Надежда Белякова - Сказки Мухи Жужжалки
Так, босой, с протянутыми руками, князь спустился с крыльца своего терема вниз. Вот уж и сад, что буйно рос вокруг его терема, остался позади. А подлая старуха только каркает и каркает, смеясь над князем. И словно летит прочь от княжеского терема, не оборачиваясь и не касаясь земли. Задом наперед. А чашу всё держит на вытянутых руках и дразнит князя:
– Вот она, чаша с Зыбь-травой! Куда хочешь, вмиг доставит. Да только не знал ты, глупый князь, что раз от раза зелье мое дороже! – каркала старуха.
Князь бежал за нею, а догнать не мог! А она всё хохотала. И чёрные перья прорастали по её протянутым рукам, цепко держащим чашу. И руки её стали терять прежние очертания, превращаясь в вороньи крылья. Длинный, горбатый нос стал удлиняться ещё больше, превращаясь в серый вороний клюв. Лицо тоже стало прорастать перьями. Вскоре вся голова её стала вороньей. Круглые вороньи глаза мигали и сверкали красным огнем. Но и это не отпугивало князя. Тем более что силы его покидали, и тело болело жестоко. Наоборот. Он же помнил, что лишь это зелье облегчает его страдания как никакое другое лекарство.
– Так какая же твоя цена за проклятое зелье? Почём Зыбь-трава? – прохрипел князь.
– Отвори ворота своего княжества! Дай приказ своим стражникам отворять! Впусти моё войско, – ответила она, пряча чашу с зельем в своих вороньих крыльях.
– Да что ты выдумала, проклятая! Чтоб я княжество родимое предал?! Чтоб я виновным стал в его гибели? Чтоб я рабом на погибель свою стал у Чёрного Татя? – возроптал князь.
– Да ты уже раб! Раб зелья! Раб Зыбь-травы! – мерзко хохотала старуха, стоя спиной к воротам, ещё защищающим княжество.
Тут только увидел князь, что она становится едва видимой, прозрачной. К князю подбежали охранники. Стали уговаривать уйти от греха подальше. Вернуться в княжеский терем. И он было на мгновение очнулся, и старуха исчезла вместе с чашей… Но тут же увидел, что огромные высоченные ворота прозрачными становятся. И видит он, что там, за запертыми воротами стоит та красавица и тянет, тянет к нему руки-крылья. Он бросился из последних сил к ней, но больно ударился о круглое бревно мощных ворот. Он застонал от горечи и боли.
И вдруг сорвал чугунный засов, защищавший въезд в княжество, желая выпить проклятое зелье Зыбь-травы, чтобы улететь от всех бед и трудностей в наваждение снов о счастливом княжестве. Увидеть эту неземную красоту, летать среди звезд с той красавицей.
Но как только он поднял засов, защищавший княжество, увидел, что за стенами притаилась несметное чернокрылое полчище Чёрного Татя. Но самого их вожака среди них не было видно. Чёрные с красным попоны красовались на конях его войска. Всадники хищно щелкали вороньими клювами. И лишь зловеще прекрасный чернокрылый, самый мощный скакун стоял впереди без всадника. Он бил копытом, ржал, вставал на дыбы. Пока вдруг девица не подбросила чашу высоко-высоко вверх. Чаша, взлетев, перевернулась. И заключённое в ней зелье полилось сверкающей струёй вниз. Но в мгновенье ока эта струя превратилась в острое копьё, которое девица, смеясь, ловко подхватила на лету.
Князь смотрел на все эти превращения, не понимая – сон это или явь:
– И отчего во главе этого вражеского войска чернокрылый конь? И где сам Чёрный Тать притаился? И зачем девице копьё?
В это мгновенье она обратилась в ворону. Птица вскочила на чернокрылого коня. Каркнула так оглушительно, что князь невольно вздрогнул и зажмурился. А когда он открыл глаза, он увидел, что на коне восседает сам Чёрный Тать. Он с карканьем поднял копьё, и всё его войско лавиной ворвалось в раскрытые настежь князем ворота княжества. С дикими воплями, размахивая саблями, они сокрушали всё вокруг. Летящий впереди этого войска-стаи Чёрный Тать широко распростёр свои крылья. И они превратились в бесконечный, чёрный плащ, похожий на далеко простирающийся плотный чёрный дым, который укрыл всё его войско, как завеса. Княжеские лучники выпустили против врагов множество стрел. Но все стрелы вонзались в затмевающие небо, простертые над всем войском те дымные крылья-плащ Чёрного Татя. И застревали в нём, как в щите. И неуязвимые враги мчались вперёд, захватывая княжество. Князь, отброшенный в сторону, увидел, как слетели с плеч головы верных его стражников. Горькие слезы вины и сожаления катились по его щекам. Он осознал, что уж не в силах возглавить свое войско. А княжество без сильного князя, что тело без головы.
