Марина Аромштам - Кот Ланселот и золотой город. Старая английская история
Я почувствовал на руке дрожащие пальцы Элис. Она слегка побледнела. Губы ее шевелились, и я разобрал слова. Она твердила «Memento mori»:
– Мементо мори… Мементо мори… Мементо мори…
Я так остро почувствовал эти дрожащие пальцы! И тоже весь задрожал – из-за этих дрожащих пальцев. Все остальное на площади перестало существовать. Я почти не смотрел на помост, на то, что делал палач. Я слышал, как Фокс закричал. Палач показал толпе отрубленную руку и отшвырнул ее в сторону. Но руку видел не я – кто-то другой, посторонний. Палач опять взмахнул топором. И опять это видел не я. Я же чувствовал запах Элис и как она дрожит.
Палач запалил большой факел, чтобы прижечь обрубки.
– Ах, не могу! Не могу! – тут Элис вся обмякла, словно лишилась сил. Я подхватил ее. Я обнял ее, как мать обнимает малютку. Я осторожно удерживал ее на руках. Толпа вздрагивала от криков Фокса, воздух наполнил запах горелого мяса. Но внутри у меня было тихо. Память Нью-Гейта не проснулась. Элис была такой мягкой. А шея ее – такой белой. И мне так спокойно было, когда я ее держал.
Однако ни к чему было дальше оставаться в толпе. Я решил увести ее прочь. Элис едва перебирала ногами.
Скоро мы с ней оказались на узкой безлюдной улице и потихоньку вышли к фонтану с водой. Глаза ее были полузакрыты. Я опустил руку в воду и провел по ее щекам, а потом смочил ее губы. Тут чувства к ней возвратились. Элис вздохнула и отстранилась. Но, Мэйбл, не совсем. И некоторое время мы брели с ней в тумане, чуть касаясь друг друга, как две лодки на водах Темзы. Я был уверен, Мэйбл: если меня когда-нибудь спросят, был ли я в жизни счастлив, я назову этот день.
Но тут Элис сказала:
– Джоан опять оказалась права… Зря я пошла на Мит-маркет. Не надо было мне смотреть экзекуцию.
У меня внутри все перевернулось: а я-то думал, Элис чувствует то же, что и я! Я думал, ей хорошо со мной. А она вспоминает Джоан. Это меня рассердило: всюду эта фламандка. Или она, или мыши.
– Джоан права? Да ее распирает от злости.
– Она злая только с тобой.
– Что я ей сделал?
– Ты виллан, вот и всё.
Мэйбл, в этот момент мне почудилось, будто палач ткнул мне в грудь раскаленным железом – прямо туда, где сердце.
– Ты виллан, да еще любишь Уота Тайлера. А кто такой Уот Тайлер? Вор и убийца.
Я возмутился:
– Тайлер никогда не был вором!
– Да? А кто разграбил дворец Джона Гонта?
Я не знал про дворец Джона Гонта. Я даже не знал, кто такой этот Джон. Видимо, кто-то важный. Какой-то барон. Но я твердо знал, что Тайлер во время похода на Лондон не присвоил себе ни монетки. Все добытое золото он велел выбросить в Темзу.
– А кто сжег Темпл, храм тамплиеров? Вместе со всеми книгами?
Я слегка растерялся:
– Может, это были греховные книги? Может, их успели осквернить чернокнижники?
– Чернокнижники? – фыркнула Элис. – Тоже еще придумал. В Темпле хранились священные книги. Но твой Тайлер был еще и убийцей.
– Тайлер сражался в бою. За свободу вилланов. Он был как рыцарь.
– Рыцарь? – Элис делано рассмеялась. – Когда убивал фламандцев? Прямо в домах? Безоружных?
– Откуда ты это знаешь?
– Мне рассказывала Джоан.
– Рассказывала Джоан! Разве можно ей верить?
– А почему нельзя?
Я был просто в отчаянии.
– Она ведьма, твоя Джоан. Настоящая злая ведьма.
– Никакая она не ведьма. Это ты – противный виллан. Отойди от меня.
Элис оттолкнула меня, приподняла край платья и прибавила шагу. Пару раз она споткнулась, зацепившись подолом за камень. Я пытался ее поддержать, но она лишь брезгливо поводила плечами. Я молча плелся за ней. Только недавно я был счастливейшим человеком. И вдруг превратился в ничтожнейшее существо.
Мы свернули на нашу улицу. На крыльце стояла Джоан, а рядом с ней – человек, который что-то ей говорил. Увидев нас, человек сразу заторопился. Элис бросилась прямо к Джоан, будто искала спасения, и разрыдалась. Джоан обняла ее и увела с собой в дом.
Мне не хотелось слышать, как Элис жалуется Джоан. Жалуется, что ей плохо. Что ей не надо было ходить со мной на Мит-маркет. Я специально замедлил шаг, и, когда вошел в дом, Элис внизу уже не было. Я мельком увидел Джоан. Она говорила Гарри:
– Весть от Хендрике. Он возвращается в Лондон. Предупреди хозяина.
Мне показалось, что Джоан озабочена. Кто такой этот Хендрике? Что-то грозит хозяину?..
* * *Всю ночь меня преследовали голоса:
– Никакая Джоан не ведьма.
– Тогда почему она злая? Надо ее испытать.
Я стал большим-большим. И одет как палач. А Джоан стала маленькой-маленькой. Я связал ей руки и ноги и надел на голову мешок. А потом потащил ее к Темзе. Там толпилось много народу. И все кричали:
– Давай испытаем ее водой!
Джоан швырнули в воду. Сначала вода скрыла ее с головой, а потом она вдруг всплыла. Люди кричат: «Смотрите! Ведьма! Она не тонет. Ей сатана помогает, выталкивает на поверхность!» Но Джоан недолго удерживалась на поверхности и снова ушла под воду. Только рябь коробила темные воды Темзы…
– Утонула… – вздыхали люди на берегу. – Значит, была не ведьма.
И тут же я различил пронзительный голос Элис:
– Никакая она не ведьма. Она фламандка! Фламандка! И ее убил Уот Тайлер. Смотрите, вон тот виллан!
Мне хватают за волосы, я просыпаюсь и вскакиваю. Целых три жирных мыши сваливаются на пол. Что они делали у меня в волосах?..
* * *Мыши, мыши, мыши. Из-за них я проспал рассвет. Палач прожег мне в груди дыру, и мыши забрались туда. Я заметил одну, с гладкой шерсткой. У нее на ушках чепец. И она принялась грызть мне сердце… Мэйбл, с чего я решил, что ты и Элис похожи? Ты была высокой, как деревце. А Элис, поставь ее рядом со мной, едва достанет мне до плеча. И она пахнет хлебом. Иногда чем-то сладким. Ты же пахла совсем по-другому. Элис мягкая и округлая. Ты была не такая, Мэйбл… С чего я решил, что ты и Элис похожи?
…Мыши сводят меня с ума. Из-за них я проспал рассвет. Из-за них не могу подняться. Вон Джоан стучит снизу палкой. Чердак отзывается гулом. Он гудит и гудит. Нет, это гудит не чердак. Это колокола. Что они там говорят? Что-то странное, Мэйбл.
– Дили-дон, дили-дон!
Был король, да вышел вон.
Дили-дили-дили-дили!
Короля-то погубили!
Или мне это снится?
Джоан больше не стучит.
Мыши, мыши, мыши…
* * *В доме нет никого, и эти колокола:
– Дон-дон-дон-дон!
Был король – да вышел вон.
А в соборе – дили-дили —
Черный гроб установили.
Дили-дон! Дили-дон!
Похоронный звон, звон.
Дили-дили, приходите!
Кто во гробе, посмотрите.
Дон-дон-дон-дон!
Был король, да вышел вон.
Это звонят колокола на соборе Сент-Пола…
* * *Мэйбл, ты только взгляни, что творится в соборе! Сколько здесь людей! Все двигаются вереницей, хотят посмотреть на того, кто в гробу. Они шепчутся между собой. Ты слышишь, что они шепчут?
– Это правда король?
– Да, я его узнаю. Это и правда Ричард.
– Он ведь отрекся?
– Отрекся. Или его заставили. А теперь вот… он умер. И новый король может править без опасений.
– Ричард был хороший?
– Красивый. Ричард был очень красивый.
– Он отправится в рай?
– Думаю, в рай. А куда же? Если он был королем.
– Но он же убил Уота Тайлера!
– Нет, не он. Не своей рукой. Король Ричард подъехал к Тайлеру…
– Тайлер хотел с ним договориться.
– Да, хотел. И король подъехал. В этот момент Тайлера закололи. Всадили ему нож в спину.
– Кто это был?
– Будто ты не знаешь!
– Девой Марией клянусь. Кто всадил в Тайлера нож?
– Лондонский мэр, вот кто. Мэр Уильям Уолворт. Говорят, он сделал это ради города Лондона…
Ты слышала, Мэйбл? Ты слышала?
Это всё мыши, Мэйбл.
Они сводят меня с ума. Я больше не различаю, что во сне, а что наяву.
Мэр свободного Лондона зарезал Уота Тайлера…
Быть такого не может!
Быть такого не может, Мэйбл!
Быть такого не может…
* * *…Мыши, мыши, мыши. Они заполняют чердак и не дают мне спать. Они пробрались мне в сердце – через дыру в груди, которую выжег палач. Но этого им было мало. Теперь они поселились у меня в голове. Они шуршат и пищат противными голосами:
– Отважный виллан Уот Тайлер вырезал всех фламандцев. А мэр свободного Лондона пырнул Тайлера в спину кинжалом…
Мэйбл, ты ведь все видишь. Ты сидишь там, на облаках. И рядом с тобой – другие. Все вы видите Лондон. Кто хочет дышать свободой, должен прийти сюда. Город стоит над Темзой. А Темза такая глубокая. Ее воды текут под мостом, на котором расставлены пики. На пиках насажены головы. Это убийцы и воры. Когда они были живы, они бродили по улицам по ночам. Но ворам и убийцам в Лондоне несдобровать. Их поймают и обезглавят. Или отрубят им руки.
