Нина Дехтерева - Трудус-трудум-труд
— Верно, — ответил король. — Одна ловкость, без ума и сообразительности, далеко не поведёт.
— В таком случае, ваше величество, выиграл портной.
— Постой-ка, это почему же?
— Ваше величество, когда он снимал с меня мерку для этого платья, он спросил меня, в милости ли я у вашего величества и велика ли эта милость. «Это тебя не касается, бездельник!» — закричал я, и тогда портной мне объяснил: «Сеньор, тот министр, который в большой милости у своего короля, ходит задрав голову, живот вперёд выпячивает и грудь раздувает. Тогда и одежду ему надо кроить соответственно- спереди подлиннее, сзади покороче. Если министр на хорошем счету при дворе — и только, он ходит прямо — и только. Тогда платье надо шить ровное со всех сторон. Зато министр, который совсем потерял милость своего короля, ходит смиренно, согнувшись в три погибели. Тогда кроить надо спереди покороче, а сзади совсем длинно».
Выслушал король Людовик такое объяснение и расхохотался, а вместе с ним, конечно, и остальные, кто находился в зале. Когда все поуспокоились, король и говорит:
— Так что ж скажете, мастера-ремесленники? Разве не доказал портной, что его ремесло самое хитрое да тонкое, самое главное из всех ремёсел?
Что на это ответишь? Хорошо портной за себя постоял. Только тут вдруг выступает вперёд один человек — такой высоченный здоровяк, весь чёрный, от волос до кончиков пальцев.
— А я не согласен, — говорит он. — Ловкий хитрец этот портной, и ремесло у него славное, спору нет. Только без меня и без моей работы он ничего не смог бы поделать. И я вот что думаю: самым главным ремеслом надо называть то, которое ни от кого не зависит, но без которого не могут обойтись все другие ремёсла.
Справедливые слова, ничего не скажешь. Король сделал знак этому человеку, чтобы тот подошёл поближе.
— Гм… Пожалуй, ты прав, приятель, но про какое это ремесло ты говоришь? И прежде всего покажи нашему величеству, что ты сам-то сделал? Где твой образец?
А тот рассмеялся и отвечает:
— Да я пришёл с пустыми руками. Другие постарались, мою работу принесли.
И стал он обходить всех, кто в зале был. Взял он рубанок у столяра, лопатку у каменщика, железный челнок у ткача, ножницы и иголки у портного. У каждого, никого не пропустив, его орудие забрал. Положил всё перед королём и говорит:
— Вот она, моя работа, ваше величество. А по ремеслу я — кузнец. То, что я делаю, может, для глаз и не так приятно, как красивое расшитое платье, но без моей работы все сидели бы сложа руки. Даже у вас — тысяча извинений, ваше величество, — у вас не висела бы на боку ваша великолепная шпага, потому что и её тоже я выковал. Вот видите, выходит, что во всех ремёслах, от землекопа до короля, нельзя обойтись без кузнеца.
Король поднял руку:
— Так как же, ремесленники, мастера да подмастерья, что на это ответить можете? Признаёте кузнечное ремесло королём над другими ремёслами?
— Признаём, — ответили все в один голос.
Вот так и объявили кузнечное ремесло самым главным, — единогласно, как теперь говорят.
Когда начали все расходиться, король сделал знак портному: подожди, мол, минутку, надо с тобой поговорить. Остались они одни, король и спрашивает потихоньку:
— Послушай-ка, скажи мне, как ты покроил платье нашему министру: короче спереди, короче сзади или кругом ровно? Ты не бойся, это останется между нами.
— Конечно, кругом ровно, ваше величество, — быстро ответил портной.
Потом посмотрел на короля, улыбнулся, подмигнул одним глазом и прибавил:
— Только я большой запас сзади оставил, — так, на всякий случай.
КУЗНЕЦ-КОЛДУН
Жил когда-то кузнец в Пон-де-Пиле. А надо вам сказать, что в наших местах — это между реками Байзом и Гаронной — железа всегда было много и кузнецов хоть отбавляй. Но Энрик из Пон-де-Пиля слыл самым искусным мастером во всей Гаскони. Дровосеки издалека приезжали заказывать ему топоры. А его шпагами хоть камни коли. Какие лемеха к плугам он выковывал, какие замки с секретами! А какие иголки — тонкие, прочные!
В соседнем местечке тоже имелся свой кузнец, по прозвищу Гасту Одноглазый. Когда он ещё совсем мальчишкой был, попал ему в левый глаз маленький кусочек железа, он и окривел. В то время он и Энрик, оба в учениках у одного мастера были.
Хороший был кузнец Гасту, ничего не скажешь, а всё-таки далеко ему было до Энрика. Не очень-то нравилось Гасту слушать, как все кругом расхваливают работу его дружка. Да и насчёт заказов тоже — люди идут туда, где товар получше. К тому же Энрик не хотел наживаться на бедняках и дорого не брал. У Одноглазого работы всё меньше и меньше становилось. Совсем он загрустил.
