Ганс Христиан Андерсен - Сказки Г.-Х. Андерсена
– Правда, великолепно? – воскликнули почтенные сановники, уже побывавшие здесь. – Не угодно ли вашему величеству обратить внимание на краски и узоры? – И они показали на пустой станок, уверенные, что все присутствующие видят на нём ткань.
«Что такое? – подумал король. – Я ничего не вижу! Какой ужас! Значит, я глуп? Или я никуда не годный король? Это было бы хуже всего!» Но вслух он сказал:
– Очень красиво! Подобное мастерство заслуживает величайшей похвалы!
И он с довольной улыбкой стал кивать головой, делая вид, что любуется тканью, – ведь он не хотел признаться, что ничего не видит.
Свита его во все глаза глядела на станки, но видела не больше остальных; однако все твердили вслед за королём, что ткань превосходная, и советовали ему сшить себе из этой великолепной ткани платье для предстоящего торжественного шествия.
– О, как чудесно! Роскошно! Изящно! – слышалось со всех сторон, и все выражали полное удовлетворение.
Король наградил обманщиков орденом, приказав носить его в петлице, и пожаловал им звание придворных ткачей.
Всю ночь перед торжеством обманщики работали при свете шестнадцати свечей, ни разу даже не прилегли отдохнуть: ведь народ должен был видеть, что они заканчивают новое платье короля. Они сделали вид, что сняли ткань со станков, и принялись кроить воздух большими ножницами, а потом шить иголкой без нитки.
– Ну вот, платье готово! – сказали они наконец.
Тогда король в сопровождении самых знатных своих придворных пришёл к ним, чтобы облачиться в новый наряд, а ткачи-обманщики протягивали руки, словно подавая ему что-то.
– Вот панталоны! Вот камзол! Вот мантия! – приговаривали они. – И всё лёгонькое, как паутинка! Наденешь – кажется, будто на теле ничего нет, но в этом-то и вся прелесть!
– Да! – в один голос подтвердили придворные, хотя никакого платья не видели, так как его и не было.
– Теперь пусть ваше величество соблаговолит снять с себя старое платье, – сказали обманщики. – Мы наденем на вас новое вот тут, перед большим зеркалом.
Король разделся догола, а обманщики сделали вид, будто одну за другой подают ему разные принадлежности его нового туалета, потом – будто прикрепляют ему длинный шлейф. А король поворачивался во все стороны и вертелся перед зеркалом.
– Боже, как вам идёт это платье! Как оно чудесно сидит! – говорили все. – Какой узор! Какие краски! Что за роскошный наряд!
– Ваше величество, внизу вас ждёт балдахин. Его понесут над вами во время процессии, – доложил обер-церемониймейстер.
– Я готов! – отозвался король. – Правда, хорошо сидит? – И он снова повернулся перед зеркалом. Этим он хотел показать, что ещё раз внимательно осматривает свой наряд. Камергеры, которые должны были нести шлейф, стали хватать руками воздух, делая вид, будто поднимают шлейф с полу, а следуя за королём, не опускали рук, не желая признаться, что не видят никакого шлейфа.
И вот король шествовал в процессии под роскошным балдахином, а все люди, стоявшие на улицах и смотревшие из окон, говорили:
– Боже, как оно красиво, это новое платье короля! Как оно хорошо сидит! Какой чудесный шлейф у мантии!
Ни один человек не хотел признаться, что ничего не видит, опасаясь, как бы не подумали, что он не справляется со своими служебными обязанностями или слишком глуп. Ни одно из платьев короля не имело такого успеха.
– Но ведь он голый! – воскликнул вдруг один ребёнок.
– Послушайте-ка, послушайте, что говорит невинное дитя! – сказал его отец; и все стали шёпотом передавать друг другу слова ребёнка:
– А король-то голый! Ребёнок говорит, что на нём ничего нет!
– На нём ничего нет! – закричал наконец весь народ. Король содрогнулся – ему показалось, что люди правы, однако он всё же решил довести церемонию до конца. И он принял ещё более гордый вид, а камергеры шли за ним следом, притворяясь, будто несут шлейф, хотя на самом деле никакого шлейфа не было.
Стойкий оловянный солдатик
Жили-были двадцать пять оловянных солдатиков. Все они родились от одной матери – старой оловянной ложки, а значит, приходились друг другу родными братьями. Были они красавцы писаные: мундир синий с красным, ружьё на плече, взгляд устремлён вперёд!
