Ф. Энсти - Медный кувшин
— Так и я думаю, г. Вентимор… Но это как раз то, что люди сделали, а если вы не верите, подите и посмотрите сами.
Она раздвинула драпировки и открыла изумленному взору Вентимора обширную залу с колоннами и с высоким куполообразным потолком, от которого свешивалось несколько ламп, дававших мягкий свет. Наверху, в стене налево, было два окна, которые, по его мнению, раньше находились у него в гостиной; из деликатности, или по неумению, или просто потому, что это ему не пришло в голову, джинн не тронул наружных стен; только эти окна были теперь замаскированы сквозной позолоченной решеткой, которою Гораций объяснил себе узор, замеченный им снаружи. Стены были обложены голубыми с белыми восточными изразцами; вдоль двух стен зала шла алебастровая платформа, на которой стояли диваны; в противоположной ему стене подковообразные арки вели, очевидно, в другие комнаты. Середина мраморного пола была застлана дорогими коврами с кучами подушек, яркие цвета которых горели из-под золотых мудреных вышивок.
— Ну, — сказал несчастный Гораций, едва сознавая, что говорит, — это… это очень… уютно, г-жа Рапкин.
— Не мне судить об этом, сударь; только я хотела бы знать, где вы думаете обедать?
— Где? — сказал Гораций. — Ну, здесь, конечно. Здесь много места.
— В доме не осталось ни одного стола, — сказала г-жа Рапкин, — значит… разве только вы захотите накрыть на полу.
— О, здесь должен быть стол где-нибудь, — сказал Гораций нетерпеливо, — или же вы можете взять взаймы. Не создавайте затруднений, г-жа Рапкин. Приспособьте, что угодно… Теперь я должен идти и одеваться.
Он наконец освободился от нее и, пройдя под одну из арок, нашел меньшую комнату, из кедрового дерева, с инкрустациями из слоновой кости и перламутра, которая, очевидно, была его спальней.
Роскошное одеянье, жесткое от золотых вышивок и сверкавшее древними украшениями из драгоценных камней, было разложено для него (ибо джин обдумал все); но, конечно, Вентимор предпочел бы свой собственный вечерний костюм.
— Г. Рапкин! — закричал он, подходя к другой арке, которая, по-видимому, сообщалась с подвалом.
— Что прикажете? — ответил хозяин, который только что вернулся из своей «читальни» и теперь появился без галстука в одной жилетке, бледный и растерянный, что, пожалуй, понятно, принимая во внимание обстоятельства. Когда он вошел в эти ставшие ему чуждыми мраморные покои, он пошатнулся; его красные глаза выкатились, а рот открылся как у рыбы.
— Они и здесь побывали также, кажется, — заметил он хрипло.
— Здесь немножко переделали, — сказал Гораций, — как видите. Не знаете ли вы, куда девалось мое платье, а?
— Я не знаю, куда они девали все. Ваши платья? Ну, я не знаю, куда девалась даже наша маленькая гостиная, где мы с Марией сидели столько лет каждый вечер. Я не знаю, куда девались кладовая и ванная с горячей и колодной водой, проведенной за мой собственный счет. А вы просите меня найти вам сюртучную пару! Я нахожу, сударь, я навожу, что самая не… самое непозволительное своеволие было допущено в ущерб мне.
— Любезный, не болтайте вздора! — сказал Гораций.
— Я вам говорю, что знаю. И всегда скажу, что дом англичанина — это его крепость, и никто не имеет права, как только он повернул спину, прийти и построить у него турецкие бани, вот что!
— Построить что? — воскликнул Гораций.
— Турецкие бани, понятно говорю. Ведь это же сущие турецкие бани. Как вы думаете, кто захочет снять квартиру, отделанную на смех? Что я скажу домовладельцу? Такое дело разорит меня, да! После того, как вы здесь квартируете пять лет, и мы с Марией смотрели на вас, как на родного… Это тяжело… это чертовски тяжело!
— Слушайте, — сказал Вентимор резко, потому что было ясно, что умственные занятия г-на Рапкина не обошлись без помощи многочисленных рюмок, — придите в себя наконец и слушайте!
— Я почтительно отклоняю предложение прийти в себя… ни для кого на свете, — сказал г-н Рапкин с гордым видом. — Я стою здесь за свое достоинство, как человека, сударь! Слышите, я стою здесь…
Он помахал рукой и неожиданно сел на мраморный пол.
— Стойте на чем хотите или на чем сумеете, — сказал Гораций, — но вы слушайте, что я хочу вам сказать. Тот кто… те, кто сделали все эти изменения, вышли за пределы моих распоряжений. Я вовсе не хотел, чтобы дом был так переделан. И все таки, если ваш домовладелец не найдет, что его. ценность страшно повысилась, он будет дураком, вот и все! Как бы то ни было, я позабочусь, чтобы вы не пострадали. Если заставят все привести в прежний вид, я это сделаю на свой счет. Поэтому, пожалуйста, не беспокойтесь больше.
