Кэтрин Ласки - Наследник
— Кто-нибудь видел Пыльнобровку? — пропыхтел он.
Нира почувствовала предательскую тошноту в желудке. Что-то было не так.
«Пыльнобровка пропал? И Нирока тоже нет на месте…»
— Вы искали его в пещере для грязных копченых сов? — зычно рявкнула она.
— Да, мадам… То есть, я хотел сказать — да, мать-генеральша! — отрапортовал Бларрик, слышавший, как Нира только что распекала Зверобоя.
Жуткоклюв обернулся к Нире.
— Ваше Чистейшество изволили сказать, что ваш сын отправился на охоту? — почтительно спросил он.
— Я думаю, да, — очень тихо ответила Нира.
Она уже не была в этом уверена. Тошнота в желудке сменилась страхом, а потом гневом. Нира вспомнила странное поведение Нирока накануне, его непонятную задумчивость и нелепые вопросы. Неужели он что-то узнал об Особой церемонии? Но она же строго-настрого запретила всем даже намекать Нироку о том, что его ждет! Но если он все-таки каким-то чудом узнал правду и сбежал, значит, худшие ее опасения оправдались.
Ее сын был слишком мягкотелым, из него вырос шмякотень, а не воин! Нира вспомнила, как молодые воины часто шептались о том, что Нирок слишком безупречен, чтобы оказаться настоящим. Она привыкла считать эту болтовню обычным проявлением ревности, но сейчас ее сердце стиснули холодные когти страха. Неужели это правда? Неужели ее сын слишком хорош, чтобы быть настоящим Чистым?
А потом страх сменился безумной яростью. Желудок Ниры бешено содрогнулся.
— Как он посмел решиться на такое? — завизжала она так громко, что всем показалось, будто от ее крика сейчас расколются каменные утесы. — Презренный шмякотень, поганая слизь мокрогузок! Кровь от моей крови, плоть от моей плоти — как смеет он быть таким слабым?!
Нира в ярости взвилась в вечернее небо, где солнце кровавым желтком висело над горизонтом.
Чистым не потребовалось много времени для того, чтобы организовать погоню. Зверобоя, лучшего следопыта войска, выслали на поиски любых следов беглецов, в том числе и брошенных погадок.
«Вот бы нам обзавестись хотя бы парочкой следопытов с острова Хуула!» — мрачно подумала Нира.
Жуткоклюв как будто прочитал мысли своей генеральши, потому что подлетел ближе и негромко сказал:
— Я бы посоветовал послать за более опытным следопытом.
— Ты говоришь о Доке Яроклюве? — прищурилась Нира.
— Да, ваше Чистешество.
— Разыщи его, Жуткоклюв. Если мы отыщем наследника, я произведу тебя в полковники.
Нирок и Филипп отдыхали на зубчатых пиках скал, когда заметили посланных по их следу разведчиков.
— За нами выслали перехватчиков, — прошептал Филипп.
— Что? Кто такие перехватчики?
— Их обычно ведет Зверобой, — пояснил Филипп. — Перехватчики выслеживают и хватают, такая у них работа. Нужно немедленно улетать отсюда!
Но оба смертельно устали. Они летели весь день, а ночь только-только началась.
— Но как они нас нашли? — растерянно пробормотал Нирок. Он не знал, что еще не раз будет задавать себе этот вопрос.
— Надо было закапывать свои погадки. Всё, с сегодняшнего дня никаких погадок по время полета! А теперь слушайся меня. Полетели!
— Но куда, Филипп?
— Вниз!
На дне каньона уже собрались густые тени.
— Зачем нам туда?
— Я все объясню потом. Когда спустимся, остерегайся гремучих змей.
— Гремучих змей? — пролепетал Нирок. Он слышал про гремучих змей. Эти твари часто нападают на птиц, которые спускаются на землю за дичью.
Стоит только сове упасть на свою добычу и нанести удар, как гремучая змея выскакивает из своего укрытия и набрасывается на нее.
Чаще всего змея обвивается вокруг лап и когтей совы так, что несчастная не может пошевелиться, а потом с шипением вонзает зубы в грудь своей жертвы и впрыскивает ей в кровь смертоносный яд.
Говорят, смерть от укуса бывает ужасна… «Лучше быть растерзанным воронами, чем попасться на зуб гремучнику!» — подумал Нирок.
Друзья осторожно приземлились на дно каньона.
— Держись поближе к стене, — прошептал Филипп. — Не вздумай отрыгивать погадки или хлопать крыльями.
— Что дальше делать? — еле слышно спросил Нирок.
— Ищи пустую нору.
Нирок уже знал, что разные наземные животные — как маленькие, так и покрупнее — любят селиться в норах у подножия скал.
