Ирина Краева - Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки»
— Мы ходиррли в школу. Имели ророродителей, — сказал младший и улыбнулся.
— Годы шрли, но мы оставались грлупыми-пригруплыми, потому что каждый из нас хотел быть лучшрее другогого.
— Фу-фу, это гадость, не везёт мне сегодня на съедобное! — Средний Древесняк вновь что-то выплюнул и продолжил рассказ: — Каждый из нас хотел, чтобы люди, тыркая пальцем в дррвух других брараратьев, говорили бы: «Сморртрите, это иррдут два брата того, третьего».
Братья оперлись о хлипкую кочку, на которой стояли Тим и Обида, из воды показались их деревянные крепкие плечи — у младшего на левом плече росла тоненькая веточка, на которой бился под ветром бойкий листок. Теперь вода уже не заливала братьям рты, и речь их стала понятной.
— Ну, вот, — со вздохом сказал старший, — однажды в наших краях появилась прекрасная девушка с глазами цвета аквамарин, её звали Амели. Она изучала оккультные науки, а Видения, известно, как раз то место, где таинственное и непознаваемое можно встретить на каждом шагу. При первой же нашей встрече я был очарован её голубоватым взглядом, в котором шелестела тайна любви. Я сразу же решил: эта девушка должна быть моей. Если она выйдет за меня замуж, то ни у кого не будет сомнений, что я и есть — самый умный и удачливый.
— Узнав, что старший брат ухаживает за девушкой с глазами цвета аквамарин, я подумал, что тоже влюблён в неё и твёрдо решил доказать Амели, себе и всем, что я и есть самый лучший из нас троих, — сказал средний брат, с аппетитом разжёвывая очередной корешок.
— Как же я мог оставаться в стороне? — Улыбнулся младший брат. — Когда я узнал, что братья хотят жениться на одной и той же девушке, то сам влюбился в неё по уши.
Древесняки заговорили, не перебивая друг друга, соблюдая строгую очередность. На болото начал садиться туман, от жижи тянуло холодом, уныло ныли комары, и во всей этой бесприютности пять живых душ чувствовали наидобрейшее расположение и участие друг к другу.
— К тому времени, каждый из нас уже преуспел в своём деле, — негромко рокотал голос старшего Древесняка, самого основательного и сильного из братьев. — На меня работали несколько артелей, добывая золото и драгоценные камни. Десяток первоклассных ювелиров делали из них прекрасные украшения по эскизам, которые я сам разрабатывал. Особенно красивыми у меня получались серьги. Любая женщина, которая вдевала в ушки мои серёжки, становилась прекраснее: от сияния камушков её глаза приобретали особенный радужный блеск. Мужчины не могли отвести глаз от такой красавицы.
— К тому времени я стал неплохим поваром, — сказал средний брат, который постоянно срывал огромной корявой рукой разные травинки, пробовал их на вкус, а затем или выбрасывал, или прятал их про запас в травяной гриве у себя на голове. — Моим коронным блюдом был фруктово-морской рулет. Его основную часть представляли длинные кусочки нежнейшего палтуса. Затем я клал на них воздушное мясо тигровых креветок. На них с величайшей осторожностью я надувал тончайший слой размельчённых свежих вишен и ананаса. После сворачивал всё в аппетитную трубочку и поливал её сладко-пряным соусом, приготовленным из свежайших сливок, красной икры, щепотки пшеничной муки, ароматной специи карри и плошки земляники, созревшей в жаркий июль. После того, как такой аппетитный батончик постоит три минуты — не больше — под полной Луной, считайте, он готов к употреблению. У человека, который отведал это блюдо, вместе с аппетитом просыпался необыкновенный вкус к жизни. Многие больные, дни которых, казалось, были сочтены, после нескольких кусочков моего фруктово-морского рулета излечивались, женились и у них рождались смышленые и весёлые дети.
— А я к тому времени, — начал рассказывать младший, и резной листок бился на его плече, как взволнованное сердце, — стал известным певцом. Не один городской праздник не обходился без меня. Я обладал редким умением: весёлые песни я пел печально, а печальные — весело. Всем слушателям нравилось слышать что-то неожиданное. После того, как они прослушивали хотя бы одну песню, перед ними будто открывалась какая-то тайна — одна из самых сокровенных тайн жизни: всё привычное, обыденное, может, даже надоевшее имеет свою прелесть, только надо присмотреться, чтобы она вспыхнула и сказала прямо вам в сердце: «Жизнь прекрасна несмотря ни на что!»
