Валентина Чаплина - Удивительное происшествие
— А он что?
— Улыбается теперь. Весёлый лежит. Посмотрим друг на друга и расхохочемся. А доктор говорит, когда человек смеётся, то быстрей поправляется, а когда плачет, то долго болеет.
— Здорово ты придумал, как товарища быстрей вылечить.
— Конечно, здорово. В школу пришёл, там тоже хохочут, а Нина Иванна чуть из класса не выставила. Безобразие, говорит.
— А ты бы ей объяснил.
— Я объяснил. Тогда она говорит: «Значит, ты из солидарности намазался? Раз из солидарности, можно простить, только садись на первую парту к Щукину, а то все ребята на тебя оглядываются». Я на задней парте сижу. У меня, знаешь, какое зрение? Никто не видит, а я вижу. Я бы и дальше мог сидеть, но дальше стенка. Ни у кого нет таких глаз!
— Опять хвалишься?
Мальчишка замолчал.
— А к какому Щукину на первую парту? К тому самому?
— К тому, — и мальчишка вздохнул. — Если бы Мишка был здоровый, мы бы Щуку живо скрутили. А я Мишке даже не расскажу про это, а то он опять грустный станет. Ну, ничего, я один тоже Щуку скручу.
И мальчишка замер, смолк. Сидит и не шевелится, словно каменный, и смотрит на репейник, который около забора примостился. Только, так смотрит, будто не видит ни репейника, ни забора — ничего.
— Ты что? — тронул его Лёвка.
А он не поворачивается к нему, будто Лёвка его и не трогал, смотрит и смотрит на репейник, а сам не видит его.
— Ты из-за Щуки плакал, да?
Мальчишка замотал головой.
— Не-ет. Щука говорит: «Погоди, убью!» Ну и пускай убивает, что мне, жалко, что ли? Буду я из-за этого плакать!
— А из-за чего?
Зелёные кляксы вдруг зашевелились, глаза быстро-быстро заморгали, и мальчишка резко повернулся носом к брёвнам.
— Я… из-за Богатыря. И ещё зачем Нина Иванна поверила.
— Кому поверила?
— Шишке.
— Какой шишке?
— Железной, кроватной шишке поверила. А это неправда! Неправда!
Мальчишка так же резко повернулся к Лёвке. Он, видно, забыл, что снова ревёт. Слёзы катились по зелёным кляксам легко и свободно. А глаза у него были какие-то очень хорошие. Посмотришь в них — и сразу видно, что мальчишка не врёт. Наверно, Нина Иванна забыла посмотреть в мальчишкины глаза, поэтому и поверила неправде.
Сжав кулаки, мальчишка всё время повторял: «Неправда! Неправда! Неправда!», будто одно-единственное это слово могло всё объяснить и рассказать Лёвке.
А оно, действительно, что-то рассказало, это одно-единственное слово. Лёвка понял, что нужно немедленно, прямо вот сейчас заступиться за мальчишку во что бы то ни стало.
— Айда, айда к Нине Иванне, — потянул Лёвка его за руку. — Мы объясним! Мы докажем!
Он не знал, что и как будет доказывать и объяснять, но знал, что объяснять и доказывать надо, просто необходимо. Мальчишка обрадовался.
— Айда! Только ты сними… эту… свою… сними… — и он показал на футбольный мяч.
Лёвка осёкся, вздохнул и сейчас же отпустил мальчишкину руку.
— А как по-твоему, вечер уже скоро?
— Скоро! Конечно! Уже совсем вечер.
— Совсем? — Лёвка испуганно огляделся, — нет, ещё не совсем.
Ну как он пойдёт к Нине Иванне с этим мячом? Ей-то он не может сказать, что они к Новому году готовятся. Она же догадается, что он врёт.
Мальчишка ждал, глядел на него преданно и доверчиво. А Лёвка мялся.
— Знаешь что?.. Слушай, сбегай в одно место, а? Снеси записку.
Глаза мальчишки потускнели. Он снова отвернулся, но больше уже не плакал.
— Я думал, ты правда хочешь к Нине Иванне идти, а ты…
— Да, правда хочу, мы обязательно пойдём, только сначала… Ну, понимаешь, я не могу тебе сейчас рассказать всё.
Мальчишка обернулся, внимательно и серьёзно посмотрел на мяч.
— Я не могу его снять… пока.
— Почему?
— Это тайна!
— Какая тайна?
— Страшная. Если я тебе сейчас расскажу, то четыре человека из беды не выйдут.
— Это сказка такая к Новому году?
— Ага.
— Врёшь!
— Хочешь честное пионерское сто раз дам?
— Сто раз?
Мальчишка вдруг заулыбался. Честному пионерскому он верил. Он никак не мог дождаться того времени, когда, наконец, сам будет давать честное пионерское. Так хотелось, чтобы скорее это время пришло.
Мухолипка исправляется
— Давай записку, — грустно сказал мальчишка, — что мне, снести жалко, что ли?
