Елена Соловьева - Цветник бабушки Корицы
— Мистерии им захотелось. На скорую руку. Меньше недели! — возмутился Че. — Если это колдовство, то что за сроки?
— Да, — согласился Георгий, — настоящего качества за столь короткое время добиться невозможно. Тут ведь главное — не торопить события. Взять хоть египетские пирамиды. Чтобы провести там первую священную церемонию, жрецы ждали целых пятнадцать лет со дня окончания строительства. И только в тот день, когда лучи звезды Веги упали точно в проход сооружения, действие началось. Вот это я понимаю — стандарты качества и выдержка продукта!
— Нашел с чем сравнивать! — фыркнул Че. — Откуда такая роскошь в наше стремительное время? Сейчас даже выдержанный коньяк редкость! Кругом подделки и суррогат. Однако не будем отвлекаться, друзья мои. Пришло время внимательно рассмотреть вашу добычу. Что вы там прихватили из кабинета Франкенштейн?
Друзья склонились над столом. В первой папке среди технической документации обнаружили подробный план театра.
— Смотрите, в подвал вполне можно проникнуть несколькими способами, — сказал, тыкаясь носиком в карту, Георгий. — Вот этим мы завтра и займемся.
Во второй папке лежали скучные бумажки: докладные, накладные и заявления. Однако и тут кое-что нашлось.
— Ну-ка, ну-ка. — Че аж присвистнул от удивления, вертя в руках листок с множеством подписей. — Знаете, что это такое? Коллективное письмо артистов театра. Написано… Написано, представьте себе, за день до исчезновения Корицы. Пишут, что отказываются принимать участие в странном спектакле, что возмущены обращением и будут работать только под руководством Александра Васильевича. Кто это, Марго?
— Режиссер, друг бабушки.
— Угу, — неопределенно протянул Че.
А Георгий уже тихонько рычал на черную, глянцевую, совсем тонкую папку. Маргарита открыла ее. На первой странице было напечатано: «Сценарий спектакля-мистерии». Дальше, занимая собой весь лист, стояла перевернутая пентаграмма. На другой странице — большая фотография афелиума. И ни строчки текста.
— Это уже по твоей части, Георгий, — вздохнул Че, — я в подобном совсем не силен. Тут еще газетная вырезка, судя по дате — двухмесячной давности. Газета называется «Синегорье».
— Бабушка называла ее «сплетницей», — вставила Маргарита.
— Очень может быть… — отозвался Че, пробегая взглядом заметку. — Тут пишут о каком-то Грише по кличке Садовник, который открыл — ни больше ни меньше — эффективный способ материализации фантазий. «В самое ближайшее время Григорий Струков обнародует свое открытие». Ты что-нибудь знаешь об этом человеке, Маргарита?
Девочка отрицательно замотала головой.
— А пентаграмма-то перевернутая, — пробурчал Георгий, — черная магия чистой воды…
Тем временем от телестудии к зданию театра неслась роскошная машина с золотыми логотипами на дверцах. У театра она остановилась. Водитель, точнее, водительница, потушила фары. Двое, выбравшись из салона, повели к крыльцу третьего. Через некоторое время в кабинете директора зажегся свет.
— Уф, — сказал Адениум де Сюр, складывая Старушку Франкенштейн в кресло. — Телеэфиры высасывают столько энергии. Нужна подзарядка, наша милая директриса совсем плоха.
— Что ты хочешь, возраст. Держит плохо, — ухмыльнулась Афелия Блюм, — завтра на кастинге подзарядим. Это мы с тобой в хорошей форме, — и она поправила темные очки. — Знаешь, почему эту дамочку прозвали Старушка Франкенштейн, Адениум? За то, что и без особых знаний, на чистой интуиции, энергию из окружающих она качала будь здоров. Лилечка ведь до того, как стать директором театра, актрисой работала и до седых волос играла молоденьких героинь. А ее красивые и талантливые соперницы дурнели и старились в массовке, притом катастрофически быстро. Зато Лилечка без всяких пластических операций выглядела прекрасно. И люди говорили — а дыма без огня не бывает, — что симпатичным молодым актрисам лучше этот театр за три версты обходить. Если, конечно, они не хотят, чтобы раз за разом на них обрушивались болезни, острые приступы тоски и несчастные случаи. — Блюм поправила на Старушке Франкенштейн бейсболку и, наклонив голову, полюбовалась своей работой. — Когда Лилечке перевалило за семьдесят, — продолжала она, — Франкенштейн окончательно переползла со сцены в директорское кресло. И ни о чем так не мечтала, как сбросить лет эдак пятьдесят. Ты только посмотри на ее тинейджерский прикид. «Власть и вечная молодость!» — вот что нужно было бы написать на родовом гербе Франкенштейн, если бы таковой имелся. Каких только способов вернуть былую красоту бедняжка не испробовала! Разве что принести в жертву младенца не успела.
