Айно Первик - Чаромора
Чаромора уселась в бабушкино кресло-качалку, стоявшее у окна, и, стремительно раскачиваясь, стала думать. Девочка тихо сидела на скамеечке и большими тревожными глазами смотрела на качающуюся Чаромору.
Наконец та произнесла:
– Поглядим-ка на кухне, какие пряности найдутся у твоей мамы.
Они пошли на кухню, и девочка открыла шкафчик, где мама хранила пряности. Там стояли склянки и коробочки с перцем, содой, лимонной кислотой и ванильным сахаром. Чаромора, ворча себе под нос, переставляла их с места на место.
– Ах, значит, старый добрый чабрец в суп уже не кладут? Майорана я тоже не вижу. А где же тмин? И можжевеловые ягоды? И розмарин? Семян настурции тоже нет. И огуречной травы нет. Не говоря уж о мяте. Что же это такое? Неужели мама кормит тебя только перцем да содой? Бедное дитя!
Девочка покраснела и сказала, что тмин у них только что кончился, а еще у них есть лук.
– Ладно, хоть так, – ответила Чаромора. – Надеюсь, что в таком случае у вас есть и чеснок? Ну, о сушеных грибах и о крапиве двудомной и спрашивать не стоит?
Чеснока не было, не было и сушеных грибов и крапивы.
– Может, где-нибудь в уголке буфета завалялась заплесневелая корочка хлеба? – настаивала Чаромора на своем.
Но в доме было чисто и сухо, и плесень в нем не водилась. Чаромора не на шутку рассердилась. Она высыпала содержимое своей сумки на пол. Чего там только не было! Разгневанная старуха принялась бросать вещи по одной обратно в сумку. Под конец на полу осталась только куча засохших высевок и травинок. Чаромора внимательно перебрала их и положила несколько щепоток на кухонный стол. Оставшуюся труху она сунула в карман.
– Никогда нельзя выходить из дому с пустой сумкой, – сказала она. – На всякий случай кое-что всегда нужно иметь при себе. Догадайся я еще и меду прихватить, мы как-нибудь бы и управились.
Лицо девочки просияло от радости,
– Мед у нас есть! – воскликнула она и поспешно разыскала банку с медом.
Чаромора понюхала мед и опять немного поворчала. Затем она попросила две кастрюли, распустила мед на огне, добавила в него собранных травинок, перемешала, процедила, остудила, и получилась у нее золотисто-желтая мазь. В другой кастрюле она сварила густую фиолетовую жидкость.
– Ну, авось поможет, – сказала колдунья. Старуха разыскала в сумке птичье перо, обмакнула его в мазь и смазала бабушке глаза. Затем влила ей в рот несколько капель фиолетовой жидкости.
Затаив дыхание, девочка наблюдала за Чароморой. Но никакой перемены в состоянии бабушки не произошло.
Девочка так огорчилась, что расплакалась.
– Наберись терпения, дитя мое, – проговорила Чаромора. – Болезнь приходит на конях, а уходит на волах. Завтра я снова зайду.
День изо дня Чаромора прилежно ходила к бабушке, давала ей капли и смазывала глаза мазью, и вот однажды бабушка вдруг ясным голосом сказала:
– Я вижу.
– Бунечка! – радостно воскликнула девочка. – Неужели ты видишь меня?!
Бабушка села на краю кровати. Она внимательно присмотрелась к девочке и проговорила:
– Как же ты выросла, внученька!
Потом она поднялась, оделась и стала прибирать постель.
– Золотко мое, иди и накрой стол, – молвила она. – Надо же нам угостить нашу гостью молоком и хлебом с медом.
А Чаромора, довольно улыбаясь, раскачивалась в кресле-качалке, ожидая, когда ее пригласят к столу.
Много дней Чаромора металась по городу – она лечила и врачевала. Наконец-то ее дела стали подходить к концу.
Чародейка вылечила девять человек от сахарной болезни и десять от воспаления легких, а еще одного от бессонницы. Шестеро глухих слышали теперь каждый шорох, а восемь немых болтали дни и ночи напролет. Человек двадцать слепых стали зрячими. Сорок бабушек и тридцать дедушек были бодры и здоровы почти как в молодости.
За это время Чароморе пришлось семь раз возвращаться на остров за лечебными травами.
И вот теперь ей вообще невозможно стало показаться на улице. Стоило ей где-нибудь появиться, как ее тут же окружала толпа восхищенных людей, требовавших, чтобы чародейка продемонстрировала свое искусство. В конце концов такое внимание до смерти надоело колдунье.
– Очень уж трудно становится мне в этом городе, – пожаловалась она капитану Трумму. – Вернемся-ка лучше домой.