Старший Древесняк откашлялся и в его деревянном, слегка скрипучем голосе задрожала родниковая струйка:
— Каждый день я приносил нашей возлюбленной новые изумительные серёжки, колье или браслет, над которыми работал всю ночь. Каждый день на протяжении целого года мои украшения по-новому озаряли чудесные глаза Амели, и каждый день я находил в ней новую прелесть, неведомую до тех пор.
— Каждый день я придумывал новые блюда и на серебряном подносе доставлял их Амели с жару-пылу на завтрак, обед и ужин, — вступил в свой черёд средний брат, посасывая пёрышко, которое машинально вырвал из крыла Обби. (Но она так была увлечена рассказом, что ничего не почувствовала). — Даже её повар, который потом доедал крошки, чтобы разгадать тайны моих рецептов, день ото дня становился здоровее. У него завились волосы, а щёки стали румяными. Что же говорить о нашей возлюбленной! Она хорошела день ото дня!
— Каждое утро в момент её пробуждения я пел под окном её спальни, каждую ночь она засыпала под мою колыбельную. Амели встречала день исполненная радостной силы, а ночью ей снились смешные цветные сны, — рассказал младший, мечтательно улыбаясь.
— Какая драма, какая драма! — Растроганная Обби раскачивала головой. — Любовный квадрат, одним словом…
— На самом деле это был пятиугольник, — усмехнулся старший Древесняк.
— Целый год наша прекрасная девушка принимала от нас знаки внимания и каждому из нас давала надежду, что именно его она готова полюбить на всю жизнь. Мы и не предполагали, что у неё есть возлюбленный — пятый герой этой истории!
— Но надо признаться, что и мы были неискренними. Ведь положа руку на сердца, для каждого из нас было важно не то, что Амели полюбит его. Каждому из нас важно было только одно: что именно его она предпочтёт другим братьям. Каждый из нас хотел доказать двум другим братьям только одно: я и есть самый лучший из вас.
— Надо признать, среди нас так и не оказалось лучшего, который первый бы одумался и положил конец истории. Мы все были одинаково виноваты, — покаянно сказал старший Древесняк, и братья потупили деревянные головы.
Чем внимательнее слушал Тим рассказ Древесняков, тем всё больше и больше болела у него душа за Лиходеича. Где сейчас его лихой дедушка? Не попался ли в руки к Нию? Нет, Лиходеич не такой, не должен попасться в лапы к злоденцам. Сидит, наверное, на пеньке, трёт столетние мозоли глиной, чтобы не так болели, и про него же, про Тима думает, переживает. Флакончик с его душой к маме несёт за пазухой, в тёплом надёжном месте. Щипнуло в правом глазе у Тима, щипнуло в левом. А в груди словно молоко парное разлилось, потеплело. И он с ещё большим участием посмотрел на болотных братьев, и они показались ему такими близкими и родными, ну как Данька прямо.
— Но как же вы оказались в болоте? — Спросила нетерпеливая Обида.
— Наша прекрасная девушка откровенно забавлялась всеми знаками внимания, которые мы ей щедро оказывали. Она не собиралась отказываться от наших услуг. Но однажды к Амели приехал очень красивый юноша, его звали Прай. Увидев их вместе в городском парке, мы поняли, что её сердце неравнодушно к нему, и испугались. Мы написали Амели письмо, в котором требовали для нас четверых испытаний: кто с ними справится — тот пусть и становится её мужем. Если же она не согласится на наше предложение, писали мы, обезумевшие от страха проиграть новому конкуренту, нам остаётся убить его. Девушка очень испугалась и велела прийти за ответом на следующее утро.
Средний Древесняк задумчиво оглядел Тима, нельзя ли что-нибудь пожевать, отщипнув у него, но не нашёл ничего подходящего и задумчиво продолжил рассказ:
— Она ждала нас на крыльце дома, завернувшись в длинный блестящий плащ — замершая молния. Её глаза цвета аквамарина ни разу не взглянули на нас. Подле неё стоял Прай с опущенной головой, как будто стыдился чего-то. Ни слова не говоря, сдержанным движением руки она повелела следовать за ней. Мы молча повиновались. Дурные предчувствия лишили нас дара речи. Мы долго шли, пока не остановились на краю большого озера, покрытого туманом. Возле берега тёрлись боками четыре лодки.
«Пусть всё решит сама судьба», — едва слышно сказала Амели. Девушка вынула из клетки своего любимого голубя, и он склюнул с её пальчика старинный перстень, про который она часто говорила, что он обладает магическими свойствами. «Брось этот перстень в болото после того, как отлетишь на расстояние пяти тысяч взмахов крыльев», — приказала она птице, и та полетела. А нам Амели сказала, всё так же не взглянув: «Я буду женой того, кто найдёт этот перстень и станет обладателем магической силы».
