Кэтрин Ласки - Золотое древо
— Да, дорогая. Они летят строем. Я чувствую ритмичные взмахи их крыльев.
В самом деле, размеренные волны колебаний прокатывались по всему дереву. Тонкая ветка, на которой устроились почтенные дамы, превратилась в настоящий камертон, по крайней мере, для слуха чуткой домашней змеи. Надеюсь, вы помните, что от природы слепые домашние змеи наделены редчайшей чувствительностью, позволяющей им улавливать малейшие колебания атмосферного давления, самые тихие звуки, перемену ветра, а также мысли и настроения окружающих.
Вот и теперь подруги внимательно прислушивались ко всему, что происходило на дереве. Октавия, будучи довольно упитанной змеей с чрезвычайно пухлыми щечками, предпочитала обвиваться вокруг ветки кольцами, ибо разлечься сверху при ее комплекции было бы затруднительно. Что касается щуплой миссис Плитивер, то она растянулась на ветке изящным завитком, представлявшим собой нечто среднее между вопросительным и восклицательным знаками. Вполне возможно, что эта странная фигура служила отражением ее внутреннего состояния. «Что здесь происходит?» — три коротких слова снова и снова пробегали по всем кольцам поджарого тела миссис Плитивер, и старой змее казалось, что этот вопрос должен отдаваться в голове и желудке каждой совы на дереве. К сожалению, это было не так.
— Почему вы не внизу, дорогая? — спросила Октавия. — Я полагала, вы сейчас должны сновать по струнам, извлекая мелодию из арфы.
— Не говорите глупостей! — фыркнула миссис Плитивер. — Уж не думаете ли вы, что я стану скакать по октавам, сопровождая музыкой эту дурацкую церемонию? Как там они себя называют? Стражи стражей? Сколько суеты из-за этого угля! Глупейшая затея, да и церемония не лучше.
В ответ на эту гневную тираду Октавия тихонько фыркнула, как делала всегда, когда смеялась. Миссис Плитивер была членом гильдии арфисток, которой руководила мадам Плонк. На протяжении столетий эта гильдия считалась самой престижной среди всех профессиональных объединений домашних змей Великого Древа. Половина гильдии играла на высоких струнах, вторая половина на низких, и лишь несколько самых талантливых арфисток, получивших прозвание междуструнниц, отвечали за полутона. Эти змеи прыгали по всей октаве, которая, как известно, состоит из восьми нот. Как вы понимаете, такая работа требовала не только исключительного слуха, но и недюжинной силы, не говоря уже о ловкости. Октавия раньше тоже была арфисткой, но потом растолстела и ушла на заслуженный отдых. Что касается миссис Плитивер, то она по праву считалась одной из лучших междуструнниц во всей истории Великого Древа.
— И как же вам удалось отвертеться от музицирования на сегодняшней церемонии? — поинтересовалась Октавия.
— Сказала, что потянула сухожилие во время исполнения вчерашней кантаты.
— Меня удивляет, что Отулисса не смогла придумать никакой причины, чтобы уклониться от участия, — огорченно заметила Октавия.
— Бедная девочка! Я даже отсюда чувствую, в каком она бешенстве.
Две змеи на миг замерли, прислушиваясь. Даже на расстоянии сорока футов от Большого дупла они чувствовали волны гнева, отчаяния и мучительного стыда, поднимавшиеся от оперения пятнистой совы. Теперь вы понимаете, насколько велика чувствительность домашних змей?
«Крайне высокая турбулентность», — вздохнула про себя миссис Плитивер.
Стоя на балконе Большого дупла, Отулисса недоверчиво моргала глазами. Тошнотворная дрожь сотрясала ее желудок. Сердце разрывалось от возмущения при виде разыгрывавшегося внизу спектакля. Так называемая почетная стража — да от одного этого названия хотелось отрыгнуть погадку! — кругами летала над углем, доставленным из дупла Корина в главный зал. Старый ларец был помещен в новый, Несравненно более крупный и аляповатый, нехотя изготовленный Бубо по эскизу неугомонной Геммы. Сама Гемма вместе с Элваном возглавляла процессию сов, круживших над торжественно «загнездованным» углем. «Загнездованный» — вот еще один новый термин, от которого у Отулиссы погадка подступала к горлу. Она несколько раз сглотнула, чтобы ее не стошнило. Но самым отвратительным из всех новоиспеченных словечек было слово «возвышение». Ибо сейчас в главном дупле происходила церемония возвышения Геммы, Элвана и сипухи Йены, которые становились главными почетными стражами или так называемыми Стражами стражей, но только не всего Великого Древа, а исключительно угля Хуула. Прелестный голос мадам взлетел под своды дупла, и все присутствующие замерли, внимая недавно сочиненной песне под патетическим названием «Угольный гимн».