Идти пришлось совсем недолго, и вскоре друзья услышали странный звук, походивший на шелест песка по земле.
«Стомри!» — мгновенно скомандовали себе оба. На языке сов это слово означало «стой и замри».
Совы оцепенели, даже желудки их превратились в камень. Нироку никогда еще не доводилось слышать тихого шипения гремучей змеи, но он сразу узнал его. Змея была где-то совсем близко.
Перья сов приклеились к телу, пушинки по краям их крыльев слиплись так, что Нирок с Филиппом заметно уменьшились в размере. Оба закрыли глаза и обратились в слух, держа в то же время глаза полуоткрытыми, чтобы вовремя заметить опасность.
Да, это была гремучая змея. Она проползала в каких-нибудь двух шагах от них. Взлететь означало выдать себя, причем без всякой надежды на спасение. Оставалось надеяться, что змея их не заметит.
Друзей никто этому не учил, правильное решение им подсказал инстинкт. Пестрое оперение сипух — бурые и черные крапинки на перьях Нирока, серые и коричневые у Филиппа — стало их единственной надеждой на спасение. Окраска позволяла им раствориться на фоне стен каньона.
Нирок слышал над головой шум погони и шелест земли под лапами. Он знал, что они не смогут шелохнуться до тех пор, пока змея не проползет мимо. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем совы, наконец, смогли полностью открыть глаза и продолжить поиски подходящей норы или пещеры.
Друзья старались держаться поближе к темной стене каньона и не решались даже смотреть в сторону центральной части ущелья, залитой ослепительным светом почти полной луны. Прошел целый час, и в воздухе заметно похолодало, когда они нашли то, что искали.
— Это лисья нора, — пояснил Филипп, входя в пещеру под скалой. Друзья неподвижно замерли на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к кромешной темноте.
— Кажется, тут жила рыжая лиса, — продолжал Филипп, указывая когтем на приставший к стене клочок рыжей шерсти. — Думаю, это родильная нора.
— Какая?
— Лисы странные существа, — пояснил Филипп. — Они обзаводятся разными норами для разных дел. Для рождения и выращивания лисят они переселяются в отдельную нору и живут в ней, пока детки не подрастут.
— А сейчас, случайно, не сезон размножения или выкармливания? — настороженно спросил Нирок.
— К счастью, нет, — ответил Филипп. — Не волнуйся, нора совершенно пустая. Я знаю, можешь мне поверить.
Нирок с восхищением посмотрел на старшего друга.
— Ты такой умный, Филипп! Я так счастлив, что ты согласился полететь со мной.
— Я просто старше тебя и больше знаю, — честно ответил Филипп. — Вот кто по-настоящему умен, так это ты. Ты когда-нибудь раньше имел дело с воронами?
Нирок удивленно захлопал глазами.
— Нет, — признался он.
— Ты до сегодняшнего дня видел хоть одну ворону?
— Нет.
— Вот видишь! И, тем не менее, ты знал, как следует говорить с ними. Как это ты догадался предложить им крысу в обмен на право пролета в дневное время?
— Я… я не знаю. Просто подумал и придумал.
— Вот это и называется ум, понял? А все остальное — просто опыт и знания.
Но Нирока сейчас совсем не интересовали рассуждения об уме, он чувствовал, что ему не хватает именно знаний и опыта, и горел желанием поскорее получить их.
— Расскажи мне о том, что ты знаешь и умеешь, Филипп! Я тоже хочу все знать. Я ведь до сих пор не видел ничего, кроме выжженных каньонов. Никогда не видел живого, растущего дерева. Расскажи мне, что представляет из себя остальной мир, пожалуйста!
Филипп поморгал, подумал, а потом медленно заговорил:
— Я видел рыжую лису ясным зимним утром и никогда не забуду огненного цвета ее шерсти. Еще я видел, как орел поймал волка. — Нирок изумленно вытаращил глаза и разинул клюв. — Я видел, как медвежонок утонул в быстром ручье, а его мать в ярости ревела, плакала и проклинала воду, которая сначала утолила ее жажду, а потом забрала детеныша. Я видел, как мать-лисица вместе со своими лисятами выходила из норы, очень похожей на эту. А еще… — Филипп на миг заколебался, но потом продолжил: —…я видел, как мой отец схватил одного из ее лисят, когда мать отвернулась. И я тоже ел этого лисенка, потому что в то время мы умирали с голоду.
— Ты… голодал? — Да.
Только теперь Нирок понял, что хотя он и знает Филиппа с момента своего появления на свет, на самом деле ему ничего не известно о жизни друга.
— Как ты очутился среди Чистых, Филипп? И почему? У тебя была мама? Ты всегда говорил только об отце, но я никогда не слышал про твою маму. Кто она?
