Рyне Белсвик - Простодурсен Лето и кое-что еще
Вот так всё и вышло.
На том нашей истории конец.
Они сгрудились вокруг стола и заглянули в банку. А в ней плавала прекрасная золотая рыбка, и от неё в пекарне стало светлей. А иногда она разевала рот и говорила «тьфу-тьфу».
– Она говорит «тьфу-тьфу», когда я ей рассказываю, – рассмеялся довольный Ковригсен. – Потому что всё понимает.
– Но… – сказал Простодурсен.
– Я стоял и рассматривал свою стеклянную банку, – ответил Ковригсен. – И думал, как плохо хотел поступить с Пронырсеном. А потом что-то закапало из глаз – и вот: в банке завелась рыбка. Но лучше вы рассказывайте ей о речке и что у нас тут ещё интересного, а я пока опару поставлю.
И они принялись рассказывать ей о речке и кудыке, понарошке и загранице…
Они говорили по очереди, а рыбка иногда высовывала голову и говорила «тьфу-тьфу».
Вот такая это была золотая рыбка.
Простодурсен и великий летний поход
В первой главе наступает рассвет. Пыль летает, а сдобсен – нет…
Сдобсен как раз выполз из-под одеяла. Залёг он спать во всей одежде. Теперь она висела на нём как тряпка на швабре.
Он хлопнул себя по животу. Столб пыли поднялся из свитера и рассеялся по комнате.
Солнце втиснуло в окно острый луч света. Высвеченная им пыль заблестела. «Блестит что надо, – подумал Сдобсен. А потом подумал: – Всё равно постираю одежду, если речка прогреется».
Он очень надеялся, что вода в реке по-прежнему ледяная. Ну нет у него сил на стирку. Устал он очень. Только встал – а его уже качает и клонит, как былочку.
Мечты сбываются иногда. И что же чувствуем мы тогда?
В маленькой Приречной стране есть три дома, две норы и одна речка.
В самой большой норе, за лесом под горой, обитает Пронырсен со своими дровами. Он запасает дрова и бережёт их – и он никогда не транжирит время на сумасбродства, дуракаваляние и ничегонеделание.
На другом берегу реки, в доме у опушки, живут-поживают Простодурсен с Утёнком. Простодурсен любит булькать в речку камни. А Утёнок собирает маленькие необычные вещи со смыслом и большие (про)странные вопросы.
Маленьких вещей со смыслом Утёнок собрал пока две – сосновое семечко и кусок скорлупки от своего яйца, где он рос, пока не вылупился. Их он хранит в коробочке для пудинга.
Ну а больших вопросов у него полна голова. Вот вам три для примера:
1) Как я попал в яйцо, из которого потом вышел?
2) Луна висит сама по себе или к чему-то крепится?
3) Откуда берутся вопросы?
На том же берегу реки, но выше, в горе, живёт Ковригсен с золотой рыбкой и тестом в чане. Ковригсен в Приречной стране пекарь. У него в норе самые вкусные запахи – свежих хрустких коврижек.
На одном берегу с Пронырсеном жительствует Октава. Забот у неё не перечесть, но больше всего она печётся о том, чтобы согреть и умягчить все сердца в Приречной стране.
В последнем доме, рядом с Октавой, обретается Сдобсен. Он ходит в вечно мокрых башмаках. Настроение у Сдобсена бывает разное, но он всегда в своём репертуаре.
Глубоко в чаще леса на большом чёрном валуне лежит каменная куропатка. На всю Приречную страну одна-единственная. Над головой у неё и днём и ночью ходит небо. Никто никогда не слышал, чтобы она боялась темноты. Всю зиму каменная куропатка пластается по огромному мрачному камню и не даёт ему остыть. Она, видно, знает другим неведомое, раз может вести такую жизнь. Вот и повелось: кому проблема не по зубам, не по плечу или не под силу, идут за советом к каменной куропатке.
Лето только народилось. Свежее, сочное, доброе, мягкое. Оно принесло с собой летние ночи, летние наряды, летний дождик, летние цветы, летний пудинг, летний сон – всё кругом стало летнее-прелетнее.
Поначалу лето оказалось прохладным. И даже раз на зорьке присыпало землю летним снежком. Но белая пудра растаяла на тёплом солнышке, и больше о неловкой оплошности никто не вспоминал.
Почти все в Приречной стране были заняты своими простыми летними делами. И только Сдобсен, бедолага, переминался посредине пыльного покосившегося дома и был в своём самом мрачном репертуаре. Едва он освоил зимнюю хандру, как здрасте вам – пришла весна. Теперь изволь радоваться каждому зазеленевшему ростку, которого солнцем выманили из земли наружу.
Завидная ли доля – быть таким ростком? Преть в перегное всю долгую зиму и не казать носа наружу, пока солнце не растопит снег над тобой? Стоит ли оно того?
