Эпосы, легенды и сказания - Тысяча и одна ночь. Том XV
«Клянусь Аллахом, – сказал он про себя, – пропал весь мой труд! Но я непременно подожду и увижу, каково будет дело». И невольницы принесли еду и питьё и поели, а потом они вымыли руки и поставили Джамиле скамеечку, и она села на неё, а все невольницы ударили в музыкальные инструменты и запели волнующими голосами, которым нет подобных. И затем выступила старуха управительница и стала хлопать в ладоши и плясать, и невольницы оттащили её, и вдруг занавеска приподнялась, и вышла Джамила, смеясь. И Ибрахим увидел её, и на ней были украшения и одежды, и на голове её был венец, украшенный жемчугом и драгоценными камнями, и на шее – жемчужное ожерелье, а её стан охватывал пояс из топазовых прутьев, и шнурки на нем были из яхонта и жемчуга. И невольницы встали и поцеловали перед ней землю, а она все смеялась».
«И когда я увидел её, – говорил Ибрахим ибн альХасыб, – я исчез из мира, и мой ум был ошеломлён, и мысли у меня смешались, так меня ослепила её красота, которой не было на лице земли подобия. И я упал, покрытый беспамятством, а потом очнулся с плачущими глазами и произнёс такие два стиха:
«Я вижу тебя, и не отвожу я взора, Чтоб веки лик твой от меня не скрыли, И если бы я направил к тебе все взоры, Не мог бы объять красот я твоих глазами».
И старуха сказала невольницам: «Пусть десять из вас встанут, попляшут и споют». И Ибрахим, увидев их, сказал про себя: «Я желал бы, чтобы поплясала госпожа Джамила».
И когда окончилась пляска десяти невольниц, они подошли к Джамиле, окружили её и сказали: «О госпожа, мы хотим, чтобы ты поплясала в этом месте и довершила бы этим нашу радость, так как мы не видели дня, приятнее этого». И Ибрахим ибн аль-Хасыб сказал про себя: «Нет сомнения – открылись врата неба, и внял Аллах моей молитве!» А невольницы целовали ноги Джамилы и говорили ей: «Клянёмся Аллахом, мы не видели, чтобы твоя грудь расправилась так, как в сегодняшний день». И спи до тех пор соблазняли её, пока она не сняла верхнюю одежду и не осталась в рубахе из золотой ткани, расшитой всевозможными драгоценными камнями, и она показала соски, подобные гранатам, и открыла лицо, подобное луне в ночь полнолуния».
И Ибрахим увидел движения, каких не видал всю свою жизнь, и Джамила показала в своей пляске диковинный способ и удивительные новшества, так что заставила нас забыть о пляске пузырьков в чаше и напомнила о том, что тюрбаны на головах покосились[9]. И она была такова, как сказал о ней поэт:
Как хочешь, сотворена она, соразмерная,
По форме красы самой – не меньше и не длинней.
И, кажется, создана она из жемчужины,
И каждый из её членов равен луне красой.
Или как сказал другой:
Плясунья! Подобен иве гнущейся стан её,
Движенья её мой дух едва не уносят прочь.
Не сможет стоять нога, лишь только плясать начнёт
Она, словно под ногой её – пыл души моей.
«И когда я смотрел на неё, – говорил Ибрахим, – её взгляд вдруг упал на меня, и она меня увидела, и когда она на меня взглянула, её лицо изменилось, и она сказала невольницам: «Пойте, пока я не приду к вам», – а затем направилась к ножу, величиной в пол-локтя, и, взяв его, пошла в мою сторону. И потом она воскликнула: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!» И когда она подошла ко мне, я исчез из мира, И, увидев меня и столкнувшись со мной лицом к лицу, Джамила выронила из руки нож и воскликнула: «Хвала тому, кто вращает сердца!» И затем она сказала: «О юноша, успокой свою душу! Ты в безопасности от того, чего боишься». И я начал плакать, а она вытирала мне слезы рукой и говорила: «О юноша, расскажи мне, кто ты и что привело тебя в это место». И я поцеловал ей руку и схватился за её подол, и она сказала: «Нет над тобой беды! Клянусь Аллахом, мой глаз не наполнится памятью о ком-нибудь, кроме тебя. Скажи мне, кто ты».
