Андрей Саломатов - Черный камень
— Не фига себе лужица! — возмутился Филипп. — Это же настоящая трясина. Я здесь утону.
— Все-то тебе не нравится, — недовольно фыркнул лесовик. — Да, утонешь, но я не настаиваю, можно пройти и там. — Он показал на едва заметную тропку, которая огибала ямы и трясину.
Они добрались до зарослей бузины, и Филипп наконец сбросил мешок на землю. От тяжести спина и плечо затекли, поэтому он не сразу отправился назад. А лесной старичок тихо пробормотал что-то о вредных людишках, ухватился за мешок и поволок под куст.
— Вы не скажете, я правильно иду к Черному Камню? — осматриваясь, напоследок поинтересовался Филипп.
— Правильно-правильно, — из-за куста ответил лесовик. Он махнул рукой влево и добавил: — Вон там твой Черный Камень.
«Понятно, опять посылает в гиблое место», — подумал Филипп. Он показал в обратную сторону и ещё раз спросил:
— А может мне туда?
— Можно и туда, — высунувшись из-под куста, ответил старичок. — Прямо так и дуй через бурелом.
— Или вон в ту сторону? — показал Филипп вправо.
— Нет, туда не ходи, — замотал головой лесовик. — Там обязательно сгинешь.
— Спасибо, теперь я понял, куда мне идти, — поблагодарил Филипп и отправился направо.
— Понятливые все стали, — вслед ему обиженно проворчал лесовик. — Не обмануть никого, не погубить. Ну времена! Ну нравы! Эй! — крикнул старичок Филиппу, когда тот уже почти скрылся за деревьями. — Зайди, хотя бы бледных поганок и мухоморов поешь. Должен же я тебе чем-то отплатить за работу.
— Спасибо, я поганок не ем, — помахав лесовику рукой, в ответ прокричал Филипп.
— Ну народ пошел! — забираясь в кусты, продолжал ворчать коварный старичок. — Грамотные все стали. Прямо хоть лес вырубай и записывайся в домовые.
Филипп довольно быстро отыскал свою тропинку и отравился дальше. Солнце уже стояло прямо над головой, и когда Филипп выходил из-под деревьев, он чувствовал его горячее прикосновение.
Филипп шел и думал, что ему давно пора подзаправиться и хотя бы полчасика отдохнуть: полежать на поляне или на берегу лесного озерца. Но ельник сменялся лиственным лесом, а тот, в свою очередь, сосновым бором, и на всем пути ему не повстречалось ни одного подходящего безопасного места. Филипп начал было на ходу искать орехи или ягоды, но не нашел ни одного куста и ни одной землянички. Вдоль тропинки росли лишь могучие деревья, которые давали глубокую тень. Забираться же в глухомань было боязно.
Так и пришлось Филиппу идти голодным. А ближе к вечеру он до того намаялся, что уже и не помышлял о еде. Филипп думал только о том, где бы преклонить голову и немного поспать. Но как назло на пути у него все чаще стали попадаться глубокие сырые овраги и топкие болота. Едва он выбирался наверх, как ему снова приходилось спускаться к воде. С приближением ночи его начали допекать анчутки. И хотя они побаивались нападать, Филипп старался обходить их стороной. В общем до самой ночи отдохнуть ему так и не пришлось.
За час до заката солнца Филипп вдруг остановился как вкопанный. Впереди над самой тропинкой он увидел подменыша. Тот был привязан за одну ногу и висел на веревке вниз головой в метре от земли. Руки его плетьми безжизненно свисали вниз, глаза были закрыты, а лук с колчаном валялись прямо под ним.
— Эй, — тихо позвал его Филипп. — Ты живой?
Кинтохо открыл глаза и мученически произнес:
— Вроде бы живой. Но мне осталось совсем немного. Скоро наступит ночь, и меня слопают.
— Что-то ты часто попадаешь в ловушки, — усмехнулся Филипп.
— Попадаю, — печально согласился маленький пройдоха. — Только радоваться здесь нечему. Все-таки твой друг оказался в беде.
— Мой друг! — возмутился Филипп. — И ты ещё смеешь называть меня своим другом?! Да если бы ты не висел как сосиска, я бы тебе так навалял, запомнил бы на всю жизнь.
— Да, я тебя считаю своим другом! — неожиданно воскликнул Кинтохо. — Ты хотя бы знаешь, кто меня здесь подвесил? Знаешь?!
— Не знаю и знать не хочу, — собираясь уходить, ответил Филипп. — Меня ваши дела больше не интересуют.
— Это дядюшка упырь! — ещё громче закричал подменыш. — А знаешь, за что он меня наказал?
— Понятно за что, — усмехнулся Филипп. — Небось, подстроил этому людоеду какую-нибудь гадость. Ты только гадости и умеешь делать. А на хорошие дела…
— За то, что я пытался тебя спасти, — перебил его Кинтохо. — Если не веришь, спроси у вон у анчутки.
