Юрий Греков - Там, на неведомых тропинках
— Я думаю — что это за соловей тут развлекается, а это, оказывается, ты, — сказал дядя Жук.
Мурашка виновато промолчал. Дядя Жук почесал в затылке:
— Ты бы мог так целый месяц свистеть без толку.
— Почему? — удивился Мурашка. Он уже понял, что дядя Жук не сердится.
— А потому, что Зучок к бабушке уехал. На целый месяц.
Мурашка очень огорчился, так огорчился, что только спросил:
— А почему же он мне ничего не сказал?
— Да он и сам не знал. Бабушка неожиданно приехала. Утром сегодня. И тут же укатила. Зучок хотел к тебе сбегать, но не успел. Я сам собирался вечером в Муравейник — Зучок очень просил, чтобы ты не обижался.
— Да я не обижаюсь, — уныло сказал Мурашка, — до свиданья, дядя Жук. — И Мурашка поплелся куда глаза глядят. «Вот тебе и дела, — грустно размышлял Мурашка, — сначала Кузя уехал неизвестно куда, теперь Зучок... А я сиди тут один-одинешенек...»
Но не таков был Мурашка, чтобы долго унывать. И мало-помалу он приободрился, а вспомнив, что Зучок должен вернуться всего-то через месяц и все потечет по-старому, Мурашка недолго думая двинулся к старому дубу. Ведь если Зучок уехал, это вовсе не значит, что он, Мурашка, не должен ходить к книжке. Но, уже приближаясь к заветному месту, он вдруг остановился, повернул и со всех ног помчался домой. Что случилось? Ничего, просто нужно было взять карандаш и тетрадку. Зачем? А вдруг Зучок прав и книжка не станет пересказывать однажды рассказанные сказки? Что тогда? А вот что: получится, что те сказки, которые книжка расскажет Мурашке одному, Зучку уже не услышать — книжка повторять не станет. Мурашка вообще-то надеялся, что если хорошенько попросить — перескажет, ну а вдруг Зучок все-таки прав — и книжка просто не умеет повторять?
В общем, через час Мурашка уже сидел в дупле старого дуба, старательно водя карандашом в тетрадке. А книжка, как будто зная, что слушатель ее может не поспеть, рассказывала медленно, чуть растягивая слова:
— Высоки и суровы Карпаты. В белые облака уходят они своими вершинами. На склонах их, поросших сочной травой, пасут овец пастухи. В лесах, которыми, как поясом, подпоясались горы, живут дровосеки. Рубят лес дровосеки, вяжут бревна в плоты и спускают их вниз по горным рекам в долины. А там раскинулись зеленые виноградники, золотистые полоски пшеницы, рассыпались у подножья гор белые хатки-мазанки. «Привольно и весело, должно быть, живется здесь», — подумал бы каждый, впервые взглянув с высоты гор на страну, раскинувшуюся у их подножья.
Но только издалека могло показаться так. Одинаково жилось крестьянину везде — в Карпатах и в Кодрах, в земле украинской и в других землях одинаково гнул он спину на помещика и богатея от зари до зари. И одна им была защита — храбрые гайдуки. Разные дороги привели их в лес. Одни из-под турок бежали, из дунайской земли, другие из сел разоренных. Разные дороги — судьба одна. Был меж ними один — из страны венгров. Иштван звали его. Добрый был гайдук. Сложил голову в бою с боярскими стражниками. Но это позже было. Славно рубился Иштван, но уже лучше играл на флуере. Не простой флуер был у него — сто лет ему было или двести, а может, и больше. От отца к сыну переходил флуер в роду Иштвана.
Иной раз устанут гайдуки до смерти, уходя от погони. Ноги будто каменные, сабля за пояс к земле тянет; кажется, еще шаг — и на землю повалишься. Вынет Иштван флуер, поднесет к губам — и словно смыло усталость свежей волной.
Была у Иштвана мечта: найти страну, про которую ему еще дед рассказывал. Вольно живут там люди. Нет ни богачей, ни бедняков. Красивое ремесло у людей той страны. Выращивают они чистые звезды и выпускают на небо, чтоб сияли над миром. Но никто не знал дороги туда. На каждом привале поиграет Иштван на флуере да и спросит:
— Может, поищем, други, звездную страну?
И вот однажды, дело уже поздней осенью было, тронулась дружина в дальний поход. На зиму в Кодрах оставаться нельзя было. Жить негде. Зимой в лесу далеко видно, а княжеские стражники так и рыщут. Решено было уйти в Карпатские горы, переждать зиму в пастушеских колибах, отдохнуть, подлечить раны и к весне дальше трогаться. Может, и отыщется путь в звездную страну, и научат там гайдуков, как навсегда избавиться от богачей, как сделать всех счастливыми.
Заметил ли кто из врагов или случайно наткнулись гайдуки на засаду, только окружили их уже в самых предгорьях стражники. Много их было, не счесть. Гайдуков же семеро.
