KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Детская литература » Сказки » Валерий Тимофеев - В Солнечном городе

Валерий Тимофеев - В Солнечном городе

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Валерий Тимофеев, "В Солнечном городе" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Серега вскочил на подножку, потянулся к ключу зажигания. Илья рубанул ребром ладони по руке.

— Ты… дурила… не видишь, кого везу? — выкатил испуганные глаза Торопыга.

— По мне что бог, что черт, все едино, — охрипшим со страха голосом ответил Илья и повторил. — Я вам не магазин… и не частная лавочка… Спрыгивай к… матери, пока по мозгам не саданул! — Для убедитель-ности схватил с сиденья дежурный накидной ключ и замахнулся.

Торопыга отнял руки.

Илья дернул машину и резко затормозил.

Парень крутанулся, взмахнул беспомощно руками, позорно встал посреди дороги на четвереньки.

Илья объехал "волгу". В зеркало видел: Торопыга поднялся, отряхнул руки и колени и боком поскакал к машине.

— Давай-давай, побегаем. Кто кого?

Он занял середину трассы. "Волга" беспрерывно сигналила, пытаясь прорваться то слева, то справа.

Илья быстро остыл.

— Чего взбеленился? — спрашивал себя. — Ну их к лешему. Пусть забирают.

Показал поворот и остановился.

"Волга" пролетела мимо.

Илья вытер взмокший лоб. Его трясло как после драки. Дрожащими руками достал папиросы.

— Все, отъездился. Завтра снимут с машины. Буду слесарить. Или гараж мести. Если не выгонят. И чего заартачился? Не задаром просили. Может, для дела? В город едут, доставать чего-нибудь — на сухое горло разговора не получится… Рассчитался бы на складах и дело с концом! Не впервой… Тьфу, — отшвырнул потухшую папиросину через дорогу. — Хоз-зя-ва! Пацан еще, а туда же. Научился… Дай-ка ему! Я те дам!

Волнами накатывали злость и раскаяние. Он уже не знал — кого винить. Кто прав, кто не прав? Он не захотел подняться до них, они ли — опуститься до него. И сшиблись. Вот она, Колькина философия. И в нем, в Илье, злое семя прорастила. На что тих был, а зубы показал. Кому? Власти. Какой? — И опять пой-мал себя на мысли, что говорит Колькиными словами. Своих не было. Свои для такого момента не подхо-дили. — Известно какой. Советам. А кто в Советах? Все в Советах. Сам же голосовал, вспомни: райком в Советах, торговля в Советах, милиция в Советах. Чуть какой начальничек, и его давай в Советы. За трой-ной бастион: кресло, билет, мандат. Попробуй, достань? Неприкосновенные. Избранные!

— Стоп, — остановил себя. — Не об этом ли Степан загадку загадывал?

В сумятице последних лет Илья отказывался что-либо понимать. Власть менялась как в гражданскую. Не успели забыть старого и привыкнуть к новому, его сменили. Но и этого, третьего, хватило ненадолго. Чехарда и только. Илья давно не читал газет и выспрашивал: — Кто такой? Молодой хоть? — На его вопросы уныло пожимали плечами: уже отвыкли ждать чего-нибудь нового, тем более хорошего. Лучше и не зага-дывать. Молодой? Значит надолго.

Нонешний не стал топтаться на заезженной дороге, завернул на новую. Круто завернул, аж затряслось все. А Илье и радостно. Как дитю малому. А что? Как не крути, его, Илью, ни с какого боку не ущемил. Машине все одно: вози да вози. Можа наоборот, приятней мебель или продукт какой доставить, подивить земляков. Думал — вскорости сменится его маршрут. Но время текло. Наверху протрубили, пока донизу шло — погубили. А Илья также наматывал на спидометр километры знакомой трассы: гараж — завод — город, опять завод, опять город. Как и не было после одного старого трех новых. Только шум какой-то пронесся по-над головой, несколько шишек сорвал, да и улетел неведомо куда. Теперь гадай — вернется, не вернет-ся.

И погода, и ветер те же самые, что и вчера; и люди те же самые.

Не об этом ли Степан загадку загадывал?

— Врешь! — ворвался занудливый Колькин голос. — А про бульдозер кто говорил?

— Ах, бульдозер, — вспомнил Илья. — Бульдозер… Его бы, Илью, поставили над всеми, он бы первым де-лом подогнал бульдозер, да заводишко и столкнул. И еще кое-кого зацепил.

— Кого? — допытывал Колька.

Но Илья уже выдохся, не мог указать. Колька наседал — куда денешься?

— Тебя! Вот кого, — отмахнулся Илья.

— Ну ты и сволочь, — засмеялся Колька. — Бульдозер, такую силищу и на меня? Из пушки и даже не по воробью, по комару, нет, по клопу? Ты определенно сволочь, вражина.