Воплями ужаса и страданий наполнилось его княжество. Кровожадные враги убивали мирно спящих в своих домах людей. А князь был бессилен защитить их.
Чёрная туча воронья закружила вокруг него. Стали клевать и его. И в карканье их он ясно различал горькие слова:
– Теперь ты понял, глупый князь, какова цена моего зелья Зыбь-травы? Ха-ха!
– Да! Я теперь всё понял… – сокрушаясь, простонал в ответ князь.
И тотчас стая ворон сгрудилась так плотно, что сжалась в одну ворону. И эта ворона знакомым голосом старухи-знахарки проговорила:
– Ты предал саму жизнь! Ты променял явь на сновидения. Ты не достоин жизни! – и стала жестоко клевать князя в голову.
Корчась от боли, отмахиваясь от вороны руками, князь выкрикнул:
– Не смей! Я князь! Я жив! Я сделал столько добра на земле до того, как пригубил твое злое зелье, твою Зыбь– траву. Я не падаль, что ты клюешь меня?
Но она не останавливалась, приговаривая:
– Каждый, кто пригубит моего зелья, кто хоть раз попробует мою Зыбь-траву, – уже падаль. И никакие былые заслуги не в счёт!
Так в ужасных мучениях погиб князь, а вместе с ним и по его вине всё княжество.
Войну Князь воевал – врагов одолевал!
Стрелы Князю кланялись, все мечи ломались!
Бежали враги! Князя все боялись!
Зыбь-траву пригубил, сон наяву его погубил!
Ой, Князь, остановись!
Светлый Князь, оглянись!
Скачет Князь в облаках верхом,
Кажется ему, что правит он конём!
Но это не конь, а ворон злой!
В пропасть бездонную тянет за собой!
Зыбь-трава дурманная сны даёт обманные!
Точно капканы: на волю не пускают!
Губят людей, враги их убивают!
Ой, Князь, остановись!
Светлый князь, оглянись!
Стародавние дела
Что-то не припомню, кто рассказал мне эту историю, когда и к чему? Но уж что вспомню, то и расскажу! В те стародавние дела, жили-поживали две сестрицы-целительницы. Досадно было то, что ещё с детства недружно они жили! Всегда спорили меж собой сёстры: кто из них двоих смелее, кто проворнее и даже кто из двоих умнее!
Каждая сестрица друг над дружкой верх взять стремилась! И во всём одна другую превзойти пыталась. Такими остались сестрицы и, когда взрослыми стали. И даже когда состарились – ничуть не изменились! Жили они врозь, но недалеко друг от друга. Но никогда сестра сестрице ни слова доброго с ветерком осенним, ни привета сердечного с ручейком весенним не пошлют. И так долгие годы: всё врозь, одна супротив другой.
А знахарки из обеих сестёр замечательные получились! И казалось, что любую хворобу укротить могли. Потому и сами долго жили, и другим помогали. Хоть и сёстры родные, но норовистые старушки! И зачем спорили-то? Ведь обе в том мастерстве дивно преуспели! И словно дел других у двух сестёр-старушек не было, как только спорить о том, которая же из них в чудесах чародейских поболее другой искусница.
Несмотря на годы, если кто-то о лечении попросит, обе шустро откликались. Тотчас бросались наперегонки, обгоняя друг друга, спешили на помощь, позвякивая склянками со снадобьями, с пучками высушенных целебных трав в котомке. И каждая друг от дружки секреты свои таила. Если бы не эти ссоры-споры о том, кто в чародействе выше другой стоит, по сей день мирно жили-поживали бы. Но узнала об их раздорах хитрющая колдунья. Та, что держала трактир на перепутье дорог. Давно досада её томила. Злилась колдунья – злая трактирщица на обеих за то, что помогали они людям. А она– то сама от людской беды богатела! То по бедности продадут ей что-нибудь по дешёвке, то тоску развеять в её трактир идут, сами знаете, как и зачем. Многих её трактир по миру пустил, а ей прибыль дал. И потому сердилась она на то, что люди, попавшие в беду, чаще к помощи тех сестёр-целительниц прибегали, чем к утехам в её трактире.
И сколько злых напраслин про обеих распускала! Но ничего не помогало. Доброта их – точно чистая вода! Всё смывала и следа не оставляла. Всё равно к сёстрам– знахаркам люди в беде и в болезнях обращались.
И вот что надумала трактирщица. Притворилась больной и попросила о помощи обеих сестриц сразу. Уж те расстарались, показывая своё мастерство. И каждая уверяла, что её леченье самое лучшее. А та в ответ изумлялась да восхищалась обеими, уверяя, что уж так надоело ей мелкие пакости творить. И желает, мол, что-то хорошее, доброе делать. И потому хочет верной их ученицей стать. Да только выбрать не может самую умелую, самую знающую из них двоих. Вот какая хитрюга эта злая трактирщица!