На счастье, был меж ними казак — Остапом звали. Знал он Карпаты, как свою хату, что отобрал у него пан. Ущельями и тропками, только ему ведомыми, вывел он товарищей на свободную дорогу.
— Давай, хлопцы, еще немного, — говорил Остап, подбадривая отставших. Но только выбрались они на высокую полонину, как путь пересекло широкое и глубокое ущелье. От моста через пропасть осталась только одна тоненькая жердочка. Перейти невозможно. А внизу уже замелькали черные точки, их становилось все больше и больше. Настигала погоня. Спасения не было.
— Ну, что ж, братья, — сказал Остап товарищам своим, — последний бой подходит. Семеро нас. Так пусть каждый за семерых бьется — даром жизни свои не отдадим!
А черные точки все ближе и ближе, уже большими становятся. И, если хорошо приглядеться, видно, как посверкивают на солнце сабли и копья. И тоскливо стало на сердце у гайдуков — умирать не хотелось.
И тогда вытащил из-за пояса Иштван свой волшебный флуер. Поднес к губам. И метнулась в поднебесье, взмахнув могучими крылами, песня. А Иштван играл и играл. И песня подлетела к товарищам, подхватила их под руки, и легкими уверенными шагами один за другим зашагали они по тоненькой жердочке. Где-то далеко внизу клубился поток, ворочая камни. А здесь, в небесной высоте, один за другим, в обнимку с песней шагали гайдуки по невесомому мостику через бездну. Последним, все играя на флуере, перешел на другую сторону Иштван. И когда, не веря чуду, собрались гайдуки у края ущелья, на противоположной стороне показались стражники. Они остановились, совещаясь. И наконец один опасливо ступил на край жердочки. Гневно и сурово зазвучал флуер Иштвана. Рванулась вперед грозная песня, толкнула врага в грудь, и он, взмахнув руками, полетел вниз, в пропасть, ломая тоненький мостик.
И поняли гайдуки, что они спасены. Но радоваться было рано. Черное дело случилось. Не заметили гайдуки, как один из стражников приложился к ружью, только выстрел услышали. И вдруг тихо-тихо стало. Выскользнул флуер из пальцев Иштвана, и сам он медленно опустился на снег.
Три дня и три ночи несли товарищи тяжело раненного Иштвана. А на четвертый день дошли до пастушьей колибы. Еще неделю промучился гайдук, не помогли ни травы, ни козье теплое молоко. Схоронили товарищи Иштвана у высокой сосны и рядом с ним положили флуер. Минули годы. Проросло тело гайдука зеленой травой, побежала кровь его по жилам молодых деревьев, землей и цветами стал Иштван...
А до звездной страны гайдуки так и не дошли. Воротились весной назад: мстить за Иштвана, за всех людей. Но кто-нибудь другой когда-нибудь найдет ту страну, потому что она есть...
Конечно, ни сном ни духом не мог предположить, не мог и подумать Мурашка, что этот самый другой, кому доведется побывать в звездной стране — стране, где люди выращивают звезды, — будет он сам! Да и кто на его месте мог бы подумать такое? И сейчас, шагая домой с зажатой под мышкой тетрадкой, Мурашка размышлял совсем о другом, и не без гордости, — вот какой он все-таки молодец: догадался — и не только догадался, а и сумел записать книжкину сказку о волшебном флуере — и какой это будет подарок Зучку. И тут Мурашке пришла такая мысль, что он даже подпрыгнул: а зачем ждать, сказал он себе, пока Зучок вернется?
И Мурашка повернул к дому Зучка, радуясь собственной находчивости: чего проще взять у дяди Жука адрес бабушки и написать Зучку письмо. А в конверт вложить сказку о флуере! Вот удивится и обрадуется Зучок!
Мурашка так размечтался, что чуть не налетел на дядю Жука, шагавшего навстречу.
— Ты куда летишь? — спросил дядя Жук. — Себя перегнать хочешь?
— Здравствуйте, дядя Жук, — ответил запыхавшийся Мурашка. — Я к вам шел.
— Это называется «шел», — усмехнулся дядя Жук, — чуть с ног меня не сбил. Это я шел, и, между прочим, к тебе.
— А? — удивился Мурашка. — Ко мне?
— К тебе, к тебе. Я теперь, значит, вроде почтальона. Зучок письмо тебе прислал, просил срочно передать. Вот я и несу.
Вот те раз, подумал Мурашка, опять Зучок меня опередил. Я только собрался ему написать, а он уже успел.
Тем временем дядя Жук порылся в карманах и вытащил аккуратно склеенный из виноградного листа конверт:
— Держи.
— Спасибо, дядя Жук, — сказал Мурашка и спросил: — А как же я отвечу, то есть куда мне ответ слать? Я к вам как раз за адресом шел...
— На конверте обратный адрес есть, — снисходительно сказал дядя Жук и добавил: — Писать будешь, не забудь привет передать. А то тебе он написал, а нам не удосужился.