Ругается Колька. Правильно ругается. Характер у него такой молчать не умеет. А кому это нравится по нонешним временам? Тихих любят, чтобы нос не высовывали. Запрягли в сани, — давай, тяни, но не бры-кайся. Саней много, под хомут встать желающих и того больше. Не каждому дано за вожжи дергать. И не хватит на всех вожжей. Кольке не понравится ездок — он взбрыкнется и… меняй сани. Только и копится злость да обида. А с таким багажом ценности человеку — пшик. Не для всех, конечно. Илье все равно. Колька и останется Колькой. Но Илья сам под хомутом. И тянет по совести. Так привык. Так приучили. И чего шуметь? Лес вон большой, всю жизнь шумит, а погоды не делает…

— Что я сегодня натворил?! — ужаснулся Илья. — Эх, Колька, Колька… Твоя работа.

И увидел Илья: другая погода, и ветер другой, если и у него дурь наружу полезла. Что-то необъясни-мое, невидимое накатывало и вселяло тревожное ожидание. — Куда идем? Кулака с революции ругали, каких только грехов ему не цепляли. А сейчас? Героем выставляем. Зачем? Итак душа сомнениями полна. Успокой ты меня, убеди, прикажи верить, что правильно все. В твоих это силах смуту мою во мне погасить. Мысли мои меня мучают. Что вытворяешь? Мне, отвыкшему и думать? А ты обмозговал, до чего я доду-маться могу?

Илья спрятал лицо в ладони, закрыл глаза и шептал, как молился.

Над черной дорогой летели колючие снежинки. Асфальт стал рябым, серым, белым. Зима никак не хо-тела отступать, цеплялась, собирала последние силы, пыталась заморозить просыпающуюся жизнь, но лишь смешила. Поздно хватилась. Поздно. Все. Нет уже силушки, — остатки. Навредить еще сможешь, от-тянуть сможешь. Но вспять повернуть: ни-ни. Тронулось. От земли тронулось.

Весна.


11


— Тятя, чего засобирались? — пытал Илья. — Спокойно бы доживали тут. Аль места мало? Аль гоним вас, куском хлеба попрекаем?

— Слава богу, до этого не дожили.

— Так чего ж? Растолкуй мне, где я не то сделал?

— Ох, Илюха, Илюха, — Егор Алексеич отворотил взгляд. — По вашему по молодому, все просто. Это туда, это сюда. А и такое есть, что ни туда, ни сюда не подходит. Куда его приткнуть? Кому подарить — забыть? Никому не подаришь. Ты волен, потому и не рвешься никуда. Вся жизнь твоя здесь сошлась — родился, живешь; дом, жена. Нету другой жизни. И правильно думаешь. А вот на других зазря свою одежку приме-ряешь. Мы старенькие, а и в нас не все перегорело. Воля-то наша только-только наступает. Да… насту-пает… А и сейчас не больно верится — как это? — взять и уехать… И никто вдогонку не побегет, никто не заворотит… Все нужник тот видится… И рот оскаленный.

— О чем ты, тятя? — спросил Илья шепотом. Он никогда еще не видел отца таким — глубокая задумчи-вость — говорит словно сам с собой. В Илью входят слова, пугают непонятностью, качают на волнах — сближая и отдаляя его и батю. И завеса другого мира, за которую Илья и не собирался заглянуть, вдруг поманила.

"Я ничего о них не знаю! — понял Илья. — Были рядом отец и мать и принимал их как отца и мать. А что на душе? Не одно же родительское? Еще что-то. И этого чего-то больше. Я его не знаю. Я ни-че-го о них не знаю! — повторил и еще больше испугался. Испугался, что уедут они, уедут навсегда и увезут с собой свою главную жизнь. А он будет до скончания дней гадать о ней и никогда не отгадает.

— О чем ты, тятя?

— Я то? — откликнулся отец, вырываясь из воспоминаний. Попытался улыбнуться. — Так, старое.

Илья пересилил себя и попросил.

— Ты бы рассказал.

Егору Алексеевичу не хотелось вновь погружаться в прошлое и он пообещал.

— Посля как-нибудь. Посля…

Илья не торопил отца, знал — расскажет, освободит душу и уедет — ничего более держать не будет.

И Егор Алексеевич который раз оглобли заворачивал. Куда как проще чужому человеку сокровенное открыть. Чужой тебя выслушал, осудил не осудил, запомнил — позабыл, тебе и дела нет. Встретились, ра-зошлись, имя-фамилию не спросили. К попу сейчас на исповедь не ходют. Как душу освободить? На нее наваливается, наваливается камень за камнем — глядишь, и совсем задавит. Вскрикнет душа последний раз и нет ее. Останется человек — одно тело. Душа — посредник промеж людьми — у многих попридавлена. Не только бог, человек и тот замечать стал… У других… Вона, как наружу полезло. И не спрячешь.

А как сыну расскажешь? Враз другим предстанешь. Лучше ли? Поймет ли тебя, как ты себя понима-ешь? Не выроешь ли яму меж отцом и сыном? Всего не перескажешь, для этого еще одна жизнь нужна. А вдруг главное упустишь? И не мудрено. За столь годков больше забыл, чем знал.

Знал…

Как насмешка звучит. Чего знали? А ничего не знали. Вперед и с песней. Куда и зачем? Не твое дело. Впер-ред! Где он, "перед", может за спиной остался? Или слева? И посейчас не разберешь. И посейчас ничего не знаем. Жизнь прошла. Мудрость… Гля-ка, сколько нас вокруг — мудрецов. Куда ни плюнь.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*