Марья-Леена Миккола - Анни Маннинен
— Да ну? Ха-ха-ха! — презрительно рассмеялась госпожа Тёрхеля. — Уходите отсюда прочь!
Анни порядком надоело слушать ее брань.
— Уважаемая госпожа, ваше поведение ниже всякой критики. За свое поведение вы получаете четверку[5], и то с натяжкой, — с достоинством произнесла Анни. — Будьте добры, прочитайте книгу Мими Миндербиндер «Как себя вести образованной женщине». Издано в 1904 году.
Госпожа Тёрхеля буквально поперхнулась от изумления. Она даже не нашлась что ответить этой дерзкой девчонке. А Анни и Майкки тем временем одевались не спеша, как взрослые дамы. Пора домой.
Они шли по лесу с величайшей осторожностью, стараясь ступать так, чтобы даже веточка не хрустнула у них под ногами. Вдруг, чего доброго, Уолеви придет в голову мысль отправиться за ними в погоню. Или госпожа выпустит своих пчел?
— А что, если Тёрхеля выстрелит нам в спину? — прошептала вдруг Анни, словно рассуждая про себя.
При этих словах девочек словно ветром подхватило. Они бежали мимо косматых елей, продирались через колючий можжевельник, перепрыгивали через кочки и пни… Даже выбравшись на дорогу, они продолжали бежать во весь дух, поднимая легкую пыль. Анни совсем позабыла про букет цветов, который собиралась нарвать для матери, и остановилась только возле самой реки. Они уселись на бережок отдохнуть, взмыленные и запыхавшиеся.
— И почему ты… почему обманула… будто у тебя… была… была… эта самая… бумага… что тебе разрешено… там ходить… — с трудом переводя дух говорила Майкки. — А этот дядька… он что… и есть… ответственность?
— Фи! — сказала Анни. Она снова начинала обретать свое привычное равновесие. — Это был злой тигр… который забрался… в рай.
7
Казарменная гора, казалось, была совсем близко, но когда девочки добрались до нее, уже смеркалось. Они брели устало, как две старушки. Майкки сразу заторопилась домой — она уже и так сильно опаздывала — и как мышка юркнула в дверь. Анни же осталась стоять во дворе. Теплый августовский ветер шуршал в ветвях клена, обдавая прохладой раскрасневшееся лицо Анни. Она обошла свой дом и свернула на дорожку, которая вела к домику Муттиски. Подойдя к двери, девочка услышала песню. Постучавшись и не получив ответа, Анни прошла через коридорчик и переступила порог кухни. Муттиска стояла у плиты и что-то помешивала в большом котле. Языки пламени освещали старушечий лоб, весь изрезанный глубокими морщинами, и седую прядку волос. Муттиска пела слегка дрожащим, но ясным голосом:
Мальву мы возьмем для мази.
Если кто-то напроказил
И себя поранил вдруг.
Вот звездчатка, вот горошек.
Будет наш отвар хорошим.
Коль цветок добавим серный,
Будет наш навар целебный.
Хо-хой!
Травка эта вас излечит
От змеиного укуса.
Для приправы — мирт пахучий.
Хо-хой!
Это — травка-мурава,
Чтоб не болела голова.
Подорожник и калган
Пусть помогут вам от ран.
Щербина и мерея, узик и осока
Нам подбавят сока.
Хо-хой-!
Тысячелистнику скажем хвалу
И кинем в отвар эту чудо-траву.
Хо-хой!
Дальше идут своей чередой
Кашка, ромашка, арженец луговой.
Пушица, и мятлик, и чертополох,
Да и пустырник тоже неплох.
Тимьян с астрагалом и валерьяна
Наладят здоровье вам без изъяна.
Хо-хой!
Да не забудьте про розовый корень.
Пусть исцелится всякий,
Кто болен!
Хо-хой!
Анни слушала затаив дыхание. Она лихорадочно старалась запомнить слова этой песни, потому что Муттиска все равно ни за что не согласится научить ее таким заклинаниям. Ведь в этой песне содержался рецепт какой-то целебной смеси. Анни уселась на пол за спиной Муттиски и — вся внимание — в ожидании скрестила на груди руки. Но Муттиска перестала петь. Она только молча помешивала свое варево, потом проговорила, даже не повернув к Анни головы:
— Ну, как ты поживаешь, Анни? Что у тебя нового? Только запомни, деточка, ты должна всегда стучаться, прежде чем входить в дом.
