Автор неизвестен - Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки
Ночь настала. Кутх Эмэмкуту сказал:
— Эмэмкут, завтра пойдем за медведями. Вон в том лесу я видел медвежью берлогу.
На другой день пошли за медведями. Когда подошли к лесу, Кутх весь задрожал, сказал Эмэмкуту:
— Ну-ка, иди первый!
Эмэмкут, ничего не подозревая, пошел. Идет, а Кутх за ним по пятам следует. Подкрался Эмэмкут к берлоге. Когда уже у самой берлоги был, Кутх и столкнул его в берлогу.
Упал Эмэмкут к медведям, а медведи его очень хорошо приняли. Медведица сказала своим родичам:
— Запрещаю трогать этого человека! Люди хотели его убить из-за его красивой жены. Сварите-ка ему медвежьего мяса! Да хорошенько накормите.
Хорошо Эмэмкута встретили. Досыта накормили медвежьим мясом. Потом велели спать ложиться. Крепко Эмэмкут заснул.
А Кутх пришел к Иянамльцях. Велит ей с ним ложиться. Не соглашается Иянамльцях. Тогда Кутх совсем разделся и сам лег рядом с ней. А Иянамльцях надела колючую рубашку, из крапивы сотканную, и легла в ней с Кутхом. Прижался Кутх к Иянамльцях, стало ему очень сильно тело жечь. Сказал Кутх:
— Почему твое тело все в иголках? Как же ты со своим мужем спишь?
Иянамльцях сказала Кутху:
— Хорошенько ко мне прижимайся! Зачем ты моего мужа к медведям столкнул? Теперь ты должен со мной спать!
Не может Кутх с Иянамльцях лежать: очень уж больно. Встал, сказал Иянамльцях:
— Ты, Иянамльцях, все равно так пропадешь. Эмэмкут не придет. Медведи его разорвали.
Еще говорить не кончил, Эмэмкут появился. Жена ему очень обрадовалась. А Кутх сильно испугался. Вышел на улицу. На улице и ночевал.
Только через несколько дней домой вернулся. Стал Эмэмкута за рыбой звать. Сказал:
— Пойдем, Эмэмкут, рыбу ловить! Вон в той бухточке я много рыбы видел! Давай пойдем туда!
Согласился Эмэмкут. Отправились они за рыбой. Вот подъехали к реке, опять Кутх велел Эмэмкуту впереди идти. Когда подошли к берегу, подкрался Кутх к Эмэмкуту и столкнул его в воду, а сам сразу домой пошел.
Попал Эмэмкут к гольцам. Они его очень хорошо приняли. Старший голец сказал:
— Не обижайте, ребята, этого человека! Его люди хотят из-за красивой жены убить. Наварите-ка для него побольше гольцов.
Очень хорошо Эмэмкута приняли, сытно накормили. Выспался Эмэмкут, опять пошел домой.
А Кутх и на этот раз ничего не мог с Иянамльцях сделать. Опять его Эмэмкут на постели жены застал. И опять ничего Кутху не сделал. Добрый человек Эмэмкут, не злой.
Опять Кутх ушел куда-то в лес. Несколько дней не возвращался. Стал Эмэмкут думать: «Куда это Кутх запропастился? Уж не убил ли его кто-нибудь?»
Вернулся Кутх через несколько дней и стал звать Эмэмкута за соболями:
— Вон на той сопке я видел много соболиных следов.
Опять Эмэмкут пошел — ничего он не боится! Когда стали подходить к сопке, Эмэмкут снова пошел впереди. Идет, к яме подошел. А яма очень искусно сверху прикрыта: как будто и нет совсем никакой ямы. Эмэмкут и провалился в эту яму.
Кутх быстро яму зарыл и палку на том месте поставил, чтобы после на это место прийти.
Вернулся домой и опять начал к Иянамльцях приставать. Надела Иянамльцях рубашку из крапивы, так они и стали жить. Прожили несколько дней вместе.
А Эмэмкут не умер. Несколько дней землю копал — это он из ямы выбирался. Яма была глубокая. Очень устал Эмэмкут, но все же выбрался. Домой пошел. Не доходя до дому, упал на землю — никто его не заметил. Так и пролежал Эмэмкут целый день. Домой только на другой день пришел. Вошел, видит: Кутх с Иянамльцях лежит. Эмэмкут сказал:
— Что ты тут, Кутх, делаешь? А ну-ка одевайся, пойдем в лес! Не смог ты меня убить, хотя несколько раз пытался. К медведям столкнул, а медведи очень хорошо меня приняли. В воду столкнул, а там гольцы меня как своего встретили, сытно рыбой накормили. Так ты меня в глубокую яму столкнул, где я чуть с голоду не помер, но все равно домой вернулся. Теперь идем в лес. Я тебя всегда слушался: куда ты меня ни звал, я сразу шел.
Пошли Эмэмкут с Кутхом в лес. Недалеко у шли. Позвал Эмэмкут трех волков и четырех медведей, велел им в круг стать. Так они и сделали. А Кутха в середине поставили. Велел Эмэмкут медведям и волкам разорвать Кутха.
Разорвали они Кутха на куски. Опять начал Эмэмкут хорошо жить.
