Юрий Третьяков - Андрейка и лодырь Ромашка
– Непривычные к нашему панибратству… – хехекнул Гриша.
Андрейка не вытерпел и встрял в разговор:
– А мусор везде выбрасывать – не панибратство, да?
– Какой мусор? – прикинулся непонимающим Гриша.
– «Какой»! Ваш мусор! Где березовая поляна… Мы точно узнали чей: и обои, и боты отрезанные, и пузырьки…
– Какие щепетильные, скажи на милость! – насмешливо развел руками Гриша. – А куда же его девать?
– На свалку! Есть свалка… Почему обязательно в самое красивое место?…
Гриша продолжал посмеиваться:
– Глядите-ка! Тоже стали разбираться: «красивое»… Эстетики нашлись! Я, например, не заметил там особенной красоты: полянка как полянка… По-моему, все полянки одинаковые… А на свалку не всякий поедет: инфекций прикажешь там набираться, на свалке вашей?…
– Ты, Андрюха, помалкивай, чего не понимаешь! – сказал дядя Коля. – Ты его слухай… Он человек бывалый, козырный: они с Пятровной нынче из бара пьють! Мы народ серый, мы покуда из стакана! Абы поболе!
– Неужели трудно было до свалки довезти? – не отставал Андрейка.
За Гришу ответил дядя Коля:
– Наш мусор недостоин рядом с ихним находиться! У них – культура!… Куда нам…
Гриша перестал посмеиваться:
– А чем ты докажешь, что я? Ты видал?
– Знаю!
– Нужно доказать!
– Докажем!
– Ну и что?
– А то!
– Ты чего лезешь не в свое дело? Ты сознательный?
– Сознательный!
– А я – нет! Ясно? И отвали! Нечего мне тут права качать!… Молокососы, понимаешь…
И Гриша полез в своего «Жигуля».
– Ладно… Мы тебе устроим штуку… – тихонько злобился Андрейка. – Растопырил усы, как кот… и думает, что полянки можно замусоривать. Попомнишь полянку, кошачья морда!…
Но Гриша услыхал и высунулся из кабины:
– Что ты мне сделаешь?
– Увидишь! Вот увидишь…
– Молчать! – шутливо прикрикнул дядя Коля на Андрейку. – Ты как осмеливаешьси некультурность свою выказывать? Большого человека оскорбил, котом его обозвал. Тебя чему в школе воспитывали? Какой он тебе кот? Конешно, по усам маленько смахивает… Чистоплотный тоже!… Коты, они завсегда чистоплотные… Был у меня один…
Гриша дал газ и укатил. Андрейка тоже не стал дослушивать про чистоплотного дядь Колиного кота, увидав, что по улице идет Читака и несет ведро воды из колонки, поставив его себе на голову и слегка придерживая руками.
– Во! – похвалился он. – Вчера по телевизору показывали, как в Индии носят… Получается? А так правда удобнее: руки почти не заняты, только макушку больно и глаза по сторонам не видят. Да можно привыкнуть… А ты почему такой?
Андрейка рассказал про полянку.
Читака выслушал, потом, присев на корточки, поставил ведро на землю, пощупал макушку и заявил:
– Этого дела так нельзя оставлять!
– Мы и хотели с тобой посоветоваться…
Моськино предложение Читака, как человек ученый, мирный, не любящий скандалов и боев, тоже не одобрил и пообещал что-нибудь посоветовать – потом.
– Когда?
– Не знаю… Я уже мозги включил, теперь они сами думают… Они у меня автоматические! Когда надумают, не знаю: сегодня или завтра… От меня не зависит…
– А могут ничего и не надумать?
– Такого не может быть!… – ответил Читака. – Чего-нибудь да надумают…
Он опять водрузил ведро на голову и пошел, глядя прямо перед собой. Но мозги у него и вправду оказались автоматические, потому что, отойдя немного, Читака вдруг остановился, поспешно снял ведро и, оставив его посреди улицы, побежал за Андрейкой:
– Стой! Знаешь что? Нужно его через газету протащить! Опозорится на весь мир! Так и надо! Помнишь, как дядь Колю Копейкина описали в райгазете за то, что он с работы на работу часто переходил: «Жив курилка!» – называлась. Его потом задразнили прямо! Кто ни увидит: «Дядь Коль, да ты жив?», «Дядь Коль, давай закурим, раз ты жив!» И сами: га-га-га! До того довели, что он чуть не завербовался в Караганду, но пока дом продавал, всем надоело его дразнить, он и остался… Даже курить бросил, хотя, говорит, через кашель…
– А ты сумеешь написать? – обрадовался Андрейка.
– Сумею! – кивнул Читака. – Хотя и не пробовал… Только не сейчас, а когда-нибудь после… Сейчас мы уезжаем гостить в город на неделю! Ты попробуй пока сам.
– Да я не умею.
