Юлий Буркин - Год принцессы Букашки
- Сам ты метафора! – обиделся Салатный.
- От метафоры слышу! – парировал Сиреневый.
Тут резкий каркающий хохот вперемешку с хитрым помявкиванием послышались со стороны окна. Игрушки обернулись. В форточке, нахохлившись, сидел ворон, а рядом с ним примостился рыжий кот.
- Вы участвуете в конкурсе? – уточнил Сиреневый.
- Всенепременно!!! – воскликнул ворон.
- Может, ты уже и написал что-нибудь? Может, споешь?
- Не вопр-р-рос! Только у меня – р-рэп. Мне кор-р-ршун в детстве на ухо наступил.
- Ну, пой хотя бы рэп, - махнул лапкой Салатный. – Мы теперь уже передоговорились, - покосился он на Сиреневого. - Можно даже не песенку, а что угодно другое – хоть стишок, хоть сказку… Хоть сплясать.
Ворон кивнул, качнулся на перекладине рамы и, размахивая крыльями, принялся декламировать:
Этот двор – мой двор,
Я в нем - черный царь!
Не пройдет тут вор
И другая тварь!
Эй ты, братец, стой!
Не микроб ли ты?
Неопрятный, злой,
Всюду грязь - следы!..
И скажу я: «Кар-р!»
(И это не ложь!)
«Вон! Кончай базар!
И Букаш не трожь!»
- Кар-р!!! – закончил Ворон грозно, потом остановился, сложил крылья, огляделся и тихо добавил: - Извините, если кого обидел.
- Класс! Класс! – закричали игрушки-зверушки. – Никого ты не обидел, не беспокойся, мы же не микробы!
- Ну, кто следующий? – огляделся Сиреневый.
- Давайте, я, - сказала гусеница. – А-то у меня что-то… Не фонтан… Не ахти… А вы все такие талантливые, что я боюсь, если буду последняя, вы будете смеяться…
- Я точно не буду, - пробасил ослик. – Хоть у меня лучше всех… Но я тоже последним петь не хочу.
- Ладно, странные вы создания, - сказал котик. – Так и быть, мур, я буду последний.
- Кхе-кхе, - сказала гусеница. Тогда слушайте.
Она кругами забегала по комнате и стала приплясывать, тоненько напевая со своим картавим акцентом:
Я себе жила-была
И нигде я не была,
Вот так-так, вот так-так,
Как-то было все не так!
Но купили вдруг меня
Как-то раз средь бела дня,
Ай-люли, ай-люли,
Меня в сумке принесли!
И теперь я вся вот тут,
Где игрушки все живут,
Труля-ля, труля-ля,
Мы теперь одна семья!
- Вот, - гусеница остановилась, присела, и ее синие рожки печально опустились. – Смеяться будете?
- Да ни за что! – сказал Сиреневый. – Мы над друзьями не смеемся. А стихи и песни я тебя научу писать.
- Ты не слишком-то задавайся, - осадил его Салатный.
- Да? – воскликнул Сиреневый. – А кто говорил, что я – гений?!
- Я пошутил, - сказал Салатный.
- Да-а?! – возмутился Сиреневый. Но его перебили:
- Кхе-кхе, - сказала ослик. – А можно и мне, так сказать, кхе-кхе…
- Спеть? – уточнил Сиреневый.
- Да. Вот именно. Только я недосочинил еще чуть-чуть.
- Ладно, пой, - сказал Салатный, и остальные согласно промолчали.
- Ага, - сказал Ослик. – Ну, ладно. Ну, слушайте. Посвящается Букашке.
И он запел красивым сочным голосом:
Я встретил вас, и всё былое
В отжи-ившем сердце ожило,
Я вспомнил вре-емя, время золотое…
Он остановился и сказал:
- Пока всё.
- Где-то я уже это слышал, - сморщил лоб Сиреневый.
- Ну, конечно, - отозвался Ослик. – Это известный романс. Я только последнюю строчку решил свою дописать. А что, нельзя?
- Ну, наверное, можно, - пожал плечами Сиреневый. – И какая последняя строчка?
- Я еще не придумал, - признался Ослик. – Я же сказал, что недосочинил.
- Да-а… - протянул Сиреневый.
- Я потом досочиню, - заверил Ослик.
- Так конкурс-то уже закончится, - заметил Салатный.
- Ну, и ладно, - сказал Ослик. – Я и не претендую на первое место. Пусть теперь кот поёт. Он один остался.
Котишка не заставил себя долго ждать, соскочил с форточки на подоконник, потом на пол, грациозно прошелся по комнате, остановился и сказал:
- Чтобы песня получилась хорошей, вы будете мне подпевать.