Но ведь записки у Лёвки ещё не было, её нужно было написать. Мальчишка дал ему и бумагу, и карандаш.
— Ты умеешь от девчонок отвязываться?
— Чего?
— Ну, если прилипнет девчонка, ты сумеешь её…
Мальчишка понял, он даже не дал Лёвке договорить.
— Ого-го! Я их живо! Я их, знаешь, как? — и он замахал кулаками, будто энергично дубасил боксёрскую грушу.
Лёвка улыбнулся, но мальчишка, конечно, не увидел этой улыбки, потому что футбольный мяч был предметом неодушевлённым и не сумел выразить на себе никакого чувства.
В этом самом переулке (дома за четыре отсюда) была Мухолипкина квартира. Мухолипка — это девчонка из Лёвкиного класса. Надя Куликова. Она до того липучая, до того ко всем приклеивается, что её Мухолипкой зовут. Знаете, в аптеках бумага такая продаётся, чтобы мухи к ней прилипали. Но мухи когда ещё прилипнут?! Первым делом она сама ко всем прилепляется. Точно так же и Надя Куликова.
Так вот ей Лёвка писал сейчас записку, положив бумагу на спину мальчишкиного портфеля.
«Слушай, Куликова, что задали на последнем уроке? Отметь в учебнике и передай подателю сего. (Недавно он читал книгу, там герой тоже передавал записку в один дом и обращался так: „Подателю сего…“ Вот и Лёвка ввернул эти слова для солидности). Очень прошу. Учебник я тебе верну через час». Потом подумал, зачеркнул «час» и поставил «полтора часа». Кто знает, а вдруг много задали и за час не выучишь?
Подписал записку очень разборчиво, поставил имя и фамилию, чтобы Мухолипка знала, кто просит, а то не даст учебник. Но в конце фамилии всё-таки крутанул закорючину, похожую на свиной хвост.
Всё обошлось очень здорово. Лёвка даже не ожидал такого эффекта. Мухолипка не приклеилась. Конечно, ей хотелось прилипнуть, но, во-первых, она торопилась на «Королевство кривых зеркал», во-вторых, её смутили зелёные кляксы на лице «подателя сего» и, в-третьих, проработанная на сборе звена за липучесть, она решила исправляться.
И вот Лёвка держит в руках только не учебник, а книжку Крылова, где стоит карандашная галочка против басни «Лебедь, щука и рак». Сразу стало понятно, какой был урок и что задали.
Теперь скорей-скорей в огород, пока не поздно. Может, и Борька пришёл.
Богатырь
— Айда сначала ко мне, — сказал Лёвка, — а потом к Нине Иванне пойдём. «Посидит где-нибудь в огороде, в другом конце, пока мы басню учить будем», — решил Лёвка.
Пылесос весело тявкнул. Он хорошо знал и любил слово «айда», потому что вслед за этим словом его хозяин всегда бежал куда-нибудь. А это очень интересно и весело — бежать. Пёс так радостно замотал лохматой мордой, что репейные клипсы с ушей полетели в разные стороны и облако пыли опять поднялось над землёй.
Все трое побежали.
— Не сюда! — крикнул Лёвка, когда мальчишка неизвестно зачем свернул в другой переулок.
Но мальчишке-то было известно, очень известно, зачем он сюда сворачивает. Он просто не мог пробежать мимо, будто сильный магнит тянул его в этот переулок.
— Я догоню! Я, знаешь, как бегаю? Быстрей всех!
«Ой, хвальбишка, всё время хвалится и хвалится, — подумал Лёвка, глядя, как тот скрывается за поворотом, — а что ему там надо?»
Лёвка тоже свернул вслед за ним. Мальчишка остановился у незнакомого длинного дома. Приподнялся на цыпочки, пытаясь заглянуть в окно, но мальчишкин нос даже на цыпочках оказывался ниже их. Тогда мальчишка подбежал к забору. Там он прилип носом к доске и уже не отлипал до тех пор, пока Лёвка не подошёл к нему и не потянул за плечо. Но и тогда отлип только на секунду.
«Что он там увидел?» — подумал Лёвка, отпустил мальчишкино плечо и сам через щель посмотрел во двор.
А во дворе… никого не было. Ну совсем никого-никого, если не считать маленького чёрного щенка. В него-то и впился мальчишкин взгляд. Да, конечно, именно на этого щенка, не отрываясь, забыв всё на свете, смотрел мальчишка.
А щенок, будто слепой, тыкался носом в разные стороны. Видно было, что он совсем не знает двора, что первый раз в жизни попал в окружение незнакомых ему здешних вещей. Вот бидон стоит на земле, он, конечно, кажется щенку цистерной. Вот четырёхногая табуретка. Щенок подлез под неё и оказался под толстой надёжной крышей, будто строили многоэтажный дом и возвели только крышу на ногах, а вместо этажей — пока пустое место. Но щенку под крышей не понравилось, он тут же вылез и ткнулся носом в бревно, лежащее рядом.
— Богатырь, Богатырь, — тихонько позвал мальчишка.
