Дмитрий Нагишкин - Амурские сказки
«Ещё один чёрт пришёл!» — думает Бамба.
А человек говорит ему:
— Ты почто за лук держишься? Али меня стрелять хочешь? Я тебе друг, а не враг! Да и что ты своим луком противу меня? Давай потягаемся — кто дальше выстрелит.
Какой богатырь от спора откажется?
Приосанился Бамба: дальше его никто во всей деревне не стрелял! Видит, за тремя ручьями заяц бежит. Стрелу выпустил Бамба, к сосне зайца пригвоздил. «Хорошо!» — говорит человек с жёлтыми волосами.
Теперь тот человек свою палку поднял.
— За шестью ручьями, — говорит, — сейчас белка с дерева на дерево прыгнуть хочет, её убью! — Прицелился своей палкой, глаз голубой прищурил. Ка-ак грохнет что-то, будто гром загремел, по сопкам пошёл перекатываться. Упал Киле Бамба на землю, забоялся.
— Ой, Агды-гром, — говорит, — меня не тронь!
— Не Агды это, а я! — смеётся тот человек.
Глядит Бамба — та белка уже на боку лежит.
— Твой верх! — говорит Бамба. — Давай поборемся!
Вот скинули они одежду, за пояса взялись. Стали бороться. Никто верх не берёт. Никто другого на землю положить не может. Изловчился Бамба, хотел того человека через спину перекинуть, а тот поднял Бамбу на воздух, да и не пускает. Держал, держал… Потемнело в глазах у Бамбы, говорит он:
— Пусти на землю, я не птица! Без земли — худо мне! Твой верх… Давай поспорим, кто лучше спляшет!
Стал Бамба плясать. С утра начал, пока солнце не закатилось, всё плясал. Ещё никто так на Амуре не плясал! А тот человек крякнул, на ладони поплевал и пошёл в свой черёд. Ночь плясал, день плясал, вторая ночь настаёт, а он всё пляшет… Только треск по долине идёт да топот слышен, вода из реки выплёскивается. Земля трясётся, пыль столбом стоит, звёзды застит… «Эй! Друг! — кричит Бамба. — Довольно. Твой верх!» А тот человек ещё три дня да три ночи плясал, да сам себя по пяткам ладонями прихлопывал. Потом перестал, говорит: «Это не пляска! Вот в молодости я плясал!»
«Плохой человек разве так спляшет? — думает Бамба. — Сила у него в руках есть, глаз у него зоркий, нрав весёлый — чем не друг?»
Стали они побратимами.
— Я Киле Бамба! — говорит нанай.
— Я Иван Русский, а по-вашему — Лоча.
— Ты в своей земле богатырь? — говорит Бамба.
А Лоча рукой отмахивается:
— Какой я богатырь! — говорит. — Вот за мной богатыри идут, а я просто младший сын у моей матушки!
— Сюда пришёл зачем? — спрашивает Бамба.
— Жить буду! На этой земле отцы мои давно жили.
— Худо тут! — нанай говорит.
— А что? Земля, что ли, плохая? — спрашивает Иван. Ком земли взял, в руках растёр, понюхал: — Хороша земля!
— Чертей много развелось! — говорит Бамба. — Жить не дают!
Рассказал Бамба о своём горе Ивану, как черти его по рукам и по ногам опутали, силы богатырской лишили.
— Ничего! — говорит Иван. — Был бы свет в очах, а на чертей управу всегда найти можно!
Вот пошли они в деревню. А нанай совсем бледные ходят — есть нечего. Только Ли Чан на пороге дома своего сидит — жирный да красный, как клещ.
— Этот, что ли, чёрт-то? — спрашивает Иван.
— Этот, этот!
Пошли Иван да Бамба по амбарам. Стоят амбары пустые, только паутина в углах. Ту паутину собрал Иван, в комок скатал. К Ли Чану пошёл. «Давай, эрэкте — книгу! — говорит. — Где тут записано, сколько мой друг Бамба тебе должен?!» Достал Ли Чан эрэкте — книгу, раскрыл, толстым пальцем в книгу тычет. Взял книгу Иван, говорит: «Если верно Бамба должен — слово его крепкое, его и огонь не возьмёт! Если обманул ты Бамбу — сгорит твоё слово!» Бросил книгу в костёр. Сразу книга пламенем взялась, сгорела. Кричит Ли Чан, ногами на Ивана топает. Взял тут Иван паутины комок, что в амбарах нанаев собрал, да и кинул Ли Чану в рот. Похудел сразу Ли Чан, съёжился, маленький стал, в паука обратился. Бросил его Иван в реку, и поплыл Ли Чан к своему маньчжу-амбаню, хозяину своему.
Ходят нанаи голодные.
Вынул Иван из-за пазухи зёрна малые, в землю бросил. Полезла из земли зелёная трава. Пожелтела. В колосьях у неё жёлтые семечки набухли. Взял те семечки Иван, между камнями размолол — белая пыль из тех семечек стала. Ту пыль с амурской водой Иван смешал — тесто сделал. Из того теста лепёшек напёк. Нанаям дал: «Ешьте!»
Съели нанаи. Вкусно! Тут сразу у них столько силы прибавилось, сколько никогда после пищи не прибавлялось.
На охоту нанаи пошли.
И Бамба с Иваном на охоту пошли.