177. Няа — дочь Кутха и Мити
Рассказала В. И. Пономарева (см. прим. к № 166), зап. и пер. А. П. Володин. Публикуется впервые.
Вот живут Кутх и Мити. Кутх никуда не ходит, вечно дома сидит. Вдруг Кутх сказал:
— Мити! Пойду-ка я проветрюсь. Далеко не пойду, тут похожу.
— Иди. Да смотри там, не озорничай нигде!
— Не буду, Мити!
Вот Кутх надел кухляночку, пояском подпоясался и пошел. Идет. Видит: у себя во дворе старая бабушка-мышка сидит.
— Здорово, бабка!
— Здорово, Кутх! Куда это ты идешь?
— Да так, проветриваюсь.
— Садись. У тебя дети есть?
— Нету, бабка. Дочерей нет, сын один. Мы с Мити вдвоем живем.
Кутх бабке ничего про детей не сказал. Бабка говорит:
— Зайди, что ли, почаевничаем.
— Э, давай пойдем, почаевничаем!
Вошли. Бабка сразу сказала своим внучатам-мышатам:
— Ну-ка, накормите его чем-нибудь соленым, чтобы пить захотел, а воду спрячьте.
Стал Кутх есть, хорошо наелся. Говорит:
— Теперь чай вскипятите!
— Нечем, дедушка, печку топить, дрова сырые.
Тут в доме очень темно стало. Кутх удивился:
— Что такое? Только что светло было.
— Да ведь солнце-то зашло. Куда ты в темноте пойдешь, ложись тут. Скоро и чайник вскипит.
Лег Кутх, и мыши все улеглись, а бабка не спит. У Кутха в горле першит, спать невозможно, вся душа у него высохла. Встал он, начал воду искать — ничего не нашел. А все равно крепится, не признается, что у него дочери есть. Еще хуже ему стало, в горле прямо огнем горит. Кутх запел:
— Уж ты, Синаневт, чу-уманами219 воду таска-аешь!
А мышиха уши широко растопырила: одна девка есть. Тут Кутх снова запел:
— Ух ты, Ань-оракльнавт, ве-едрами воду таска-аешь! Вот бы я попил!
Мышиха снова уши растопырила: вторую дочку выдал. Кутх опять запел:
— У-уж ты, Мро-рот, сейчас, верно, во-оду в чу-уман наливаешь!
Мышиха еще внимательнее слушает: вот и третья девка есть. Тут Кутх тихонечко говорит:
— Ну, а Няа, последнюю мою, ни за что не выдам.
Терпел, терпел, нет больше сил терпеть — так пить хочется! Начал потихонечку напевать:
— Няа, моя маленькая, на-аверное, в воду смотрится, как в зеркало-о!
Тут мышиха встала и говорит:
— Тебе, наверное, пить очень хочется, на вот, пей!
Кутх первую кружку проглотил, даже ничего не почувствовал. Мышиха спрашивает:
— Наверное, у тебя дети есть?
— Да, есть у меня дети. Четверо.
— Пускай мой сын на твоей младшей дочери женится.
— Э, пусть женится, — говорит Кутх. — Теперь давай-ка, чаек покрепче завари, очень хорошо почаевничаем.
— Ладно, дедушка!
Кутх говорит:
— Только я сначала уйду от вас, а вы потом приходите. Да только не говорите, что я у вас был.
— Я тебя не выдам, — говорит бабка-мышиха.
Вот Кутх напился чаю, ушел. Пришел домой.
— Уже пришел? — спрашивает Мити.
— Пришел, прекрасно проветрился.
— Садись, ешь!
— Не буду, что-то мне нездоровится. Лучше полежу. Вы уж меня не трогайте. Кто бы ни пришел — все равно не трогайте. Очень сильно я хвораю.
Тут Няа в дом вошла, говорит:
— Мама, мышей очень много сюда идет, нагружены чем-то, что-то на нарточке тащат.
Услышал это Кутх, сразу застонал:
— О-о, Мити, голову мне обвяжи! Вот тут посередке раскалывается, наверное, совсем расколется!
— Ты чего это, Кутх?
— Правда, Мити. Никого ко мне не впускай!
Пришли мыши, принесли всякого запасу. Дают Мити, та и говорит:
— Чего это вы мне столько притащили?
А Кутх в доме криком кричит. Мыши спрашивают;:
— Кто это, Мити, у вас в доме вопит?
— Да Кутх что-то расхворался, голова у него раскалывается.
— Ой, что ты, Мити? Он у нас только что был, чай пил, поел хорошо.
— Так он у вас был?
— Да, был. Мы вот и пришли. Он нам свою дочку обещал. Ваша маленькая Няа нам очень подходит. Хорошая жена моему сыну будет.
Мити где стояла, там и упала. Вошла в дом:
— Вставай, паршивец! Как только из дому выйдешь, всегда чего-нибудь натворишь!
— О-ой, Мити, совсем голова болит.
— Вставай, обжора! Никак налопаться не можешь. Мою маленькую дочку за один чай отдал!
— Да уж, Мити, так пить хотелось, все нутро высохло!
— Заткнись, ненасытная утроба!
— Где же те мыши?
— Вон во дворе стоят.
— Пусть войдут!
Вошли мыши, принесли всяких вареных кореньев. А Кутху только того и надо:
