Георгий Русафов - Ваклин и его верный конь
Как-то раз олениха сказала оленю:
— Дочка-то наша уже выросла, скоро начнут сваты наведываться. Как мы будем их встречать без обручального кольца! Я слыхала, что далеко-далеко, за девятью горами, на самой высокой вершине десятой, Стеклянной горы в золотом роднике спрятан бриллиантовый перстень, который сверкает, будто месяц… Давай отыщем этот перстень и подарим его нашей Звездочке!
— Будь по-твоему! — согласился олень.
На следующее утро олени попрощались с Лулу-Саной и помчались на своих быстрых стройных ногах к Стеклянной горе — искать бриллиантовый перстень для своей любимой приемной дочери.
IIВ этом же лесу, где находилась оленья пещера, жила злая колдунья. Она давно уже присмотрела Звездочку себе в невестки. Узнав, что олени отправились в дальнюю дорогу и не скоро вернутся домой, она решила выманить девушку из пещеры и выдать замуж за своего сына, двухголового великана, ужасного страшилища.
Сказано — сделано.
Однажды вечером хитрая старуха пробралась к дверям пещеры, постучалась в них и крикнула тонким голосом:
— Звездочка, детка, открой!.. Это я, олениха, твоя мама, несу тебе в подарок бриллиантовый перстень со Стеклянной горы.
— Зря ты надрываешься, бабушка! — отозвалась Лулу-Сана, узнав обманщицу по голосу. — Мама моя говорит, словно голубка воркует, голос у нее ласковый-ласковый. А у тебя, бабушка, как ни старайся, голосище, как у голодного волка… Уходи, я тебя не впущу, ты не с добром ко мне пришла!
Колдунья поняла, что проникнуть в пещеру хитростью ей не удастся, и решила ворваться туда силой. Она засучила рукава и принялась швырять в дверь чем попало.
Целую неделю ломилась колдунья в пещеру, но тяжелые двери оказались прочными, не поддались.
Под конец старуха свалилась с ног от усталости и злобно прошипела:
— Видно, упрямица, тебе не суждено стать женой моего сына. Погоди же, я сделаю так, что ты не достанешься и другому.
И прежде чем удалиться ни с чем в свою берлогу, колдунья приклеила к щеколде змеиный зуб…
На другой день, рано поутру, убедившись, что злая старуха наконец-то ушла, Звездочка собралась с духом, отперла дверь, ведущую в пещеру, и вышла на лужайку. Завидев девушку, к ней со всех ног бросилась целая стая зайцев, серн и белок. Они окружили свою любимую подружку и наперебой стали просить, чтобы она поиграла с ними.
— Сестричка, мы первые! — нетерпеливо перебирая лапками, лопотали длинноухие зайцы. — Мы первые увидели, что ты вышла из пещеры, и первыми подбежали к тебе!
— Нет, сначала поиграй с нами! — ласково упрашивали большеглазые серны. — Мы послушнее зайцев, не будем тебя сердить!
— Нет, — пищали прямо в уши белочки, забравшись девушке на плечи, — ты сегодня не будешь играть ни с зайцами, ни с сернами, мы будем качаться на деревьях, Лулу-Сана! Ты так проворно прыгаешь с дерева на дерево. Никто, кроме нас, не может тягаться с тобой.
Звездочка ласково дергала зайцев за длинные уши.
Гладила серн по умным головкам.
Прижимала к груди пушистых белочек.
И, звонко смеясь, говорила:
— Погодите, не горячитесь. Я поиграю с вами, зайцы, и с вами, серны, и с вами, белочки… На все хватит времени — ведь летний день долог, как год!
Звездочка побежала в лес и целый день резвилась со своими четвероногими друзьями.
Она носилась с зайцами по лесным полянкам, поросшим травой-муравой.
Гонялась за сернами среди тонкоствольных деревьев.
Качалась на верхушках сосен с белочками. Летний день пролетел незаметно, как одно мгновенье.
Солнце клонилось к закату. В горных ущельях проснулся легкий вечерний ветерок. Где-то в чаще завыл голодный волк… Лулу-Сана, услыхав волчий вой, вспомнила наказ матери не оставаться после захода солнца в лесу и тут же пустилась бежать к двери, ведущей в оленье жилище.
Она погладила зайцев по головкам.
— До завтра, милые!
Помахала рукой белочкам, которые свешивались с нижних веток деревьев и протягивали к ней свои мохнатые лапки.
— Ждите меня завтра рано утром, шалуньи-подружки…
Только сернам не успела Звездочка сказать на прощанье ни слова.
Повернувшись к ним, она взялась рукой за щеколду, и змеиный зуб тут же впился в ее нежную ладонь. Девушка рухнула на землю как подстреленная пташка. Ласковое слово замерло у нее на устах.