«И я рассказал ей свою историю от начала до конца, – говорил Ибрахим, – и она удивилась и сказала: «О господин мой, заклинаю тебя Аллахом, скажи мне, не Ибрахим ли ты, сын аль-Хасыба?» И он ответил: «Да». И она припала ко мне и сказала: «О господин мой, это ты сделал меня не охочей до мужчин. Когда я услышала, что в Каире находится мальчик, красивей которого нет на всей земле, я полюбила тебя по описанию, и к моему сердцу привязалась любовь к тебе из-за того, что до меня дошло о твоей ослепительной красоте, и я стала с тобой такова, как сказал поэт:
В любви перегнало ухо взоры очей моих –
Ведь ухо скорее глаз полюбит порою.
Да будет же хвала Аллаху, который показал мне твоё лицо! Клянусь Аллахом, если бы это был кто-нибудь другой, я распяла бы садовника, и привратника хана, и портного, и всех, кто с ними связан».
И затем она сказала мне: «Как бы мне ухитриться, чтобы ты что-нибудь поел без ведома невольниц?» И я сказал ей: «Со мною то, что мы будем есть и пить». И я развязал перед ней мешок, я она взяла курицу и стала класть куски мне в рот, и я тоже клал ей куски в рот, и когда я увидел, что она это делает, мне показалось, что это сон. И затем я поставил вино, и мы стали пить, и при всем этом она была подле меня, а невольницы пели. И мы делали так с утра до полудня, а затем она поднялась и сказала: «Поднимайся теперь и приготовь себе корабль и жди меня в таком-то месте, пока я к тебе не приду. У меня истощилось терпение переносить разлуку с тобой». – «О госпожа, – ответил я ей, – у меня есть корабль, и он – моя собственность, и матросы наняты мной, и они меня ожидают». – «Это и есть то, чего я хочу», – сказала Джамила. И затем она пошла к невольницам…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот пятьдесят восьмая ночь
Когда же настала девятьсот пятьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что госпожа Джамила пошла к невольницам и сказала им: «Поднимайтесь, мы пойдём во дворец». И они спросили: «Как же мы уйдём сейчас – ведь у нас обычай проводить здесь три дня?» – «Я чувствую на душе великую тяжесть, как будто я больна, и боюсь, что это будет для меня тягостно», – отвечала Джамила. И невольницы сказали: «Слушаем и повинуемся!» И надели свои одежды, а потом они пошли к берегу и сели в лодку. И садовник подошёл к Ибрахиму (а он не знал о том, что с ним случилось) и сказал: «О Ибрахим, нет тебе удачи в том, чтобы насладиться её видом. Она обычно остаётся здесь три дня, и я боюсь, что она тебя увидела». – «Она меня не видела, и я не видел её – она не выходила из домика», – сказал Ибрахим. «Твоя правда, о дитя моё, – сказал садовник. – Если бы она тебя увидела, мы бы, наверное, погибли. Но побудь у меня, пока она не придёт на следующей неделе, ты её увидишь и насмотришься на неё досыта». – «О господин мой, – сказал Ибрахим, – у меня есть деньги, и я за них боюсь. Со мной люди, и я боюсь, что они найдут моё отсутствие слишком долгим». – «О дитя моё, – сказал садовник, – мне тяжело с тобой расстаться!»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Особый хлеб – название сорта хлеба из лучшей белой муки, который считался в средневековом Египте лакомством.
2
Ад и Самуд – мифические племена, которые Аллах, как говорится в Коране, истребил за неповиновение пророкам.
3
Абд-Аллах – раб Аллаха.
4
Ат-Таииба (благая) – один из многочисленных эпитетов города Медины, где похоронен пророк Мухаммед.
5
Дандан – (перс.) зуб. Рыбы с таким названием не существует; так рассказчик окрестил мифических подводных чудовищ, похожих якобы на зубастых рыб.
6
Абу-Новас – знаменитый порт VIII века. Абу-Дулафаль-Иджли – полководец, умерший, вероятно, в 942 году.
7
Аль-Карх – торговая часть средневекового Багдада, располагалась в юго-восточной части столицы. Сначала аль-Карх был самостоятельным городом, и лишь со временем, по мере разрастания Багдада, вошёл в его пределы.
8
Мечеть, названная в честь её строителя, второго аббасидского халифа аль-Мансура (годы правления 754–775), находилась в древнейшей, центральной части Багдада.
9
Эта фраза означает, что Ибрахим, смотря на пляску Джамилы, от восторга забыл обо всём.