Уголь Хуула несравненный!
Сторож наш благословенный,
Мы в ничтожестве смиренном
Тебе служим неизменно,
Тебя любим вдохновенно!
Уголь Хуула святейший
Укажи нам путь вернейший,
Упаси от мыслей злейших,
Сбереги от бед лютейших
И даруй покой полнейший.
Уголь Хуула прекрасный!
Тебя славим громогласно,
В тебя веруем согласно,
Пред тобой дрожим ужасно.
Дай нам разум видеть ясно,
Дай нам силы мыслить связно,
Подари нам безопасность!
Сегодня мадам Плонк явно была в голосе, да и песня оказалась необычайно красивой, особенно если не вслушиваться в дурацкие слова. Отулисса сердито покачала головой, С ума они тут все посходили, что ли? Посмотреть хотя бы на мадам Плонк, порхавшую под сводом дупла — павлиниха, да и только! Да у нее даже перья не собственные, а Глаукс знает чьи. Вырядилась на старости лет в совершенно вульгарную накидку, купленную у торговки Мэгз, да еще красного цвета, ну просто стыд и срам! Правда, мадам Плонк уверяла всех подряд, будто цвет ее накидки называется «королевский пурпур», и особенно гордилась оторочкой из облезлого меха горностая. — Горностаев едят, а не носят! — еле слышно процедила Отулисса, но стоявшая рядом с ней пестрая неясыть по имени Квинта резко повернула голову и возмущенно вытаращила глаза.
— Что ты сказала? — прошипела она.
— Я сказала: «Орну фон Стайф сейчас не превозносят»! — с холодным бешенством отчеканила Отулисса.
— Что это значит? — непонимающе захлопала глазами Квинта. — Мне показалось, будто ты говорила о том, чтобы съесть горностая.
— Это тебе показалось, — нагло соврала Отулисса. — Некоторые только и думают, что о еде! К твоему сведению, Орна фон Стайф — это знаменитая поэтесса древности, незаслуженно забытая в наши дни. Она жила в Северных царствах и прославилась авторством знаменитых саг, не имеющих себе равных по изяществу стиля и глубине мудрости. Кстати, я прихожусь ей дальней родственницей. Тринадцатиюродной кузиной, если мне не изменяет память.
— Ш-ш-ш! — шикнули на них сзади. — Сейчас начнется Наивысшее возвышение.
«Наивысшее возвышение, это надо же выдумать такую чушь!» — подумала Отулисса, но на этот раз промолчала. Похоже, теперь нужно вести себя осторожно и пореже открывать клюв.
Что-то странное творилось на дереве. Теперь Отулисса понимала, что это началось еще до отлета стаи, но тогда она не придавала этому значения. Все видели, что дерево вступило в период вечного золотого расцвета, однако поначалу совы никак не связывали это чудо с присутствием угля. Чаще всего говорили о задержавшихся красках лета, о феномене запоздавшей зимы, не больше. Но мало-помалу совы начали сравнивать золото дерева со светом угля. Они твердили, что сияние волшебного угля просочилось в саму древесину, вызолотив ее. Справедливости ради следует признать, что начало всеобщему помешательству положили домашние змеи. Сначала небольшая группка змей объединилась в так называемый Угольный хор, исполнявший исключительно гимны во славу новой святыни. Другие домашние змей, в соавторстве с совами, принялись без устали строчить хвалебные песни для хора. Затем совы, ранее проводившие свое время в тренировках с боевыми когтями и ледяным оружием, вдруг бросились рисовать и писать стихи. Молодежь теперь обучали ускоренными темпами. Птенцов, спасенных из лесных пожаров, учили читать раньше, чем они успевали полностью опериться. Взять хотя бы Фритту, маленького воробьиного сычика. Малышка совсем недавно встала на крыло, а уже вовсю разбирается в высшем магнетизме и читает книги, которые были Отулиссе не по клюву и в более зрелом возрасте!
Казалось бы, это должно было радовать Отулиссу, но она постоянно чувствовала какую-то опасность. Дело в том, что стремительно умнеющие совы с каждым днем все больше и больше попадали под власть угля. Создавалось впечатление, что знания не просветляют, а затемняют их разум, причем затемняют его сиянием угля, как бы странно это ни звучало. Все это было сплошной загадкой для Отулиссы. Как и все совы, она любила тьму и сумрак. Ночной мрак и густые тени всегда светлы для сов, их не страшит глухая пора, когда луна полностью исчезает перед тем, как родиться вновь. Совы любят долгие зимние ночи, когда день сжимается до нескольких часов. Но сейчас Отулисса впервые стала бояться тьмы. Дни и ночи она просиживала над философскими трактатами, ища в них ответы на вопросы о природе света и его отсутствии, а также о тьме в совином мире.