– А чего тут уметь? Что тут такого? Описывай все подробно, главное, старайся, чтоб посмешней получалось… Жалко, что название «Жив курилка!» уже было, а то хорошо бы его проставить. Сейчас я тебе приблизительно…
Он задумался, глубокомысленно подняв глаза.
Из-за угла вышла Читакина мать, одной рукой подхватила ведро, другой – уцепила Читаку и поволокла за собой, ругаясь:
– Тебя, с-собачонок, за чем послали? Машина дожидается, а он ста-аит балакает: тара-бара!…
Читака успел только крикнуть:
– Я вам потом в письме все подробно напишу!
Читакина мысль Андрейке очень понравилась. Если сочинить посмешнее, все прочтут, Гриша с тетей Фросей будут опозорены, и ни капли их не жалко. Да еще описать стихами! Мать рассказывала, что раньше, когда в Шапкине не только телевидения, но даже радио не было, а газету выписывал только сельсовет, тогда про таких, как Гриша, складывали частушки и пели: осрамят не хуже, чем в газете! Стихи лучше и тем, что их запомнить легче.
А что тут особенного? Ведь в стихах главное – складные рифмы подобрать, и Андрейка вдруг обнаружил, что это – дело нехитрое. Вот, например, идет кошка… Кошка, картошка, гармошка, лукошко… Да сколько угодно можно напридумывать! А на какое слово рифм мало или нет совсем, его всегда можно другим заменить – полегче…
Сперва он решил писать стихотворение громадное – целую поэму, потому что в маленьком не поместятся все подлые поступки Гриши: нужно полянку описать, какая была и какая стала, самого Гришу в смешном и противном виде, тетю Фросю подбавить, которая тоже виновата, дальше – видно будет…
Он взял листок бумаги, ручку и начал сочинять, но призадумался, с какого боку подступаться… Только бы удалось начать с самого начала, а дальше, глядишь, и стронется, пойдет одно за другое цепляться! Да вот начало никак не начиналось…
Вообще-то поэмы – произведения длинные, для первого раза трудные… Не слыхать, чтобы настоящие поэты прямо с поэм начинали: они сперва учатся на мелких стишках, потом пишут все длиннее и длиннее, а под конец и до поэм добираются…
Мать увидела и удивилась:
– Да ты никак за письмо принялся? Должно, в лесу волк сдох! Давно, давно пора дядю Ваню отблагодарить за посылку! Какую неделю откладываешь…
– Дядь Ване я тоже напишу… вскоре… – пообещал Андрейка. – А сейчас у меня поважней дело… Поэму пишу!
Мать остолбенело уставилась на Андрейку, потом прыснула:
– Чего-чего?
– Поэму! Что тут особенного? Будет называться – сатирическая и юмористическая поэма… про Гришу с Петровной: как он всю полянку замусорил… Петровне тоже достанется… Будут знать!
Мать перестала смеяться:
– Во-он что… Да ты сдурел? С Петровной связываться захотел!…
– А они что делают!
– Мало ли… Можно на словах сказать, если что… А он, глядите-ка, что задумал! Иль ты ее не знаешь? Самая подколодная старуха во всем Шапкине! Даром что с языка не сходит: «я бога бою-уся…», «ты, дочка, бога бойси-и»… Она потом со свету сживет!… С тебя спросу нет, а ты подумал, каково нам с отцом? Да она в суд побежит, у ней чуть что:
«оскорбление личности…» Вот я отцу скажу, он тебе пропишет поэму! Поэмщик какой! Попробуй только у меня напиши… Ну-ка, дай-ка сюда!…
Мать выхватила у Андрейки ручку и спрятала в карман, будто в доме не найдется других ручек или карандашей… Конечно, вступать в конфликт с отцом и матерью не годится, но и этого дела тоже оставлять нельзя, правильно Читака сказал.
Андрейкины мозги оказались автоматическими, не хуже, чем у Читаки: как включились – стихотворение сочинять, так и пошли все там винтики и колесики крутиться – остановить нельзя и на другое, не переключаются, заело переключатель.
А что если написать басню? Ведь в баснях как бывает? Для виду описывается какой-нибудь зверь, а на самом деле человек. Гриша, например… Можно так подсочинить, что все угадают, про кого, хотя не придерешься. И заглавие само выскочило в голове, когда Андрейка представил щекастое Гришино лицо и реденькие белые усы: «Кот-обормот!»
От такого смешного заглавия (кот и вдруг – обормот!…) даже самому автору смешно сделалось, и начало выдумалось как-то само собой:
Есть в Шапкине курносый кот,
Он в синем домике живет…
И сразу еще добавилось:
Всегда у этого котишки
Торчали белые усишки…
Чтобы не получилось ошибки, Андрейка припомнил, нет ли в Шапкине еще синих домов, а то может пострадать невиновный, но оказалось – только один, у тети Фроси…