Трумм охотно согласился. Он тоже тосковал по тишине и покою острова. Только ему хотелось до отъезда нанести еще один визит. Дело в том, что на улице он неожиданно столкнулся со своим бывшим школьным товарищем, который долгие годы работал за границей и только недавно вернулся с женой в родной город.
– Хорошо, хорошо, – согласилась Чаромора. – Только не говори им, кто я такая.
Вечер в гостях удался на славу. Жена друга угощала их кофе с пирогами и пирожными, испеченными по рецептам той далекой страны, откуда они приехали. Хозяева наперебой рассказывали занятные истории из своей жизни в далекой чужой стране и о том, что они там видели.
– Вообразите только, нас познакомили с местным колдуном! – воскликнула хозяйка дома и очаровательно рассмеялась. – Даже представить трудно, как серьезно туземцы верят в его колдовскую силу!
Капитан Трумм озабоченно взглянул на Чаромору. Но Чаромора как ни в чем не бывало вежливо улыбнулась и проговорила:
– Ах, как интересно!
– Кстати, – проговорил хозяин, – мы записали на магнитофонную ленту песню, с которой он ворожил удачу охотникам. Очень своеобразная песня. Сейчас вы ее услышите.
Он встал, достал кассету и включил магнитофон. Послышалась барабанная дробь, потом высокий мужской голос запел.
Трумм взглянул на Чаромору. И увидел, как в ее глазах вспыхнул и погас огонь. Но Чаромора тут же откинулась на спинку кресла и вся превратилась в слух.
Голос с магнитофонной ленты словно гипнотизировал, темп песни постепенно убыстрялся, а ритм становился все тревожнее и возбужденнее.
Вдруг хозяйка дома подняла глаза к потолку и вскрикнула. Все испуганно взглянули на потолок.
И было на что смотреть!
Под потолком с тихим шорохом летали дюжины две жирных фазанов. Хозяин испуганно вскочил со стула.
Чаромора неприлично громко расхохоталась.
– Что и говорить, знатный колдун! – закричала она пронзительно.
А птиц становилось все больше. Им уже было тесно летать. Иные из них стали садиться на пол и на мебель. Несколько птиц подлетели к чародейке, и та подставила им свою ладонь с крошками пирога. Птицы тут же принялись клевать.
– Выключи же магнитофон! – воскликнула хозяйка. Хозяин кинулся к магнитофону и выключил его. Птицы всполошились и начали судорожно хлопать крыльями. Хозяева с испугом глядели на этот переполох. Чаромора едва заметно улыбалась и напевала что-то себе под нос. Постепенно птицы успокоились, перестали биться, приникли к самим обоям и вдруг снова превратились в прекрасный рисунок на них.
– Какая невероятная история! – произнес хозяин дома, с недоверием разглядывая обои. – Мы не раз слушали эту ленту, но такого не случалось еще ни разу.
– О, не беспокойтесь, – захихикала Чаромора, стараясь не глядеть на капитана. – Было очень весело.
Они снова занялись беседой и кофе, и хозяева дома быстро оправились от потрясения. По правде говоря, они даже оживились и загордились, что обладают такой необыкновенной магнитофонной записью и красивыми обоями такого необычайного свойства.
Но вскоре Чаромора почему-то заволновалась и стала тревожно поглядывать в окно.
– В чем дело? – приветливо спросила хозяйка дома, заметив ее волнение.
– Ничего, ничего, – проговорила Чаромора, стараясь скрыть беспокойство. Какое-то время ей это удавалось, но вдруг она вскочила и закричала: – Какая халатность!
И тут же выбежала из комнаты.
Хозяева испуганно смотрели ей вслед. Хозяйку даже немного обидели слова Чароморы, она их приняла на свой счет.
– Она часто такая… немного странная? – спросил хозяин осторожно, чтобы не обидеть капитана Трумма.
– Нет… не очень… – пробормотал капитан в ответ. – Но в последнее время она много и напряженно работала. Боюсь, что она переутомилась.
Чаромора ринулась вниз по лестнице и выбежала на улицу. Не обращая внимания на людскую сутолоку и поток машин, она пробежала несколько кварталов, остановилась перед одним восьмиэтажным домом и протянула вперед руки. В тот же миг на руки ей шлепнулся маленький пухленький мальчуган, выпавший из открытого окна самого верхнего этажа.
Конечно, тут же вокруг Чароморы собралась толпа. Чаромора сильно разнервничалась и помрачнела. Она сунула ребенка стоящему рядом с ней человеку и кинулась прочь.
Через несколько минут, слегка запыхавшись, она вернулась к столу.
– Мои нервы совсем сдали, – жалобно сказала она Трумму. – События сменяются как-то слишком быстро и нагромождаются одно на другое. Я ни на чем не могу сосредоточиться.