— Ага, — каркнул кто-то над головой у Филиппа.
— Не ври! — на этот раз закричал Филипп и посмотрел наверх. Там на ветке сидело крылатое существо с черной обезьяньей мордочкой и жадно смотрело на Филиппа. — Я удивляюсь, как ты можешь так нагло врать! возмущенно добавил Филипп.
— А я удивляюсь, как ты можешь так нагло не верить человеку? Мне может осталось жить всего один час, — ответил подменыш и тихонько добавил: — Если, конечно, ты меня не освободишь.
— Сам же говорил, что ты не человек, а нечистая сила, — вспомнил Филипп. Потихоньку он начинал сдаваться. Кинтохо так убедительно и горячо убеждал его в своей невиновности, что Филипп засомневался, а правда ли были те предательства? Может ему только показалось, и этот дикарь действительно каждый раз пытался его спасти?
— Это я был нечистью, когда жил у кикиморы, — вздохнул подменыш. — Они выгнали меня из дома, и я снова стал человеком. Посмотри на меня. Разве я похож на всех этих леших и упырей? Или может я похож на русалку? Я такой же, как ты. Не веришь, спроси у анчутки.
— Ага, — снова каркнул крылатый.
— Большего жулика я в жизни не встречал, — неуверенно проговорил Филипп. — Два раза я спасал тебе жизнь, и оба раза ты отплатил мне предательством. В общем, освобождать я тебя больше не буду. Прощай, я пошел.
— Ну и иди! — со слезами в голосе тихо произнес Кинтохо. Закрыв глаза, он уронил руки вниз и обреченно проговорил: — Ты умеешь только болтать, а сам не лучше нечисти. А ещё возмущаешься, какие мы здесь все нехорошие. Тоже мне, хороший нашелся.
Негодуя, Филипп отошел от подменыша на несколько шагов, но затем быстро вернулся и сказал:
— Ладно, я тебя освобожу, и иди своей дорогой. Я тебя больше знать не желаю. — Он достал перочинный ножичек и принялся перерезать веревку. От голода и слабости руки у Филиппа дрожали, и ему пришлось изрядно повозиться, прежде чем он справился с толстой волосяной веревкой.
Кинтохо плюхнулся на землю, тут же вскочил на ноги и повесил за спину лук с колчаном.
— Ну вот, ты меня спас целых три раза, — радостно сообщил он. — Теперь я обязательно отплачу тебе добром. Ты ещё не знаешь, как я могу отблагодарить. Не веришь? Спроси у анчутки.
— Ага, — противным голосом поддакнула анчутка и неожиданно скрипуче добавила: — Отблагодарит так, что на всю жизнь запомнишь. Уж я-то знаю этого шалопая.
— Это я уже понял, — убрав ножичек, Филипп двинулся по тропинке дальше, а подменыш последовал за ним.
— Мне, между прочим, тоже в эту сторону, — буквально наступая ему на пятки, развязно проговорил Кинтохо.
— Тогда я пойду другой дорогой, — Филипп сошел с тропинки и вдоль неё побрел по высокой траве. Он обратил внимание, как изменился тон у недавнего пленника, и даже пожалел, что освободил подменыша. С другой стороны, оставить человека на съедение упырям казалось ему настоящим преступлением. Эти мысли страшно мучили Филиппа. Кроме того, идти по лесу было намного труднее. Высокая трава, бурелом и густые заросли кустарника настолько замедляли ход, что скоро Филипп решил вернуться на тропинку.
— Зачем ты за мной поперся? — остановившись, раздраженно спросил он. Хочешь опять заманить меня к своим «добрым» друзьям на ночлег? Не получится.
— Нет, — спокойно ответил Кинтохо. — Хочешь — верь, не хочешь — не верь, но на этот раз я обязательно доведу тебя до Черного Камня. Чего бы мне это не стоило.
— Обойдусь, — грубо ответил Филипп. Он почти побежал вперед, но подменыш не отставал от него ни на шаг.
Филипп торопился отыскать ровное место, где можно было начертить круг и переночевать. Тропинка для этого не годилась, она была слишком узкой. Филипп намеревался добраться до следующего ельника, но сколько до него идти, не знал, а спрашивать у Кинтохо не желал.
Солнце уже опустилось ниже деревьев, и в лесу начало смеркаться. Это так напугало Филиппа, что он припустился ещё быстрее. Он больше не обращал внимания на подменыша и думал только об одном, как бы успеть устроиться на ночлег. Но лиственный лес не кончался. Наоборот, он становился все гуще, деревья все плотнее обступали тропинку, и надежды Филиппа потихоньку таяли.
Ночная тьма опустилась на лес почти мгновенно. Луна ещё не успела взойти, а потому в лесу сделалось темно как в погребе. И все же Филипп не сдавался. Он упорно шел вперед и когда случайно забредал в крапиву, тихонько вскрикивал.
