Александр Афанасьев - Народные русские сказки
В обеих сказках отражается действие вредоносной магии. В немецкой сказке источником этой магии является мачеха, а в русской – еще и силы природы. Порча в волшебных сказках осуществляется через непосредственное соприкосновение: достаточно лишь напиться какого-нибудь зелья, принять внутрь какую-нибудь наговоренную еду, дотронуться до наговоренного предмета. В сказке о сестре и брате в качестве зелья выступает вода из заколдованного родника, которая превращает человека в животное.
Этот эпизод восходит к языческим представлениям народа о злой силе стихий, избежать которой можно, лишь соблюдая известные бытовые запреты. Сказочные истории о борьбе человека с разными таинственными силами имели реальную основу. Понятие о страшных силах, господствовавших в окружающем человека мире, возникло как превратное представление о тех реальных опасностях, которые подстерегали людей на каждом шагу.
Благополучие и самое существование простого народа зависели от тысячи жизненных обстоятельств. Дикие звери, эпидемии, природная стихия – все несло человеку гибель. Он приписывал все свои несчастья злой воле многочисленных мифических хозяев – духов. Герой сказки нарушает запрет сестры, – которая старше и мудрее его, – что неизбежно приводит к плачевным последствиям.
Отличительной особенностью русской сказки являются песенные вставки – традиционный элемент народных сказок, которого нет в европейской сказке. Как выразительно переданы в них отчаяние и печаль героев:
– Аленушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынъ на бережок.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему отвечает
– Иванушка-братец!
Тяжел камень на дно тянет,
Люта змея сердце высосала!
Царь, услышав песенку козленка, спасает Аленушку, а у братьев Гримм король узнает о кознях колдуньи-мачехи от привидения, навещавшего его ребенка.
В сказке во всей наивной простоте и ясности обнаруживаются симпатия народа к кротким, гонимым сиротам.
Создатели сказок неизменно позволяют героям торжествовать над силами зла. Герои терпят холод и голод, теряют близких и родных, плутают в густом лесу, становятся жертвами чаровниц и колдунов, чтобы в конце концов победить и обрести благополучие.
Солнце, Месяц и Ворон Воронович
Жил-был старик да старуха, у них было три дочери. Старик пошел в амбар крупку брать; взял крупку, понес домой, а на мешке-то была дырка; крупа-то в нее сыплется да сыплется. Пришел домой. Старуха спрашивает:
– Где крупка? – а крупка вся высыпалась.
Пошел старик собирать и говорит:
– Кабы Солнышко обогрело, кабы Месяц осветил, кабы Ворон Воронович пособил мне крупку собрать: за Солнышко бы отдал старшую дочь, за Месяца – среднюю, а за Ворона Вороновича – младшую!
Стал старик собирать – Солнце обогрело, Месяц осветил, а Ворон Воронович пособил крупку собрать.
Пришел старик домой, сказал старшей дочери:
– Оденься хорошенько да выйди на крылечко.
Она оделась, вышла на крылечко; Солнце и утащило ее.
Средней дочери также велел одеться хорошенько и выйти на крылечко. Она оделась и вышла; Месяц схватил и утащил вторую дочь.
И меньшой дочери сказал:
– Оденься хорошенько да выйди на крылечко.
Она оделась и вышла на крылечко; Ворон Воронович схватил ее и унес.
Старик и говорит:
– Идти разве в гости к зятю.
Пошел к Солнышку; вот и пришел.
Солнышко говорит:
– Чем тебя потчевать?
– Я ничего не хочу.
Солнышко сказало жене, чтоб настряпала оладьев. Вот жена настряпала. Солнышко уселось среди полу, жена поставила на него сковороду – и оладьи сжарились. Накормили старика.
М. Нестеров. За приворотным зельем.
Пришел старик домой, приказал старухе состряпать оладьев; сам сел на пол и велит ставить на себя сковороду с оладьями.
– Чего на тебе испекутся! – говорит старуха.
– Ничего, – говорит, – ставь, испекутся.
Она и поставила; сколько оладьи ни стояли, ничего не испеклись, только прокисли.
Нечего делать, поставила старуха сковородку в печь, испеклися оладьи, наелся старик.
На другой день старик пошел в гости к другому зятю, к Месяцу. Пришел.
Месяц говорит:
– Чем тебя потчевать?
– Я, – отвечает старик, – ничего не хочу.
Месяц затопил про него баню.
Старик говорит:
– Тёмно, быват[32], в бане-то будет!
А Месяц ему:
– Нет, светло; ступай.
Пошел старик в баню, а Месяц запихал перстик[33] свой в дырочку и оттого в бане светло-светло стало. Выпарился старик, пришел домой и велит старухе топить баню ночью. Старуха истопила; он и посылает ее туда париться. Старуха говорит:
– Тёмно париться-то!
– Ступай, светло будет!
Пошла старуха, а старик видел-то, как светил ему Месяц, и сам туда ж – взял прорубил дыру в бане и запихал в нее свой перст. А в бане свету нисколько нет! Старуха знай кричит ему:
– Тёмно!
Делать нечего, пошла она, принесла лучины с огнем и выпарилась.
На третий день старик пошел к Ворону Вороновичу. Пришел.
– Чем тебя потчевать-то? – спрашивает Ворон Воронович.
– Я, – говорит старик, – ничего не хочу.
– Ну, пойдем хоть спать на седала[34].
Ворон поставил лестницу и полез со стариком. Ворон Воронович посадил его под крыло.
Как старик заснул, они оба упали и убились.
Крошечка-Хаврошечка
Вы знаете, что есть на свете люди и хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые бога не боятся, своего брата не стыдятся: к таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой маленькой; взяли ее эти люди, выкормили и на свет божий не пустили, над работою каждый день занудили, заморили; она и подает, и прибирает, и за всех и за все отвечает.
А были у ее хозяйки три дочери большие. Старшая звалась Одноглазка, средняя – Двуглазка, а меньшая – Триглазка; но они только и знали у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала, их обшивала, для них и пряла и ткала, а слова доброго никогда не слыхала. Вот то-то и больно – ткнуть да толкнуть есть кому: а приветить да приохотить нет никого!
Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую корову, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:
– Коровушка-матушка! Меня бьют, журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрему дали пять пудов напрясть, наткать, побелить, в трубы покатать.
А коровушка ей в ответ:
– Красная девица! Влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь – все будет сработано.
Так и сбывалось. Вылезет красная девица из ушка – все готово: и наткано, и побелено, и покатано.
Отнесет к мачехе; та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а ей еще больше работы задаст. Хаврошечка опять придет к коровушке, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмет принесет.
Дивится старуха, зовет Одноглазку:
– Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая! Доглядись, кто сироте помогает: и ткет, и прядет, и в трубы катает?
Е. Поленова. Иллюстрация к русской сказке
Пошла с сиротой Одноглазка в лес, пошла с нею в поле; забыла матушкино приказанье, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке; а Хаврошечка приговаривает:
– Спи, глазок, спи, глазок!
Глазок заснул; пока Одноглазка спала, коровушка и наткала, и побелила. Ничего мачеха не дозналась, послала Двуглазку. Эта тоже на солнышке распеклась и на травушке разлеглась, матернино приказанье забыла и глазки смежила; а Хаврошечка баюкает:
– Спи, глазок, спи, другой!
Коровушка наткала, побелила, в трубы покатала; а Двуглазка все еще спала.
Старуха рассердилась, на третий день послала Триглазку, а сироте еще больше работы дала. И Триглазка, как ее старшие сестры, попрыгала-попрыгала и на травушку пала. Хаврошечка поет:
– Спи, глазок, спи, другой! – а об третьем забыла Два глаза заснули, а третий глядит и все видит, все – как красная девица в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала. Все, что видела, Триглазка матери рассказала; старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:
– Режь рябую корову!
Старик так-сяк:
– Что ты, жена, в уме ли? Корова молодая, хорошая!
– Режь, да и только!
Наточил ножик…
Побежала Хаврошечка к коровушке:
– Коровушка-матушка! Тебя хотят резать.
– А ты, красная девица, не ешь моего мяса; косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их рассади и никогда меня не забывай, каждое утро водою их поливай.
Хаврошечка все сделала, что коровушка завещала; голодом голодала, мяса ее в рот не брала, косточки каждый день в саду поливала, и выросла из них яблонька, да какая – боже мой! Яблочки на ней висят наливные, листвицы шумят золотые, веточки гнутся серебряные; кто ни едет мимо – останавливается, кто проходит близко – тот заглядывается.
