Сквозь волшебное кольцо. Британские легенды и сказки - Шерешевская Наталья Викторовна

Как услышал это бесенок, взвизгнул и пропал во тьме за окном. С тех пор его никто и не видел.

Послесловие С. И. Бэлзы

Сквозь волшебное кольцо сказок

«Недавно я видел человека, который не верит в сказки, — так начал на заре нашего столетия одно из своих эссе прославленный английский писатель Гилберт Кит Честертон. — Я говорю не о том, что он не верит в происшествия, о которых говорится в сказках, — например, что тыква может стать каретой. Конечно, он и в это не верил… Но тот, о ком я говорю, не признавал сказок в другом, еще более странном и противоестественном смысле. Он был убежден, что сказки не нужно рассказывать детям. Такой взгляд (подобно вере в рабство или в право на колонии) относится к тем неверным мнениям, которые граничат с обыкновенной подлостью. Есть вещи, отказывать в которых страшно. Даже если это делается, как теперь говорят, сознательно, само действие не только ожесточает, но и разлагает душу… Так отказывают детям в сказках» [16].

Отказывать детям в сказках поистине преступление. Тот, кто ребенком не верил в сказки, во взрослые годы не поверит ни во что. Сказки можно назвать поэтичным «букварем» жизни, который готовит человека к чтению великой и сложной книги бытия.

Вильгельм Гауф, автор «Маленького Мука» и «Карлика Носа», был прав, назвав Сказку любимой дочерью щедрой королевы Фантазии. Но если Фантазия — мать Сказки, то отец ее — Реальный Мир. И насколько привлекательной внешностью Сказка обязана матери, настолько глубиной внутреннего содержания — отцу. Подобно своему старшему брату Мифу Сказка выражает и формирует определенное мировосприятие и сквозь прихотливый лабиринт вымысла вводит в действительность. Недаром братья Гримм подчеркивали, что из сказок «легко выводится добрая мораль, применимая и в реальной жизни. И хотя не в этом было их назначение и не для того они слагались, эти качества порождаются ими, подобно тому, как из здорового цветка вырастает хороший плод без какого-либо участия человека. Тем-то и сильна любая истинная поэзия, что никогда не может существовать без связи с реальной жизнью, ибо она из жизни возникает и к ней же возвращается, как возвращаются к месту своего зарождения облака после того, как они напоят землю» [17].

Дети попросту присвоили (или взрослые великодушно отдали им то, что создавали для себя, как отдают лучший кусок хлеба) большую часть сказок, равно как присвоили они «Робинзона Крузо» и «Гулливера». Возможно, произошло так потому, что уровень детского сознания в чем-то ближе тем наивным и одновременно мудрым представлениям о природе, о добре и зле, которые выработали народы в пору своего «младенчества», в пору начального познания мира и которые воплощены в сказках: в поэтических одеждах мир не только предстает более красочным, но и перестает быть пугающе непонятным. А может быть, заложенная изначально в человеке тяга к поэзии сильнее ощущается в детстве, и необходимо накопить в себе мощный ее заряд, чтобы суметь противостоять затем прозе жизни? Повседневность нередко страдает «сердечной недостаточностью», и прививку от этого мучительного недуга можно получить только в детстве.

С годами мы неизбежно утрачиваем детскую чистоту взгляда, но особенно плохо, если утрачиваем и воспитанную на сказках непоколебимую уверенность в конечное торжество справедливости. Недаром поэт мечтал:

Душа читателя любого возраста, омытая в волшебном роднике сказки, становится чище и просветленнее. Однако, чтобы душа начала расти, набирать силу и широту, в детстве к ней обязательно должна прикоснуться палочка сказочной феи. Маленькому человеку сказка, будоражащая воображение и в образной форме передающая опыт многих поколений, просто необходима, дабы подготовиться к встрече с большим миром, где могут ждать испытания не менее трудные, чем у фольклорных героев.

В народно-поэтическом творчестве всех народов сказки занимают почетное место. Они делятся на волшебные и богатырские (или рыцарские), житейские (бытовые) и балагурные, на сказки о животных, у которых оказываются на поверку человечьи повадки. Но в целом жанр этот отражает особенности традиционного уклада того или иного народа, его обычаи и верования, идеалы и устремления, а нередко также важнейшие вехи исторического пути.

Более ста лет назад английский исследователь и переводчик русской литературы Уильям Ролстон, рецензируя знаменитый трехтомный труд А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу», пришел к выводу: «Это богатый рудник для всех, кто желает изучить настоящий предмет, узнать множество легенд, рассказываемых в разных славянских землях о небе и земле, солнце и луне, о горах и реках, громе и ветре, кто желает составить некоторые понятия о той точке зрения, с которой древние славяне глядели на жизнь и смерть, кто хочет ознакомиться с понятиями славянских крестьян нашего времени об окружающей их физической природе и о том духовном мире, какой они себе представляют» [18].

Точно так же, если мы хотим добыть драгоценные крупицы знания о духовном мире народов, населяющих Британские острова, то лучшим «рудником» для этого могут послужить их сказки. Гете сказал: чтобы понять поэта, надо отправиться в его страну. Но верно и другое: чтобы понять страну, необходимо знать творчество ее поэтов и первого среди них — народа.

Британский сказочный фольклор необычайно богат и разнообразен. Он дошел до нас из седой старины и хранит на себе печать тех эпох и тех культур, в недрах которых создавался. Современная Великобритания состоит из четырех основных исторически сложившихся частей: Англии, Уэльса, Шотландии и Северной Ирландии (подразделяющихся, в свою очередь, на более мелкие административные единицы). Уэльсцы (валлийцы), северные шотландцы и ирландцы, а также коренные жители полуострова Корнуолл и острова Мэн — потомки древних кельтов. Кельтские племена (пикты, белги, гэлы, скотты, бритты и другие) пришли на Британские острова с европейского континента еще в первом тысячелетии до нашей эры и принесли с собой высокоразвитую культуру. Скотты передали впоследствии свое имя шотландцам, а от бриттов произошло латинское название Британия — его утвердили за завоеванными ими землями римские легионеры. Когда легионы ушли, на смену длившемуся несколько столетий владычеству Рима приходит в V–VI веках н. э. вторжение воинственных германских племен англов, саксов, ютов и фризов. Англосаксы оттеснили кельтов на запад и север страны, а также в Ирландию и дали захваченной территории новое наименование — Англия. Британские острова нередко подвергались также в те времена набегам скандинавских викингов — датчан и норвежцев (часть которых там и осела), а в 1066 году были покорены норманнами под предводительством Вильгельма Завоевателя, который стал английским королем и положил начало централизации государственной власти.

Отзвуки жестоких битв, что сотрясали некогда Британию, явственно слышны в ее фольклоре. Эти отзвуки слышны в ирландских сагах — эпических прозаических повествованиях со стихотворными вставками, великолепных памятниках кельтского культурного наследия. Их возлюбленным героем стал бесстрашный воин Кухулин, чей удар рогатым копьем неотразим, а самому ему, как гласит одна из саг, присущи лишь три недостатка: то, что он был слишком молод, слишком смел и слишком прекрасен. Эти отзвуки слышны в валлийских легендах о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, которые послужили основой для множества литературных обработок — от созданной в XII веке «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского и появившейся три столетия спустя блистательной эпопеи Томаса Мэлори «Смерть Артура», вошедшей в сокровищницу мировой классики, до трилогии современной английской писательницы Мэри Стюарт «Кристальный грот», «Полые холмы», «Последнее волшебство» (1970–1979).