Кончилось тем, что друзья не на шутку повздорили. Дело было в воскресенье, и выпили они, наверное, лишнюю бутылочку. Слово за слово, и вдруг как ударит Гасту кулаком по столу, как закричит:
— Работа, работа! Нечего тебе хвастать. Я-то знаю, почему твои шпаги камень колют, почему твои плуги так здорово пашут, почему твои флюгера всегда на хорошую погоду заворачивают. Ничего удивительного нет — стоит только вспомнить, кто тебя учил!
— Кто учил? Тот же, кто и тебя. Одни мехи нам уголь раздували, по одной наковальне мы били…
— Ученье ученью рознь. Уж ты-то своё с лихвой взял. Мне всё доподлинно известно.
— Ну-ну, что ж это тебе такое известно? Расскажи, и я не прочь послушать.
— Может, скажешь, года три-четыре назад ты никуда не отлучался и не пропадал больше трёх месяцев? Куда ты ездил?
— А тут никакого и секрета-то нет. В Гурдоне у меня тётка, сестра матери. Заболела она, я и поехал её навестить. У меня, кроме этой тётки, родных больше никого не осталось.
— Тётка, говоришь? — усмехнулся Гасту. — В Гурдоне не одна твоя тётка, там и ещё кое-что имеется. Я даже могу тебе сказать, что Именно. В Гурдоне — вернее, немножко в стороне от него — есть яма Падирака. Вот туда-то ты и ездил. На самое дно, в кузницу дьявола! Там ты и научился своему ремеслу. Колдун — вот ты кто!
Энрик в ответ только плечами пожал
— А ну тебя! Я лучше спать пойду, чем слушать такие глупости!
Энрик ушёл, тем дело и кончилось…
Э, нет, не кончилось! В те времена люди верили в дьявола, в колдовство и во всякую такую чепуху. Были даже особые суды — колдунов судить. Гасту сболтнул не подумав, просто чтоб позлить приятеля, а ведь у слова-то крылья есть: вылетит — попробуй поймай его! Один сказал, другой повторил, третий ещё прибавил. Колдун да колдун… Приехал тут на свадьбу к родне один из Монкарбо. Наслушался он, что говорят про Энрика, а потом всюду рассказывал, что в Пон-де-Пиле кузнец — колдун, и даже говорил, что сам своими глазами видел, как тот спустился к реке и обернулся выдрой. А ночь была безлунная, вот честное слово монкарбозца!
Спросить вот, откуда он всё это взял? И ведь известно же, что в Монкарбо живут одни лгуны да обманщики. Они сами хвастают, что во всей Гаскони не сыщешь больших вралей. А всё-таки люди слушали его россказни, будто он правду говорил.
И вот что из этого вышло. На Энрика все начали поглядывать косо, даже обходили его стороной. Сперва кузнец только посмеивался, а потом стало ему не до смеха. Понял он, как к нему относятся, и сделался мрачным и нелюдимым. Он красавцем-то никогда не был — большой такой, волосы чёрные, бородой до самых глаз зарос, — а теперь, когда со всех сторон одни обиды, и совсем страшный с виду стал.
Несмотря ни на что, люди всё равно шли к нему покупать топоры, косы и ножи. Только теперь уже никто не входил в кузницу, все оставались стоять у порога — а что, если дьявол придёт навестить своего бывшего ученика!
Скоро и оба помощника Энрика ушли от него. Как работать в кузнице одному? Нельзя же сразу и по наковальне бить и угли раздувать! Однажды вечером раздумывал
Энрик о том, как ему дальше быть, и вдруг услыхал — стучится к нему кто-то. Удивился он: и днём-то никто не отваживался заходить, а уж ночью и подавно! Пошёл он открывать, а за дверью мальчуган стоит. Небольшой, лет десяти, а то и меньше. Глазёнки живые, волосы всклокоченные, а вид гордый, хоть одёжа на нём вся из дыр да заплаток.
— Чего тебе надо? — спрашивает кузнец.
— Хочу стать у вас подмастерьем.
— Подмастерьем? — свирепо усмехнулся Энрик. — Ты что ж, не знаешь, что пришёл к колдуну?
— Знаю, говорили мне. Так что ж, быть колдуном и чудодеем в своём ремесле тоже не всякому дано. Я бы и сам не прочь!
Опять усмехнулся кузнец, но теперь уже не так сердито. Впустил он мальчишку в кузницу. И бедовый же вид был у паренька!
— Как тебя зовут-то? — спросил Энрик. — Откуда ты родом?
— Зовут меня Жано, а родом я из Кассеньи.
— Ну что ж, Жано, не простое это дело стать подмастерьем у колдуна. Надо сперва посмотреть, на что ты годен. А ну, покажи, есть ли в тебе силёнки.
Взял Энрик здоровенный камень, которым он заваливал дверь в кузницу, и положил его на наковальню.