- Но мы же ее не знаем! – загалдели игрушки.
- И не надо. Вам нужно будет только повторять последние строчки, начиная со слов «и я».
- И я, - повторил осел. – И-я! Мне нравится.
- Тогда поехали! – сказал котик и запел:
Все любят маленьких котят,
И все погладить их хотят,
И я, мур-мур, и я, мур-мур,
И я люблю их всех подряд!
Все вместе!
И я, мур-мур, и я, мур-мур,
И я люблю их всех подряд,
- с удовольствием запели все и запрыгали, а особенно громко, - «и я!», - кричал ослик.
Котята есть и у кротов,
И у людей, и у китов,
Но я, мур-мур, но я, мур-мур,
Их все равно любить готов!
Все вместе! – взмахнул лапкой котик.
Но я, мур-мур, но я, мур-мур,
Их все равно любить готов!
Котик довольно прищурился и продолжил:
Все любят маленьких котят,
Цыплят, ребят и жеребят,
Тигрят, слонят и жирафят,
Бурундучат, лисят и львят.
И журавлят, и буйволят,
И лягушат, и кенгурят,
Ужат, ежат и медвежат,
Ягнят, зайчат и верблюжат,
И тюленят, и кабанят,
Бобрят, выдрят, и оленят,
И я, мур-мур, и я, мур-мур,
И я люблю их всех подряд!
Все вместе!!!
И я, мур-мур, и я, мур-мур,
И я люблю их всех подряд!..
5.
- Уф-ф, - перевели дух игрушки, просмеявшись. – Вот это попрыгали!
- Ну, и как мы теперь будем выбирать, кто победил? – ревнивым гнусавым голосом спросил Сиреневый.
- А давайте не выбирать, - предложил Ослик. – Главное-то не это… Главное, чтобы Букашка выздоровела.
- Я – за! – закричала гусеница. – Только я, знаете, что подумала?
- Пока не знаем, - сказал Ослик с апломбом и огляделся по сторонам, довольный своей шуткой.
- Я нас посчитала, нас - шесть. Нужен седьмой.
Все очень удивились, и первым спросил котик:
- Почему?
- Потому что семь – волшебное число, - объяснила гусеница.
- Смотрите! Смотрите! – вдруг закричал Сиреневый, показывая на окно. – Кто это?!
В окне, на ветке рядом с форточкой, сидел маленький зверек с пушистым хвостом.
- Это белка, - сказал кот. – Ты, мур-мур, откуда тут взялась?
- Из леса, - отозвалась гостья.
- И давно ты нас подслушиваешь? – спросил Ослик.
- Я не подслушиваю… Просто слушаю…
- Давно?
- С самого начала, - призналась белка.
- О! – вскричала гусеница. – А давай, ты тоже песенку напишешь, чтобы Букашка выздоловела!
- Или стишок, или рассказик, - добавил Сиреневый с упрямой интонацией.
- Нет, - покачала головой белка. – Я ничего такого не умею. Совсем-совсем. Я все-таки лесной зверь. Но я все слышала, что вы говорили, и, если хотите, я поскачу сейчас за город, к больнице, где лежит ваша Букашка, и все ей расскажу. Я как раз в тот лес собиралась.
- А что ты р-расскажешь? – уточнила гусеница.
- Как вы ее любите, как радуетесь, что она есть, как хотите, чтобы она выздоровела, какие песенки для этого написали… Чтобы микробы тоже услышали и испугались. Как вы хотели.
- Ну, ладно, - сказал Салатный, - скачи. Может, это и не надо, может, они и так узнают, но хуже не будет. Скачи. И скажи еще, что нас семеро. Мы все равно еще кого-нибудь найдем.
Белка улыбнулась, подмигнула, махнула хвостиком и исчезла.
- Мне кажется, она – волшебная, - тихо сказала гусеница. Остальные, проводив зверька взглядами, согласно покивали. Только Сиреневый сосредоточенно смотрел куда-то в сторону.
- Кого же взять седьмым?.. – задумчиво бормотал он. – Какую бы зверушку?.. – Вдруг он встрепенулся, поднял голову и оглядел друзей. – Остается только папа!
... Когда папа пришел домой, он сразу почувствовал, что что-то изменилось. Почему-то дома было уже не так тоскливо и безрадостно. И как будто бы откуда-то со стороны ему в голову пришла мысль: «Не надо падать духом. Если очень захотеть, чтобы Букашка выздоровела, ей это обязательно поможет».
