Братья Бондаренко - Горицвет
— Дядя Еж, но что же нужно все-таки сделать, чтобы быть львом?
— Чтобы быть львом, нужно львом родиться, — ответил Ежик.
И зайцы согласились.
— Верно, — и разошлись по домам.
А другие зайцы пришли из дому и тоже попросили:
— Научи, Ежик, как стать львом.
У Ежика все уже было готово к зиме: и домик был как новенький, и закрома были набиты доверху едой разной, и объявление он давно уже разорвал, — а зайцы все шли и шли к нему. Каждому хотелось узнать, что, же нужно сделать, чтобы быть львом.
СОСЕДКИНА НОВОСТЬ
Шел медведь Спиридон по лесу, по сторонам глядел и не заметил, что через тропу сук вяза протянулся. Зацепился за него медведь, споткнулся, чуть было не упал.
— Эх, — говорит, — еще бы немножко и клюнул бы лбом о дуб. Осторожнее надо быть.
Сказал и пошел себе своей дорогой, а на дубу Сорока сидела. Увидела она: споткнулся медведь и поскорее к соседке. Издали еще закричала:
— Ты знаешь, сижу я, а медведь идет. Споткнулся и — хрясь лбом о дуб. Ох и шум по лесу пошел.
Услышала это соседка и скорее к своей соседке. Опустилась перед ней, крыльями машет, словами захлебывается, рассказывает:
— Ты знаешь, шел медведь по лесу, споткнулся и—ух! — головой о дуб. Да так здорово, что с дуба даже желуди посыпались.
Услышала это соседка и к своей соседке. Сидела у
нее, рассказывала:
— Ты знаешь, шел медведь по лесу, ударился лбом о дуб, желуди осыпались, и теперь возле дуба дубки растут.
И пошла эта Сорокина весть по лесу гулять от соседки к соседке. Дошла она и до медведя Спиридона. Медведица Авдотья принесла ее.
— Ты знаешь, оказывается, на месте- нашей рощи когда-то всего один дуб стоял. Мимо медведь шел. Ударился о него лбом, желуди осыпались и теперь рощей стали.
— Гляди ты, — сказал медведь Спиридон, — как
бывает: идешь ты и не знаешь, чем твой путь кончится.
МЫШКИНЫ МОРЩИНКИ
Спросил Мышонок у своей матери, серенькой Мышки:
— Отчего это у тебя, мама, морщинка у левого глаза?
— От беды, сынок, — ответила Мышка. — Свила я себе гнездо, а Барсук вызнал и разорил. И оставила мне беда на память об этом следок у левого глаза.
— Но у тебя, мама, и у правого глаза морщинка. Эта отчего? — спросил Мышонок.
— И эта от беды, сынок, — ответила Мышка. — Свила я себе второе гнездо, Лиса унюхала и разорила. И оставила мне беда на память об этом следок у правого глаза.
— Но у тебя, мама, и на лбу есть морщинка, — сказал Мышонок. — Эта у тебя отчего?
— И эта от беды, сынок, — ответила Мышка. — Свила я себе еще гнездо, и это не уцелело — Хорек разорил. И оставила мне беда на память об этом следок на лбу.
— Это что ж, и на моем лице беда будет морщинки чертить? — спросил Мышонок.
— Конечно, — ответила Мышка. — Это всегда так: как беда, так и морщинка.
— И долго она чертить будет?
— Пока лица хватит.
Мышонок подумал немного и сказал:
— Выходит, зря я медведю завидовал.
— Почему зря? — спросила Мышка,
— Как же, — говорит Мышонок, — у него вон башка большая какая, много на ней беды уместится,
— И... сынок, — сказала Мышка, — беда медведей боится. Она их стороной обходит. Беда, она, ох, какая хитрая. Она кого послабее выбирает, кого попроще метит.
КЛУШИЦА
Свое гнездо Клушица построила высоко в горах. Слетая иногда в долину, она говорила знакомым:
— Я живу там, где живут орлы: у самого солнца. В ясные дни, оставив гнездо, она подолгу парила
в небе приговаривая:
— Пусть все видят, как высоко могу парить я.
Но боясь, что ёе видят так высоко не все, она спускалась в долину и говорила знакомым:
— Я только что парила там, где парят орлы: под самым небом. Оттуда все кажется таким мелким... А вас даже и не видно вовсе.
Ей так хотелось быть во всем похожей на орлов, что она даже пробовала кричать по-орлиному. Опустится на скалу, разбросит в стороны крылья и крикнет на все ущелье:
— Криа-а!
Тут же слетит в долину и спросит:
— Вы слышали? Вы, наверное, подумали, что это
кричал орел? Нет! Это кричала я, Клушица! Мы живем с орлом рядом, парим с ним в одном небе. Мы во
всем похожи. Только имя у меня иное. Но ведь и орла
могли назвать Клушицей...
Она всю жизнь прожила с Орлом по соседству. А когда Орел состарился, то поднялся в небо, сложил крылья и рухнул грудью на скалы.
— Зачем это он? — встревожилась Клушица.
И ответил ей сын Орла Орленок:
— Отец не хотел, чтобы кто-то видел его слабым. Все мы, орлы, так кончаем. Почувствуем старость — в небо, и грудью о камень.
Состарилась и Клушица. Нелегко ей стало подниматься в горы. И потому свила она себе гнездо в долине— прямо на земле. И сказали ей знакомые:
— Что же это ты? Всю жизнь жила с орлами, парила там, где парят орлы. Училась кричать по орлиному. Так и умри, как орлы умирают: повыше в небо и — покрепче о скалу...
Но клохтала в ответ Клушица по-старушечьи:
— Что вы, какой из меня орел... Я — Клушица. И умру своей смертью. Орлы что едят? Мясо. А я червячков собираю, люблю в навозе конском рыться. Не орел я — Клушица. Я только жила с орлами рядом...
ПОЛКАН И ШУМКА
Всю жизнь пес Полкан бегал по двору дедушки Нефеда,лаял на прохожих, рычал на кур. Всю свою
жизнь только лаял и рычал. Ему даже во сне снилось, что он лает. Будто лезут в огород соседские куры, а он лает на них от сарая:
— Я вам! Я вам!
И будто рычит для острастки:
— Р-Р-Р-РР.
И так с утра до вечера с вечера до утра рычал да Лаял. И кроме как лаять и рычать ничему больше нё учился. И не дружил ни с кем. А тут на старости-то лет подружился вдруг с Шумкой дедушки Назара. Придет к ней, сядут они рядышком и сидят, на улицу смотрят.
Потрется Шумка головой о плечо Полкана, спросит:
— Что ж ты молчишь? Скажи мне что-нибудь.
Окажет Полкан:
— Гав... Гав...
Поморщится Шумка, отодвинется от него немножко:
— Ну что ты лаешь, ты что-нибудь нежное скажи.
— Р-р-р-р, — прорычит Полкан и придвинется к Шумке поближе. Сидит возле нее, молчит. Всю свою большую собачью жизнь он только и делал, что рычал да лаял, и ничего другого говорить не умеет.
Посидят так Полкан с Шумкой, помолчат и разойдутся. На другой день Шумка к Полкану в гости приходит. Садятся они опять рядышком и сидят, на улицу смотрят.
Потрется Шумка головой о плечо Полкана, попросит:
— Ну хоть сегодня скажи мне чтотнибудь нежное. Встрепенется Полкан, скажет:
— Гав... Гав...
И добавит чуть потише:
— Гггав..
- Поморщится Шумка, отодвинется от него немножко:
— Ну что ты лаешь на меня? Ты мне скажи что- нибудь нежное.
— Рррр, — прорычит Полкан и придвинется к Шумке поближе.
И сидит Шумка возле него и ни о чем больше не просит. Лучше пусть молчит Полкан: он умеет нежно молчать, а говорить... Нежным словам Полкану некогда было учиться: он двор стерег, рычал на всех да лаял. Нежно говорить он не умеет.
СЛАДКАЯ МУКА
Родились у Ежика ежата. Пока не было их, говорил Ежик:
— Мне бы хоть парочку.
А тут сразу пять родилось, и все сыновья.
И пока им материнского молока хватало, ходил Ежик по лесу, хвастался:
— Пять сыновей! Будет кому защитить в старости.
А как стали подрастать они, как начал Ежик сам
кормить их, то и схватился за голову.
— Пятеро! Это подумать только и то страшно. По мыши, пять мышей надо поймать, а по две — уже десять. Ой-ой-ой!
Вставал теперь Ежик до света, ложился затемно. Чуть до дому добирался по вечерам. Бросались ему ежата навстречу, кричали один громче другого:
— Папа, что принес?
— Себя чуть донес, — говорил Ежик и падал в постель.
И чем больше росли ежата, тем больше еды им надо было. И тем чаще говорил Ежик:
— Мучители вы мои. И когда я только от вас отмучаюсь.
Отмучился. Выросли ежата, разбрелись по лесу, своими семьями жить начали. И тихо стало у Ежика в домике: он да жена. И пошуметь некому. И скучно стало. Вернется вечером Ежик с охоты, а его и не встречает никто, а бывало...
И вспоминал- Ежик ребят своих. Все вспоминал: и как у них глазки прорезались, и как они колючками обрастали, и как прощались с ним, когда уходили.
И сказал Ежик как-то жене своей:
— Плохо у нас, жена, без ребят стало.
— Но ты же вон как мучился с ними.
— Да, мучился, — согласился Ежик, — но без этой