«Вот взять меня, – думал Сдобсен. – Я должен цвести и радоваться весь год. Даже когда нанесло снега по пояс, всё равно изволь таскать ноги с цветущим видом. Будь я росток, я бы тоже, может, сейчас радовался. Но я не росток. Я – Сдобсен. Единственный Сдобсен в целом мире».
Такие думы мучили его весной. И только-только он, изрядно умучившись, довёл себя до весеннего настроения, как жизнь потребовала большего. Наступило лето. Теперь мало изредка радоваться – теперь будь добр лучиться счастьем от зари дотемна!
Сдобсен не лучился. Слишком он устал, работая над весенним настроением.
– К чему всё это круговерченье? – вздохнул Сдобсен. – То солнце, то жара, пень-колода-распогода… Покоя не дождёшься. Неужто никто не придёт меня навестить с горшочком масла и корзиной мягоньких, вкусненьких, горяченьких пирожков?.. И не мечтай, Сдобсен, – строго сказал он себе. – Тебя навещают только несносные времена года. Одно норовит проломить крышу снегом. Другое протекает дождём по всей трубе. Третье жарит солнцем в окна. Четвёртое оглушает птичьим гомоном в замочную скважину. Интересно, придёт ли пятое время вместе с добрым гостем и с корзиной сладких крендельков? Ну хотя бы с пудингом? Нет, никто не идёт. И вот стою я тут один, измученный погодой…
Более-менее устраивала Сдобсена только осень. Хлещет дождём, свищет ветром. Да ещё в лесу адский беспорядок наведёт, деревьев навалит и листья с них обдерёт. Неплохое время.
Осенью никто не обязан лучиться хорошим настроением. Все ходят с бледным видом и костерят погоду. Осенью Сдобсен иногда смеётся без натуги. Смех появляется сам по себе.
Сдобсен давным-давно завёл себе большую и светлую мечту. Он мечтал, чтобы с него началась новая книжка. И чтобы в самой первой фразе уже был Сдобсен. Один Сдобсен и больше ни-ко-го. И он бы жил да был и твёрдо знал: всё, что случится в книжке дальше, началось с него, со Сдобсена. Не будь его, вся история пошла бы иначе.
«Но только чур я буду в прологе совсем один, – мечтал Сдобсен. – Единственный и неповторимый Сдобсен из Приречной страны».
Иногда он прикидывал, как именно он будет открывать собой книгу. Например: сладко благоухает лето. Занавеска цвета изумрудной зелени чуть заметно елозит на ветру. Пригожий день. Не жаркий. Не холодный. Лишь лёгкая прохлада в тени.
«Я бы стоял и отражался в зеркале, – мечтал Сдобсен. – С таким героем книга увлечёт читателя с первой фразы. Все будут ломать голову, зачем я отражаюсь в зеркале. И что намерен делать дальше».
– Что такое? – вдруг спросил он вслух. – Что случилось? Началось?
Чутьё подсказывало, что началось.
Порыв ветра вздыбил занавеску и смял узор из коричневых кругов. Их нарисовала чашка Сдобсена в бытность занавески скатертью.
Он оглянулся в поисках чего-нибудь блестящего взамен зеркала. Придумано ловко, только вот жил Сдобсен без особого блеска. В его доме все вещи были пыльные, сальные, заляпанные, много раз пользованные. Некоторые – для стольких разных нужд, что уже и не вспомнить, чем они были изначально. Однако до блеска ни одна вещь не затёрлась. Занавеска, например, сначала была рубашкой. Она оказалась кусачая и ужасно натирала Сдобсену пузо – носить её было невозможно. Но и отдать жалко. Поэтому Сдобсен приспособил её под наволочку. А потом подумал, что как-то нерачительно спать на такой прекрасной материи, и постелил рубашку на стол вместо скатерти. Скатертью она послужила недолго – быстро заляпалась и промокла, и Сдобсен повесил её на окно для просушки. Там она и осталась висеть, на окне. И как её теперь назвать: занавеска? Сохнущая скатерть? Кусачая наволочка? Или рубашка, на которой жалко спать?
Впрочем, как ни назови, а на ветру она трепетала. Хоть окно было закрыто, но Сдобсен видел, что занавеска из бывшей скатерти из бывшей рубашки елозит по стеклу. Он сдвинул её в сторону и выглянул в окно.
Ярко светило солнце. Золотился и румянился погожий день, полный лесов, кустов и валунов.
Октава у себя в саду напевала песни. Пронырсен рубил в лесу дрова. Простодурсен булькал в речку камни, а Утёнок что-то ему кричал. Сдобсен унюхал запах свежих коврижек, растекавшийся из пекарни Ковригсена. «Так я и знал, – подумал он. – Все заняты своими делами, а меня как будто и нет на свете. Будь я им интересен, под дверью бы уже очередь из гостей клубилась».
Но очередь не клубилась. Все были при деле.
А Сдобсен всё начинал собой книжку. Наверняка рад-радёшенек, думаете вы, такая мечта исполнилась!