«Оловянные солдатики!» – вот первое, что услыхали братья, когда открылась коробка, в которой они лежали. Это крикнул маленький мальчик и захлопал в ладоши. Солдатиков ему подарили в день его рождения, и он тотчас же стал расставлять их на столе. Оловянные солдатики походили друг на друга как две капли воды, и лишь один отличался от своих братьев: у него была только одна нога. Его отливали последним, и олова на него не хватило. Впрочем, он и на одной ноге стоял так же твёрдо, как другие на двух. И он-то как раз и отличился.
Мальчик расставил своих солдатиков на столе. Там было много игрушек, но красивее всех был чудесный замок из картона; сквозь его маленькие окна можно было заглянуть внутрь и увидеть комнаты. Перед замком лежало зеркальце, оно было совсем как настоящее озеро, а вокруг стояли маленькие деревья. По озеру плавали восковые лебеди и любовались своим отражением. Всё это радовало глаз, но очаровательней всего была молоденькая девушка, стоявшая на пороге широко раскрытых дверей замка. Она тоже была вырезана из картона. Юбочка её была из тончайшей кисеи, узкая голубая ленточка спускалась с плеча к поясу. Ленточка была прикреплена сверкающей блёсткой, очень большой – она могла бы закрыть всё личико девушки. Красавица эта была танцовщица. Она стояла на одной ножке, протянув руки вперёд, а другую ногу подняла так высоко, что оловянный солдатик не сразу её разглядел и сначала подумал, что красотка одноногая, как и он сам.
«Вот бы мне такую жену, – подумал оловянный солдатик. – Только она, наверное, знатного рода – она живёт в замке, а я в коробке; к тому же нас там целых двадцать пять штук. Нет, в коробке ей не место, но познакомиться с ней всё же не мешает!» – И, растянувшись во всю длину, он спрятался за табакеркой, тоже стоявшей на столе. Отсюда он мог не отрываясь смотреть на хорошенькую танцовщицу, которая всё стояла на одной ножке, никогда не теряя равновесия.
Вечером всех других солдатиков уложили обратно в коробку, и люди тоже легли спать. Тогда игрушки сами стали играть в гости, потом в войну, а потом устроили бал. Оловянные солдатики завозились в коробке – им тоже захотелось поиграть, но они не могли приподнять крышку. Щелкунчик кувыркался, а грифель пошёл плясать по аспидной доске. Поднялся такой шум и гам, что проснулась канарейка и тоже заговорила, да ещё стихами! Только солдатик и танцовщица не сдвинулись с места. Она по-прежнему стояла на одной ножке, протянув руки вперёд, а он застыл с ружьём на плече и ни на минуту не спускал глаз с девушки.
Пробило двенадцать. И вдруг – щёлк, щёлк! Это раскрылась табакерка. Табака в табакерке не было; в ней сидел маленький чёрный тролль очень искусной работы.
– Эй, оловянный солдатик! – крикнул тролль. – Перестань пучить глаза на то, что не про твою честь!
Но оловянный солдатик сделал вид, будто не слышит.
– Ну погоди! Придёт утро – увидишь! – сказал тролль.
Утром дети проснулись и переставили оловянного солдатика на окно. И тут – то ли по вине тролля, то ли по вине сквозняка – окно распахнулось, и наш солдатик полетел кувырком с третьего этажа. Вот страшно-то было! Он упал на голову, а его каска и штык застряли между булыжниками – и он так и остался стоять на голове, задрав ногу кверху.
Служанка и младший из мальчиков сейчас же выбежали на улицу искать солдатика. Искали-искали, чуть было не раздавили его и всё-таки не нашли. Крикни солдатик «Я тут!» – они, конечно, увидели бы его, однако он считал неприличным громко кричать на улице, да ещё будучи в мундире.
Но вот пошёл дождь; он шёл всё сильней и сильней и наконец хлынул как из ведра, а когда перестал, на улицу выбежали мальчишки. Их было двое, и один из них сказал:
– Смотри, вон оловянный солдатик. Давай-ка отправим его в плавание!
Они сделали из газеты лодочку, поставили в неё оловянного солдатика и пустили её по водосточной канаве. Лодочка плыла, а мальчишки бежали рядом и хлопали в ладоши. Боже ты мой! Как бились волны о стенки канавки, какое сильное в ней было течение! Да и немудрено, ведь ливень был славный! Лодочка то ныряла, то взлетала на гребень волны, то вертелась, и оловянный солдатик вздрагивал; но он был стойкий и всё так же невозмутимо смотрел вперёд, держа ружьё на плече.
Вот лодочка подплыла под мостик, и стало так темно, что солдатику показалось, будто он снова попал в свою коробку.
«Куда ж это меня несёт? – думал он. – Всё это проделки тролля! Вот если бы в лодочке со мной сидела маленькая танцовщица, тогда пускай бы хоть и вдвое темнее было».
В эту минуту из-под мостика выскочила большая водяная крыса – она здесь жила.