Анни принялась торопливо объяснять:
— Я постучалась, я два раза постучалась, но ты не слышала, потому что ты пела. Готовишь тут какое-то волшебное зелье. Распеваешь тут свои заклинания…
— Никакое это не волшебное зелье, — сказала Муттиска. — Это отвар, дары самой природы, здесь все ее чудодейственные соки, которые помогают мне врачевать раны животных. Иногда это и некоторым людям помогает… А волшебства на свете нет, деточка. Есть только чуткость, доброта и чуткость, и еще умение видеть насквозь. Хм… Так вот, нелегкое это Дело — исцелять.
Сдвинув в задумчивости брови, Муттиска смотрела на свой отвар и напевала:
— Ур-рааа! Ур-раа!
Поднимем паруса,
И шхуна наша
К дому поплыла…
Ла-ла, ла-ла, ла-ла,
Реллу-марей, ла-ла-ла…
Хотя Муттиска и была сегодня не в лучшем расположении духа, Анни все-таки осмелилась и робко спросила:
— Эту целебную мазь ты готовишь на тот случай, если дикие животные пойдут отвоевывать Лехилампи? Вдруг там будет много раненых, когда горностаи станут отбиваться?
Но Муттиска ничего не ответила на вопросы Анни. Она перестала даже напевать свою любимую песенку про шкипера. И тогда Анни принялась рассказывать ей про то, как они с Майкки ходили сегодня на Кристальное озеро, где живут господа Тёрхеля. Муттиска с рассеянным видом помешивала свой отвар, но рассказ Анни она явно слушала, так как произнесла в ответ низким грудным голосом:
— Вот как. Так, значит, вас там принимали. Но ты не горюй, это ведь искусственное озеро. Уолеви Тёрхеля такой человек: если попался ему на глаза — добра не жди. Есть на свете такие люди, и чем раньше ты поймешь это, золотко, тем лучше… И подумать только: он ведь тоже живая душа… Да-а, как ни прискорбно, но это факт: и Уолеви Тёрхеля — творение господне.
Потом Муттиска долго молчала, глядя на огонь.
— Но ты больше туда не ходи, — сказала она наконец.
— Не пойду, — ответила Анни. — Я просто подумала, что можно поиграть, раз там стоит такой красивый детский домик.
Однако Муттиска уже не слушала Анни. Честно сказать, она, кажется, совсем забыла про ее существование. Огня хозяйка не зажигала, и домик освещался только бликами пламени из-под котла с травами. Анни подумала, что теперь ей, пожалуй, пора уходить. Муттиска опять пребывала в каком-то ином, своем мире. Иногда так случалось, и тогда Муттиска была совсем как глухонемая.
Возле крыльца Муттиски Анни заметила какое-то странное создание. То ли гусеница, то ли бабочка, сантиметров пятнадцати длиной. Туловище этого существа было зеленое и членистое, как у гусеницы, но на голове у него были усики, как у бабочки. Пока Анни с удивлением разглядывала диковинное насекомое, оно выпустило вдруг маленькие прозрачные крылышки, вспорхнуло и, зажужжав, полетело куда-то под кружевную сень молоденьких сливовых деревцев.
«Дракончик, сын Змея Горыныча, — мелькнуло в голове у Анни. — Сторожит здесь Муттиску». И Анни подумала, что когда этот Дракончик вырастет, он, быть может, умчит ее на своей спине далеко к звездным мирам.
Анни шла по тропинке, которую понемногу окутывала темнота. Дом на Казарменной горе возвышался перед ней в сумерках прохладного вечера как большой деревянный ящик. Почти во всех окнах уже горел свет. Было даже страшно подумать, сколько людей хозяева поместили в этом доме. А что, если он когда-нибудь не выдержит да и рухнет вместе с жильцами? А ведь какая-нибудь богатая семья одна занимала бы целый такой дом… Вот какие мысли родились в голове у Анни, пока она брела по дороге домой. Почему-то ей стало необъяснимо грустно и тоскливо, и, чтобы приободриться, она заглянула к Тэри. Пес стоял возле своей конуры какой-то настороженный.
— В мире творится что-то особенное, я испытываю такое странное беспокойство, — сказала Анни, обращаясь к Тэри.
— Точно, и у меня тоже тревога, — сказал Тэри и обнюхал ноги девочки. — Ты куда же это ходила? Далеко, наверно. Такой странный запах.
— Ой, я сегодня столько обошла, — устало ответила Анни. Ей не хотелось второй раз рассказывать, где она была и что с ними случилось, тем более что дома ей придется еще раз пересказать все это маме. — Мне кажется, что именно сегодня ночью совершится нападение диких зверей на Лехилампи.
— Что-то такое ожидается, — сказал Тэри. — Недаром эта черноглазка сегодня целый день шпионила за мной, дескать, не приходил ли сюда кто-нибудь.