Адениум достал из кармана платочек и принялся тщательно протирать руки.
— Совершенно верно, коллега, — усмехнулась Блондинка, наблюдая за его манипуляциями. — Те, кто поумней, лишний раз к Лилечке вообще не приближались. Так что осторожнее. Мойте руки с мылом!
— А вы, я вижу, не очень-то любите Лилию Филадельфовну? — хмыкнул де Сюр.
— За что мне ее любить? — удивилась Афелия. — Дай я ей сейчас чуть больше силы, она бы нас быстренько законопатила. Да вот только насчет источника неувядающей красоты она просчиталась. По уму, — Блюм снова поправила бейсболку на бездыханной Франкенштейн, — нужно бы ее совсем уничтожить. Да пока рановато. Не буду объяснять механизм, но особого зла до премьеры я ей причинить не могу. Более того, до спектакля нужно беречь старушку как зеницу ока! А теперь позвольте предложить вам рюмочку за будущее представление! Лилечка всегда держала коньячок.
Блондинка открыла дверцу сейфа, и брови ее медленно поползли на лоб:
— Пр-роклятие! — зарычала она. — Здесь лежали папки и сценарий! Где они?!
Адениум де Сюр испуганно вздрогнул, а Блондинка открыла рот и завизжала так пронзительно, что задрожали стекла:
— Усилить охрану! Перекрыть все входы и выходы! Никого из театра не выпускать!..
В кабинет с жужжанием ворвались пляшущие огоньки, похожие на рой рассерженных золотых ос. Поднялся настоящий светящийся буран. Афелия стояла посреди вихря, странно выпрямившись, не снимая очков, и что-то бормотала себе под нос. Адениум вжался в кресло. Ему показалось на мгновение, что тело Блондинки удлинилось, пальцы и руки вытянулись наподобие лиан, кожа позеленела, и весь облик поплыл куда-то, прихотливо меняя пропорции. Восточная шапочка слетела с режиссера, а белый крашеный чубчик встал дыбом. Тугие розовые щечки Маэстро побледнели. В двух домах поблизости от театра вырубилось электричество. И сколько бы ни звонили в экстренные службы обескураженные жильцы, никто не мог объяснить им причину внезапной аварии.
ГЛАВА 21
Маргарита сердилась. Дело в том, что, когда она проснулась, ни Че, ни Георгия дома не было. На столе лежала записка: «Ушли по делам, будем к ужину, в одиночку ничего не предпринимай. Становится слишком опасно».
«Решили найти бабушку без меня», — обиженно думала девочка, наблюдая, как резвятся возле кустов чертополоха Перцовка и Мотылек. Этого недемонтированного предка Георгия Маргарита утром обнаружила в складках шторы. «Пусть живет, — обрадовалась она, — по крайней мере свинке будет товарищ, пока нас нет дома. Тем более, оба с крыльями». Но теперь, глядя на их беззаботную возню, она больше не улыбалась, а, нахмурив лобик, размышляла о том, что вот и ее, Маргариту, оставили в стороне от дела вместе с ожившими снами.
— Так-так, — сказала она недобро, направляясь в спальню Корицы.
На тумбочке рядом с кроватью лежал раскрытый фотоальбом. Раньше девочка точно не видела его. С одной стороны разворота в ажурные прорези был вставлен черно-белый снимок, где улыбающийся и очень молодой Че, еще с волосами до плеч, обнимал за талию Корицу, которая держала на руках Георгия. На Че красовались смешные брюки раструбами в пол.
С другой стороны разворота в старомодный овал была заключена большая фотография самой Корицы. «Вот это красавица! — восхищенно подумала девочка, рассматривая высокий валик прически, длинные ресницы, глаза, подведенные „стрелочками“, и изгиб шеи. — Но откуда Че достал фото? Даже я не знаю, где бабушка хранила такие штуки».
Тут в ней снова всколыхнулась обида. И Маргарита от нечего делать принялась старательно раздувать ее угольки.
— За меня они, понимаете ли, боятся, всё что-то прячут, скрывают, недоговаривают, — ворчала она. — А сами-то что делали?
Девочка припомнила, с каким восторгом рассказывал Че о бесшабашной смелости Корицы, которую та проявила уже в первые дни их знакомства. Хотя, конечно, Камрад многое недоговаривал. Ясно было только то, что бабушка, а тогда совсем молоденькая девушка, пекинес и Че познакомились в какой-то веселой южной стране, где жили в маленькой горной деревне, поблизости от старинного замка.