— Вы — настоящий джентльмен, г. Вентимор, — сказал Рапкин, осторожно пытаясь стать на ноги. — Джентльмена сразу узнаешь. Я тоже джентльмен!
— Конечно, — сказал Гораций весело, — и я вам скажу, как это доказать. Вы сейчас же пойдете вниз и попросите свою милую жену облить вам голову холодной водой: затем окончите свой туалет, постарайтесь добыть какой-нибудь стол, накройте его для обеда и будьте готовы к приезду моих друзей, чтобы доложить о них, когда они приедут, и потом служить за столом. Понимаете?
— Хорошо, господин Вентимор, — сказал Рапкин, который еще не вышел за пределы понимания и повиновения. — Вы уже на меня положитесь. Я постараюсь хорошо принять ваших друзей, превосходно! Я служил буфетчиком в лучших, в самых знатных… в самых аристо… вы знаете, в такого рода домах… и… все это было в порядке, и я буду в порядке через несколько минут.
С таким обещанием он заковылял по лестнице, оставив Горация с облегченным до некоторой степени сердцем. Подержав голову под краном, Рапкин будет достаточно трезв; да и кроме того можно рассчитывать на нанятого лакея.
Если бы только нашлась его фрачная пара! Он вернулся в свою комнату и все перерыл, как сумасшедший, но нигде ничего не оказалось, а так как он не мог решиться встретить гостей в рабочей куртке — что профессор принял бы за умышленное оскорбление и что, конечно, показалось бы грубым нарушением этикета в глазах г-жи Фютвой, если не в глазах ее дочери, — то он решил надеть восточные одежды за исключением чалмы, которую ему никак не удавалось навертеть на голову.
Так наряженный, он снова вошел в зал под куполом, где, к своему большому неудовольствию, увидел, что еще не было и намека на обеденный стол. Он уже начал растерянно искать звонок, когда появился Рапкин. По-видимому он последовал совету Горация, потому что его волосы были мокры и приглажены и он был сравнительно трезв.
— Нет, это слишком! — кричал Гораций. — Мои друзья могут сейчас приехать, а еще ничего не сделано. Вы не намерены служить за столом в таком виде, не правда ли? — прибавил он, заметив, что тот был в пальто и шарфе.
— Я не намерен служить ни в каком виде, — сказал Рапкин, — я ухожу, да!
— Очень хорошо, — сказал Гораций, — в таком случае пошлите сюда лакея… Я полагаю, он пришел?
— Он пришел… но опять ушел… Я ему сказал, что он не будет нужен.
— Вы это ему сказали! — сказал Гораций сердито, но потом овладел собой. — Ну, Рапкин, образумьтесь. Не можете же вы в самом деле свалить все на жену: и готовить обед и подавать его!..
— Она не намерена делать ни того ни другого, она уже ушла из дому.
— Вы должны привести ее назад! — воскликнул Гораций. — Боже мой! Неужели вы не видите, в какое положение вы меня ставите? Мои знакомые уже выехали из дому, теперь слишком поздно им телеграфировать или как-нибудь дать знать.
Пока он говорил, раздался стук у входной двери; и довольно странным показался знакомый звук чугунного молоточка в этой арабской зале.
— Вот они! — сказал он, и мысль встретить их у двери и предложить сейчас же отправиться в ресторан пришла ему на ум, но тут он сообразил сразу, что неудобна его одежда да и денег не хватит на это.
— В последний раз и вас спрашиваю, Рапкин! — крикнул он в полном отчаянии. — Неужели же вы вовсе не готовили обеда:
— О, — ответил Рапкин, — обед-то будет: его стряпают какие-то дикие нехристи там, внизу, вот что уязвило сердце Марии: видеть, что все взято из ее рук, после того, как она так много хлопотала.
— Но мне нужен кто-нибудь, чтобы подавать! — воскликнул Гораций.
— У вас найдется довольно слуг для чего угодно. Но если вы надеетесь, что честный христианин станет служить вместе с дурномордыми арапами и плясать под их дудку, то вы ошибаетесь, сударь! Пойду переночую у своего зятя и спрошу у него совета об этом деле, потому что он служил швейцаром у адвоката и знает законы. А пока желаю вам доброго вечера и надеюсь, что ваш обед будет вам по вкусу и по желанию!
Он вышел через дальнюю арку, в то время как из передней до Горация долетали слишком хорошо знакомые голоса. Фютвой приехали; ну, во всяком случае, кажется, им будет что поесть, раз Факраш в своем старании делать все основательно, сам приготовил и пир, и прислугу! Но кто же доложит о гостях? Где те слуги, о которых говорил Рапкин? Не пойти ли самому встречать гостей?