— Хочу сохатого добыть! — говорит Иван. — Пойдём на гольцы-солонцы!
— Там Агды — гром — живёт! — говорит Бамба.
Не испугался Иван. А от побратима как можно отстать — лицо потеряешь, пошёл и Бамба.
Стал Иван из своей палки палить, такой гром поднял, что Агды из тех гольцов улетел.
— Здесь охотничье место хорошее, — говорит Иван. — Где же твой Агды?
Вот пошли побратимы дальше. В болото попали. Видит Бамба, стоит на пути горбатый маленький человек на одной ноге, глаза у него синим огнём горят. «Не ходи, Иван! — кричит Бамба. — Там горбатый Боко — чёрт — стоит. Заведёт, погубит!»
Говорит Иван: «Этот, что ли, чёрт Боко?» — И хвать Боко за единственную ногу! Да себе под ноги, чтобы ту трясину пройти. Видит Бамба, лежит Боко — не Боко, а сучок еловый! А Боко будто и не бывало!
Через реку переходить стали — видит Бамба: чьи-то седые космы полощутся, в воде зелёные глаза блестят. «Не ступай в реку! — говорит Бамба Ивану. — Видишь, Ганка — старик в воде лежит, нас поджидает. Видишь, руку железную выставил?!» А Иван в воду нырнул, хвать того чёрта седого! Из реки вынырнул — в руках коряжина сосновая да щука зубастая, что под коряжиной той сидела. Съели щуку Иван да Бамба и дальше пошли. Так Бамба и не видал больше Ганка-чёрта.
Пошли побратимы через горы. Дрожит Бамба от страха — теми местами они идут, где Какзаму людей подстерегает. Только Бамба подумал про Какзаму, а Какзаму тут как тут! Красные глаза на людей таращит, руки к ним протягивает, вот-вот зацепит и в камни обратит! «Иван! — кричит Бамба. — Бежим отсюда, на траву бежим, там над нами Какзаму не властен!» Оглянулся Иван да ка-ак хватит того Какзаму своей железной палкой! Только искры во все стороны полетели! Закрылись глаза Какзаму… Глядит Бамба — стоит камень серый, мохом поросший, никакого Какзаму нет! «Притаился!» — думает Бамба, идёт за Иваном, оглядывается. Нет Какзаму — и только! Пропал от удара Ивана!
— Ну, где твой Химу-чёрт живёт? — спрашивает Иван у Бамбы.
Только сказал он это — побратимы до озера дошли, — а Химу уже ползёт на них, извивается, огнём дышит. Закричал Бамба, бежать хотел, а Иван ему:
— Ты чего же это, Бамба? Пала не видал, что ли?
Обернулся Бамба — нет Химу, и словно не бывало! Верно, горит трава, огонь, будто змея, по земле ползёт. Верно, камни вокруг, как чешуя, лежат! А Химу нет!
Вздохнул тут Бамба свободно.
Видит, никаких чертей нет, а стоит он с Иваном на своей земле: оба сильные, оба храбрые, оба охотники, оба богатыри, только Иван постарше будет. И кругом всё понятно: в лесу деревья растут, в тайге звери живут, а в реке рыба плавает, на горах камни лежат.
Подумал, подумал Бамба и вдруг говорит:
— Значит, теперь и сказки наши пропали. Про таёжных людей, про водяных людей, про горных людей сказки пропали…
— Ничего! — говорит Иван. — Теперь другие сказки пойдут! Разве не сильный ты? Разве не храбрый ты? Своей земли разве не хозяин ты? Разве тебе не друг я? Разве про нас не сложат сказки?
Отсюда и сказки новые начинаются. Про любовь и дружбу сказки. Про силу и храбрость сказки. Про ловкость и верность сказки. Про твёрдое сердце, крепкие руки, верный глаз — новые сказки начинаются.
Кукушкино богатство
Не бойся к делу руки приложить. Коли рукой не пошевелишь — и счастье мимо пройдёт. Только и видел его!..
В одной деревне три брата жили — Халба, Адунга и Покчо.
Два брата охотничий промысел любили, на охоту ходили. Ловушки для зверя делать умели. Стрелой белке на лету в глаз попадали. А младший брат за старших хоронился. Братья на охоту — соболевать. Покчо — за ними. Братья шалаш сделают, огонь разведут, Таёжному Хозяину поклонятся, чтобы удача была, — и в тайгу. А Покчо в шалаше сидит, кашу варит, звёзды на небе считает, думает: «Вот бы мне столько соболей!» — да свою долю от добычи братьев ждёт. А ему, сидячему, от всей добычи — десятая часть. Оттого беднее всех братьев был Покчо. Только и радости у него, когда братья медведя добудут: на пиру наестся до отвалу. Тут Покчо впереди всех был!
Два брата рыбный промысел любили, на реку ходили. Лодки делать умели. Острогой рыбу били. Сети вязали. Одним ударом калугу убивали. Трезубой острогой сразу трёх рыб брали. И Покчо тут: на берегу сидит, в костёр сучья подбрасывает, листья на деревьях считает, думает: «Вот бы мне рыбы такой улов!» — да свою долю от улова братьев ждёт. А его доля — десятая часть! От этого не разбогатеешь… Только и радости у Покчо, когда братья калугу добудут: наестся он до отвалу; все едят и он ест. Тут за Покчо никому не угнаться!
