Валентина Чаплина - Удивительное происшествие
— Пойду в поликлинику! В санчасть! К самому заведующему! Для принятия мер! Я сама к медицине имею отношение! Разве можно заразным разгуливать по городу?! У меня ребёнок!
То ли у неё действительно был маленький ребёнок, то ли она Щуку ребёнком называла — непонятно. Ха-ха-ха, хорош ребеночек!
— Бежим! Догоним ещё! — крикнул Лёвка, махнув рукой в ту сторону, куда ушёл Щукин отец.
И они побежали.
Не беспокойся, докажем!
Если тебе нужно кого-нибудь догнать (очень-очень нужно), ты обязательно догонишь его, как бы он далеко ни ушёл. Силы для этого сами откуда-то берутся.
— Дядя, дядя, — снова кричал мальчишка, но Лёвка забежал вперёд и сказал Щукину отцу:
— Здравствуйте. Извините, пожалуйста, мы не знаем, как вас зовут, но нам очень нужно с вами поговорить.
Мужчина остановился.
— Это что за маскарад? — недовольно произнёс он, увидя футбольный мяч и размалёванное лицо, но инфекции почему-то не испугался и не сказал, что пойдёт в санчасть к самому заведующему для принятия мер.
— Щука наврал, это неправда, — нетерпеливо заговорил мальчишка.
— Щука? Объясните толком, что вам от меня надо?
— Щука — это ваш сын Константин, — начал Лёвка объяснять толком.
— Так, понятно, — кивнул мужчина, — только говори быстрее, а то мне сегодня в командировку ехать.
Он уже с интересом глядел на разговаривающий мяч и никак не мог понять, что перед ним такое. Но когда Лёвка толком объяснил всё до конца, мяч перестал интересовать мужчину.
— Позвольте, — вскипел он, — эдак голословно можно наговорить, что угодно. Вы ещё скажете, что мой сын убил кого-нибудь на большой дороге, и я должен этому верить? Смешно!
Мужчина возмущённо пожимал плечами, хмурил брови и даже забыл про часы, на которые всё время глядел, пока не разобрался, в чём дело.
— Это значит ты и есть, — глянул он в упор на мальчишку, — такая пигалица, от горшка два вершка, а за щенков по пятёрке дерёшь?
— Так не дерёт же! Ему самому подарили, я же объясняю…
— Подарили? За что?
— Потому что люди хорошие.
— Ах, люди хорошие? — мужчина расхохотался. — Так вот зарубите себе на носу: мой сын тоже хороший. Мой сын не может обманывать! Я ему верю. А чтобы вам поверил, нужны доказательства. Понимаете, до-ка-за-тель-ства, — мужчина резко отчеканил последнее слоео по слогам и быстро пошёл прочь от ребят. Тёмно-синяя спина возмущалась вместе с его лицом, даже портфель стал ещё недоверчивее и злее сверкать замками.
«Вот так всегда, — подумал Лёвка, — взрослые люди не верят на слово, если им говоришь плохое. Если бы я сказал, что Щука человека спас или мировой рекорд поставил, то отец поверил бы и не требовал бы никаких до-ка-за-тельств. Просто взял и поверил».
Оба мальчишки стояли друг против друга и молчали. Как докажешь? Щука хитрый, он без свидетелей кровать стащил, без свидетелей Богатыря брал, так что никому неизвестно, давал он за щенка пять рублей или не давал. Он скажет — давал, мальчишка скажет — не давал. Кому верить? Чему верить? Неизвестно.
Как кому верить? Как чему верить? Почему неизвестно? Правде верить! Только ей одной! А правду доказать можно. Иногда трудно, очень трудно, но всё-таки можно. Одному, может, и не доказать, но друзья помогут. Они ведь тоже будут доказывать её, правду. А раз многие доказывают правду и только один — неправду, то всё становится совершенно ясным.
— Знаешь, что? — сказал Лёвка. — Надо ребят собрать. Ты своих соберёшь, а я своих. И пойдём к Нине Иванне и к Щукиным родителям. Нет, сначала к Щукиным родителям, а потом к Нине Иванне, а то Щукин отец в командировку уедет. Пойдём и всё-всё расскажем про Щуку. А когда много людей говорят честно, им всегда верят. Один Щука может соврать, а все же не могут врать! Так не бывает!
— Не бывает! — убеждённо и радостно закивал мальчишка. — А ты своих ребят тоже соберёшь?
— Соберу.
— А когда?
— Сейчас.
— Они же Щуку не знают.
— А мы им расскажем. У меня мировые ребята. Борька, может, не поверит на слово. Есть один такой. Ну и не надо, пускай не верит, без него народу хватит. Бежим ребят собирать!
— Прямо сейчас?
— А когда же? Я бегу за своими, ты за своими, а встретимся, знаешь, где? Около центральной почты, под часами, ладно?
Когда Лёвка упомянул про часы, мальчишка заволновался.