IIIНа следующее утро, как это всегда случается в лесу в ясные летние дни, солнце разбудило его обитателей ни свет ни заря. До позднего вечера лес оглашался беспечными песнями птиц, благоухал ароматом распустившихся цветов. Над лесными полянами летали без устали пчелы; по стволам деревьев, усердно стуча клювами, прыгали пестрые дятлы. Где-то вдалеке грустно куковала кукушка. Радостно чирикали проворные воробушки… Одна только Лулу-Сана безмолвно лежала возле пещеры с закрытыми глазами, ни разу не улыбнувшись зайцам, белочкам и сернам, которые стояли возле нее, как на посту, ни на миг не отводя печальных глаз от своей милой подружки.
Лулу-Сана была безмолвна и неподвижна…
Так прошло девять дней и девять ночей.
На десятый день где-то неподалеку вдруг залаяли собаки, зазвучали охотничьи рога. Не успели звери, караулившие бездыханную девушку, понять, что произошло, как их окружила группа всадников под водительством красивого юноши, с ног до головы одетого в парчу, золото и шелк.
Охотники, увидев так много дичи, с радостными криками стали целиться из луков в зайцев, белочек и серн. Но прежде чем стрелки успели выпустить смертоносные стрелы, их молодой предводитель увидел лежащую на траве золотоволосую девушку и крикнул:
— Погодите, не стреляйте. Там лежит девушка!..
Красивый юноша слез с коня и одним прыжком очутился возле бездыханной Лулу-Саны… Склонившись над ней, он коснулся рукой ее белого, как мрамор, безжизненного лица, погладил по распущенным золотым волосам. Приблизил свои губы к ее крохотным устам, целых девять дней и ночей не издававшим ни звука, и из его груди вырвался горестный крик:
— Она мертва… Красивее девушки я не видел на белом свете!..
Всадники молча спешились, обступили девушку и, потрясенные ее красотой, преклонили колени перед ее безжизненным телом. В ту минуту лес умолк, будто вымер. Перестали шелестеть листья на деревьях и кустах; уронили головки, словно побитые морозом, цветы на лесных полянках. Смолкли голоса птиц, перестали стучать клювами неугомонные дятлы. Притихли на цветах работящие пчелы, замерло кукованье кукушек. Даже непоседа ветер сложил свои невидимые крылья в глухих оврагах.
Кто знает, сколько времени длилось бы это скорбное безмолвие, если бы один из охотников не сказал опечаленному юноше:
— Ваша светлость, обратите внимание на эту черную занозу. Уж не в ней ли причина смерти?
И все заметили, что из ладони правой руки Лулу-Саны торчит черная заноза — это был змеиный зуб, подсунутый злой ведьмой. Целая дюжина нетерпеливых рук потянулась к занозе, каждому хотелось поскорее выдернуть ее. Но молодой предводитель оказался проворнее всех и первым вытащил ядовитый зуб из ладони спящей мертвым сном девушки…
И тут произошло чудо.
Из открывшейся ранки вытекли одна за другой три капли крови, черной, как деготь. На белом безжизненном лице девушки забрезжил румянец. Ее длинные ресницы вздрогнули, веки приподнялись, и не успели затаившие дыхание охотники ахнуть, как их озарил лазурный блеск ее глаз.
— Кто ты, добрый молодец? С добром или злом ты пришел сюда, где не ступала нога человечья, кроме моей? — прошептала Лулу-Сана, увидев над собой склоненное лицо красивого юноши.
Но не успел юноша слова сказать в ответ, как девушка увидела обступивших ее охотников. Их суровые бородатые лица испугали ее, она вскочила на ноги и бросилась бежать прочь.
Юноша в несколько прыжков догнал ее.
— Не убегай, девушка, мы ничего плохого тебе не сделаем. Я сын боярина, который владеет этим краем, а это мои верные друзья, охотники. Мы так увлеклись погоней за дичью, что не заметили, как очутились в этом уединенном месте. Здесь мы увидели тебя. Нам показалось, что ты неживая… Расскажи мне, кто ты такая и что ты делаешь в этой глуши?
Лулу-Сану пленил задушевный голос молодого боярина, она успокоилась, перестала рваться из его рук.
— Я дочь звездолобых оленя и оленихи, — сказала она, — они живут вон в той пещере. Меня зовут Лулу-Сана, что на языке оленей означает Девочка-Звездочка… Мои родители месяц тому назад отправились на Стеклянную гору за бриллиантовым перстнем для моего жениха, который, по их словам, скоро должен появиться в нашем лесу и попросить моей руки… Ведь мне уже исполнилось семнадцать лет!
Сраженный дивной красотой девушки, очарованный ее голосом, который звенел и переливался, словно серебряный колокольчик в тихий полдень, плененный добротой ее лучистых глаз, синих, как небо над их головами, юноша обнял ее и сказал:
