Иван Ваненко - Тысяча и одна минута. Том 4
Пришел праздник какой-то, праздник в том селе, где жили отец и мать нашей бабы; присылают они, по обычаю, ее с мужем к себе звать, угоститься чем Бог послал… Мужа на эту пору дома не было; а она обещалась непременно с ним придти; праздники да пированья она таки любливала.
Приходит муж, у жены и работа припрятана, и в избе все убрано, точно гостей ждет.
«Что это? Кого дожидаешься, к челу все поприбрано?»
– Да нам с тобой надо на праздник идти: нас звали «просили к батюшке с матушкой.
«Да праздник еще после завтра.»
– Ну что же, все лучше убраться: после-завтра не за горами ведь.
Раненько же, баба, задумала, говорит муж себе на уме.
«А в чем же ты пойдешь?.. Ты бы лучше об этом позаботилась: посмотри-ка, у тебя всего рубаха одна и та черная, как ты на праздник покажешься?
Баба взглянула на себя и призадумалась… В самом деле показаться срам!. Села в угол и полно говорить о празднике.
Жалко стало мужу: все таки жена-то есть. Ну, говорит, я уже горю помогу как нибудь: завтра базарный день, пойду куплю тебе рубаху новую; только в другой раз уже этого не дожидайся от меня: сама учись и прясть тонко и ткать хорошо, и рубахи шить, чтобы в люди показаться было не совестно.
Пошел он по утру на базар, взял деньги последние, потешить жену желая, купить ей рубаху новую; а на ту пору нырь ему навстречу продавец, несет гуся живого на продажу. Мужичек приценился, так из любопытства, и показалась ему покупка очень дешевою, он же вспомнил, что у него дома гусыня есть: так куплю, говорит, гуся, вот и станут вестись у меня… Да то беда, подумал опять, если за гуся деньги отдать, то жене рубахи купить будет не на что?.. А там опять подумал: что рубаху-де можно купить, а гуся невсегда добудешь так дешево» Купил гуся мужичок.
Несет его домой, а жена в окно смотрит, дожидается… печку затопила, щи варит, а сама все о новой рубахе думает…
Видит наконец, идет муж и несет в руках что-то белое… обрадовалась; а он кричит издали: «ну жена, купил да гуська!»
– И, дела нет, что узка, давай скорей! Да долго не дожидаючись, схватила с себя черную рубаху да в печь скорей… а то-дескать пожалуй вымыть велит, так еще работы прибавится.
Вошел мужичек в избу, видит, стоит жена безовсякого наряда и новой рубахи ждет…
«Что ты это сделала?… Ведь я гуся, а не рубаху купил!.. Куда же ты девала старую?»»
Ахнула жена и мужу в печь показывает.
«Ну, говорит он, чтож мне с тобою делать? рубахи купить тебе не начто, в чем теперь хочешь, в том и ходи!»
Укуталась баба тем, что могла найти и начала плакать, приговаривать, укорять отца с матерью, для чего они ее ничему не выучили.
И муж подумал так: постой же в самом деле, надобно же и им показать, каково мне жить с их дочерью, пусть посмотрят да покаются, для чего глупую девку незнающую за муж выдали! и говорит жене: «поедем уже так как нибудь, может там, у матери, тебе какая рубаха и отыщется.»
Баба и этому рада, ей все равно, только бы на праздник попасть, да блого муж соглашается.
Взял ее муж, а как одеть было не вочто, то укутал соломою и повез к отцу с матерью.
Зима в эту пору была; да такая холодная, морозная, что даже и мужичка дрожь проняла, а баба просто окоченела от холода; а подъезжая ближе, чуть не замерзла совсем.
Как принесли ее в избу да стали распутывать, муж говорит отцу с матерью на жену показываючи:
Вот посмотрите, порадуйтесь на свое чадо милое!. Когда вы замуж ее готовили, то знали небойсь, что не мужу же про нее прясть и ткать и всяким бабьим делом заведывать?… Вот до чего ваша дочь дожила, что на ней самой рубахи нет, а уж про меня и говорить нечего!»
Старики, чуя вину свою, молчат да только головами покачивают; а баба наша, как пооттаяла так, что едва, едва могла голос подать, то и выговорила: «Матушка! подай веретенце!»
Вот так то, добрые молодцы, примолвил дядя Пахом, буде хочете жениться, то не спрашивайте большой красы, аль приданого, это дело не прочное, а спросите лучше ума-разума.
XIV. Бывалые чудесности
Не все нам дядя Пахом одни сказки рассказывал; сличалось, чта иногда и быль скажет какую нибудь, или страшную, или любопытную, какую от других слыхал, или сам видывал.
Когда же от его рассказов нам жутко становилось, он и подсмеивается бывало: – что, говорит, ребятки, видно совесть нечиста!.. – и прибавит, в утешение: – не бойтесь, не робейте: дьявол ничего не может сделать человеку, не может повредить, когда человек его чурается; большая часть зла на свете происходит от нас самих, а не от лукавого; если же кто сам живет, беспрестанно греша с умыслом, да творя дела нечестивые, то таковым может нечистый овладеть и сделать его своим клевретом ему в пагубу.
1. Клад в виде утки
Вот что рассказывал про себя мой дедушка; когда, видите он еще были, маленькими., таким маленьким, что, как говорится, хаживал пешком под стол; с ним тогда случилась эта история.
Были, он мальчик бойкий, развязный и, как сам говорил, плут большой руки: бывало не только у меньших, а и у старших братьев и сестер, что ни увидит лакомого, наровит непременно себе завладеть, если не достанет силою аль смышленостью, то криком возьмет; говорить еще не умел, а уж умел большим растолковать, чего ему хочется, такой продувной!
Так вот этот мой дедушка, бывши, как я вам говорил, еще маленьким, увидал однажды, что его мать принесла дойник, поставила на лавку и начала молоко сцеживать для творогу, аль сметаны, кто ее знает, дедушка увидел и ну кричать, выговорить-то не умел, мал был, так стучит только рученками по полу да кричит: мама тпрути! унимали-унимали, что станешь делать, орет!.. налили молока в чашку и поставили крикуну на пол. Схватил он ложку и ну хлебать, и кричать перестал. Случилось на ту нору, что все вышли из избы, кто за чем; остался мой дедушка один на полу и чашка с молоком перед ним и ложка у него в руках; вдруг… откуда ни возьмись, как выскочит из-под печи утка; дедушка говорит: хоть мал был, а помню: утка серенькая, как сей час вижу; выскочила из-под печи и ну ходить кругом дедушки, да покрякивать… Дедушка ничего, хлебает-себе молоко «да на нее посматривает, чего она снует около него; а утка все кругом похаживает… да изловчившись и хвать у дедушки из рук хлеба кусок, который ему дали с молоком есть. Досада взяла дедушку, даром что был маленький, а больно обиделся; хотел было закричать, да видит, что никого в избе нет, только подвинул к себе чашку и ухватился обеими руками за нее; а утка все ходит кругом, покрякивает; склевала хлеб шельмовская да в чашку глядит… и ходивши-ходивши еще около, как кинется к чашке, а дедушка продувной, даром что мал, этого видно и ждал, как стукнет ее но голове ложкою… глядь, из утки и стал вдруг кошелек с деньгами!
После уже растолковали, что эта утка видите клад был, да такой клад заколдованный, что не всякому и дастся.
Поди ты, иной-вишь ищет-ищет и заклинания всякие знает и травы разные носит с собой, а целую жизнь ничего не может отыскать; а вот несмышленому ребенку сам дался… Это дедушка сам рассказывал, хоть мал был, а вот, говорит, как сей час вижу!
2. Домовой и леший
А вот не слыхивали ли вы о Домовых? как, чай, не слыхивать, у нас в деревне и по сю пору ходят про них разные истории… Вот примерно:
Пошел раз мужичок на свой овин хлеб сушить; и пошел он туда с вечера: переночую дескать, да поутру только забрезжится, разложу огонь и стану сушить.
Вот пришел; подкинул себе, соломы и лег укрывшися кафтаном. Только ворочался-ворочался с боку на бок, не спится ему и только… что за причина?. Он и вспомнил, что умаявшись, лег не перекрестяся даже; думает: это ведь не хорошо!.. а встать лень, ночь была холодненька-таки, а уже он пригрелся под кафтаном, лежит и думает: встать, аль нет?..
Вдруг послышался шорох; мужичок выглянул из под кафтана и видит… как бы вам сказать… человечье подобие, только не совсем человек: весь косматый и огромного роста, подошел к овину и стоит над ямою; а потом постоявши несколько, влез туда и сел в углу… Мужичек ни жив ни мертв, лежит, не шелохнется; хочет молитву прочесть, так и молитвы-то ни одной не вспомнит, все перезабыл!.. А пришедший сидит-себе в углу, да только, нет-нет, привстанет и выглянет из ямы, как будто кого дожидается.
Чрез короткое время кто-то еще подошел, мужичок смотрит… ужас, да и только: кто-то тоже похожий на человека, только с рогами и с преужасными когтистыми лапами подшел к яме и смотрит… Темень страшная, однако мужичку из ямы можно было видеть: первый пришлец прижался плотно в угол, не дышит… а этот, что с рогами, посмотревши с верьху, спустился тоже в яму, нагнулся к подлазу (знаете, место в осине, где огонь кладут), надергал колосьев, уклала, их так что если зажечь, то весь осин должен сгореть, да вынувши из за пазухи дна камня, стукнул один о другой, солома затлелася, он и ну раздувать… Как первый, что в углу притаился, кинется на него и ну тузить!.. Мужичек сказывал после, точно обручья, говорит, наколачивал, вида отдавалось; возил-возил рогатого, приговаривая: «Делай что хочешь, проклятый, У себя в лесу, а моих обывателей не смей трогать!» Вытолкал вон рогатого, потушил огонь и ушел сам из ямы.