— А сколько сейчас времени, не знаешь?
— Не знаю, а что?
— Мне за Катюшкой надо.
— За какой ещё Катюшкой?
— За сестрёнкой. В детсад. Я её всегда беру, когда мама во вторую смену.
— А сегодня во вторую?
— Во вторую, — вздохнул мальчишка.
Лёвка тоже вздохнул.
— Ну, беги за своей Катюшкой, раз во вторую. Одних моих ребят хватит. Ясно?
— Ясно.
— Не беспокойся, докажем!
И он так здорово улыбнулся, наверно, прямо до ушей, но мальчишка, увы, не увидел этой улыбки.
Нашёл время о своей башке думать
Лёвка бежал и думал: если бы кто-то взрослый вступился за мальчишку, Щукин отец скорее поверил бы. Взрослые почему-то всегда больше верят взрослым, чем ребятам. Обидно даже. Надо скорее бежать, скорее, а то Щукин отец в командировку уедет. Может, он целый год не вернётся, тогда целый год будет думать, что мальчишка врёт.
— Эй, кто дома? — стукнул он кулаком в доски родного забора, а через полминуты был уже на самом заборе, а ещё через четверть минуты — в огородной крапиве.
Поплавок и Калитка бросились к нему.
— Достал?
— Узнал?
— Всё достал, всё узнал, — крикнул Лёвка, показывая книжку, — но не в этом дело! Одного мальчишку выручить надо! Айда, по дороге всё объясню. А Борька пришёл?
— Нет.
— Записку ему напишем и к забору прикнопим.
Тут же записка была написана огрызком красного карандаша, каким писали Рыбалычу, и на оставшемся от голубка клочке бумаги.
Когда все спрыгнули с забора в переулок, Степан пугливо повёл поплавком туда-сюда и нерешительно затоптался на месте.
— А… а… как же мы… с такими головами?
— Нашёл время о своей башке думать! — возмутился Лёвка. — На хорошего мальчишку наврали. Он правду говорит, а ему не верят! Бежим!
Степан устыдился собственных слов и побежал.
— Подумаешь, голова не такая? Что особенного! Если кто спросит, скажем, что это маскарадные костюмы.
Лёвка на бегу начал рассказывать. Когда они подбежали к лестнице, Лида и Степан уже всё поняли. Вдруг откуда-то с верхних ступенек донёсся девчачий визг:
— Вот он! Ой!
Поплавок, футбольный мяч и шестимесячная голова сейчас же глянули туда. А с верхних ступенек спускались вниз Берёза и ужасно курносая белобрысая девчонка. Лёвка сразу её узнал: это та самая, которая стучала ему в стеклянный бок автомата. Узнали её и Степан с Лидой. Это она им в забор барабанила. Значит, всё-таки позвонила Берёзе. Молодец, девчонка! Только зачем она его сюда ведёт? А в общем-то, это очень хорошо, что ведёт.
Шесть ног, топоча, быстро поднимались вверх. Четыре ноги, тоже топоча, спускались вниз. Спускались они медленнее, чем те поднимались, и чем ниже спускались, тем шаги становились тише.
Вот топот совсем прекратился — это все десять ног остановились на квадратной площадке лестницы. Остановились над самой головой у Борьки. Именно под этой площадкой он и сидел.
Борька уже почти выучил басню. Остались две последние строчки. Сейчас Борька станет нормальным человеком. «Кто виноват из них, кто прав, кто виноват из них, кто прав», — шептал он, и как раз в это самое время над ним послышались знакомые голоса. Борька выпрямился и замер. Он, конечно, сразу узнал эти голоса.
— Берёза, Берёза, ты не бойся, это мы. Я — Лёвка, это Степан, а это — Косичкина Лида! — тараторил Лёвка. — Только вы у нас ничего про нас не спрашивайте. Мы сами вам расскажем, когда уже можно будет. Ладно? А пока нельзя. Это тайна.
Берёза удивлённо глаза таращил. А Лариса, которая была знакома с Лидой, даже рот открыла от удивления. Конечно, они очень хотели сейчас же всё узнать, тем более, что это была тайна, но что поделаешь, если тебе не рассказывают?!
— Уа, уа, — тихонько сказала Ларисе шестимесячная голова, и Лидкина рука потянулась к подруге. Лариса потрогала эту руку. Рука была самая обыкновенная, как у всех девчонок.
— А ещё Борька такой же, как я, — объяснял Лёвка Берёзе, — только он тебе звонить побежал, узнать, что задавали на последнем уроке. И пропал. Он звонил?
— Звонил, — подал голос Берёза.
— У него такая же голова? — спросила Лариса.
— Такая же, только ещё очки чёрные.
— Я ему басни принесла, он просил.
— Принесла?
— Давно, наверно, час назад.
— Так у него, значит, есть басня?
— Есть.
— Какая басня? — спросил Степан.
— Так нам же басню учить задали, — объяснил Лёвка. — Куда же он делся?
