдал команду: «Вперед!»
Энрико и Карузо выскочили из своего укрытия и пулей понеслись к горшку. Или, скажем, помчались, потому что «нестись пулей» при их поросячьей комплекции было весьма затруднительно. И тем не менее они довольно прытко прошмыгнули мимо ошалевших хомяков и вскочили на возвышение, где стоял горшок. Я замер. Теперь от них зависело все! Хватит у них сил или нет? Они ухватились за ручки и в один момент опрокинули сосуд! Горшок свалился, крышка отскочила в сторону и покатилась куда-то в угол. Пузатый горшок лежал теперь на боку. Лежал, выставив на всеобщее обозрение то, что было прежде скрыто под крышкой.
В пещере повисла гнетущая тишина.
— Да он же пустой! — пискнул кто-то.
В этом писке было столько искреннего удивления и вместе с тем столько возмущения, что я невольно поежился. Мне стало не по себе. И тут все стали кричать. Со всех сторон неслось: «Где наши червяки?!», «Куда подевался наш горох?», «Где наши дары?»
— Хомяки полей!
Фронзо. Он стоял во весь рост на возвышении, воздев лапы кверху. Даже в такой ситуации он не утратил самообладания!
— Хомяки полей! — крикнул он своим зычным голосом. — Послушайте меня!
Все стихло.
Я обвел взглядом собравшихся. Мне было ясно: настал решающий момент. Фронзо еще может повернуть все по-своему!
— Хомяки полей, — продолжал он. — Неужели вас удивляет то, что сосуд надежды пуст?!
Хомяки неотрывно смотрели на него. Но вид у них был довольно угрюмый и недоверчивый.
— Конечно, он пуст! А как же иначе?! — Фронзо сделал выразительную паузу. — Ведь надежду, ее невозможно увидеть! Надежда — невидима!
Совершенно верно, дорогой Фронзо. Но только одни и те же факты можно повернуть совершенно по-разному!
— Хомяки полей! Не давайте себя задурить!
Это Эльвира!
Она выдвинулась вперед и теперь обращалась к своим собратьям:
— В этом сосуде никогда ничего не было! Ничего, понимаете! Никаких надежд! Хотите знать, куда подевались наши дары? Куда они всегда девались?! — Она замолчала. Все хомяки замерли в томительном ожидании. — Наши дары, наше зерно, наш горох и все остальное, наши подношения забирал себе Фронзо!
Опять повисла тяжелая тишина. Хомякам нужно было время, чтобы осмыслить услышанное. Но когда до них наконец дошло, что сказала Эльвира, они зашипели так, что даже воздух, казалось, задрожал от этого страшного звука. И тогда вся эта толпа медленно пришла в движение. Все как один они двинулись вперед, туда, где на возвышении застыл Фронзо. Он стоял столбом и глядел на приближавшихся хомяков глазами, полными ужаса. Кольцо вокруг него постепенно сжималось.
И тут я почувствовал легкий толчок. Опять! Опять повторилось все то же самое! Земля дрогнула, стены покачнулись, и сверху посыпались мелкие комья.
В страхе смотрели хомяки на своды пещеры.
— Фронзо! — крикнул кто-то.
Воспользовавшись замешательством, Фронзо проворно соскочил с возвышения и шмыгнул в один из ходов.
— За ним! В погоню!
— Стойте! — попыталась удержать толпу Эльвира.
Бросившиеся было в погоню хомяки остановились.