Александра Ермакова - Прорывая мрак времён
— Мальчики, зачем так грубо? — притворно негодует Выходцева. — Я здесь, вы рядом… — мурлычет игриво, но на деле теряет самообладание. В нетерпеливом ожидании нет-нет, да и всматривается во мрак леса. Где же помощь?.. — Большая дружная компания. Мир? — надламывается голос.
Угрюмое молчание давит. Пугающую тишину нарушает монотонный плач дождя — ударами по листьям, земле… Но даже через стену воды пробивается запах смерти, щекоча нервы до предела. От ламий исходит необузданная злоба, жажда крови. Ужасающая мощь и сила вековых монстров — опытных, безжалостных. В этот раз загнали не рядовые кровопийцы — умелые охотники. Ещё секунда, и бросятся. Что ещё говорить? От страха путаются мысли, но чёрт возьми, как же сдаваться не хочется!
— К тому же я нужна живая и невредимая… — спешно находится Катя.
— У нас приказ доставить тебя живой, — сплёвывает тощий и криво оскалится: — Что касается невредимости… — на секунду задумывается: — Ты об этом слышал? — бросает через плечо в мрачную пустоту леса.
— Нет, — зеленоватая тень отделяется от черноты. Показывается ещё одни ламия. Крупный, высокий. — К тому же ты не умрешь, — звучит зловеще. — Пару дней и кровоток в норме. Ты — кошка, тварь живучая. На тебе быстро заживёт…
Грудь будто сковывают цепями. Не поддаваться страху! Катя судорожно глотает воздух:
— Полу… кошка… — выдавливает и осекается. Крупный ламия злобно смотрит из-под густых бровей. Глаза словно огромные дыры — бездонные, леденящие душу. Они ужасают.
Чутьё навязчиво пульсирует: тянуть время, — но паника вспыхивает как огонь — где же спасение?
Ливень заканчивается, как по мановению волшебной палочки. Снова доносится другой запах, тот самый, чужой — насыщенный и цельный. Невиданный зверь уверено приближается. Кто он? Собака? Волк? Медведь?
Выходцева обеспокоенно кидает взгляд поверх кровопийц. Густые кусты и низкорослые, кривые берёзы отгораживают поляну от сосен, елей. Посторонних звуков не слышно, но существо мчится. Так подсказывает интуиция. Оно не пугает — поможет.
Катя вновь смотрит на ламий — хищно ухмыляются, наблюдают исподтишка. Уверенные в себе охотники, знающие — загнали добычу в ловушку.
— Поговаривают, что твоя кровь особенная, — протягивает худой и кивает полному: — Слышь, ты кошатину пробовал?
— Как-то не посчастливилось, — смачно облизнувшись, хохочет кровопийца, — но я…
— Твари приближаются! — от охрипло-низкого голоса ещё одного кровопийцы по спине пробегает неприятный морозец. Катя метает взгляд на соседнее дерево — там притаившись, на корточках сидит последний упырь. Высокий, мощный, как тяжелоатлет. Джинсы и футболка обтягивают точно вторая кожа. Бугры мышц ужасают размером. Светловолосый, круглолицей. Бездонные глаза, массивный, кривой нос, узкие губы. На лице неприкрытое злорадство. Клыки удлинены, сверкают, будто острия шил.
Сердце на миг замирает и вновь стучит, отбивая ускоренный ритм. Этот опасней остальных. Несмотря на молодость — мёртвая аура выдаёт ламию с приличным стажем убийцы. Чем старше и опаснее, тем темнее. У этого аж насыщенной зелени…
Раньше таких не встречала. Кровь пульсирует в голове, словно выбивая азбукой Морзе: опасен… опасен… Ламия презрительно усмехается. С грацией хищника спрыгивает и приземляется возле байка. Катя сильнее сжимает колья. Времени больше нет. Как бы абсурдно не звучало, но придётся драться.
— Пора заканчивать, — буднично отрезает упырь. Пинает по единственному тускло светящему габаритному фонарю мотоцикла. Слышится треск пластика и поляну накрывает сумрак. Тьма спешно расступается — тяжёлый небосвод разъезжается неестественно быстро. Сейчас ночь… Но она яркая, как светлый день с беловатыми облаками, только вместо солнца блекло-серое пятно луны. Катя спешно считает охотников. Чёрт! Толстого нет!.. Мысль испаряется — сук покачивается. Выходцева не успевает отшатнуться: секунда — и искажённое ламийское лицо с длинными клыками выныривает из ниоткуда. Нависает… Крутанув будто в танце, кровопийца прижимает к себе спиной. Рука-лопата ложится поперек ключицы, сдавливает плечо до боли. Катька взмахивает ногой, точно наученный боец и глухо ударяет ламию носком сапога. Толстяк соскальзывает с сука и тащит за собой. Извернувшись подобно кошке, Выходцева с разворота втыкает колья в горло ламии и приземляется уже на неподвижном теле. Рывком выдирает. Смахивает с лица прилипшие пряди и соскакивает наземь. Кровопийца дёргается, точно под электрическим напряжением и, вспыхнув зеленоватым огнём, рассыпается прахом.
Катя тяжело дыша, обводит взглядом оставшуюся троицу. Страх не даёт сосредоточиться. Мысли скачут как угорелые — внимательно! Теперь уже не до ожидания «зверя». Уловить бы момент нападения…
Земля уходит из-под ног. Выходцева гулко ударяется о твёрдое — «тощий», схватив за горло, впечатывает в дерево и приподнимает. Тянущаяся боль расползается по затылку, спине… Дух перехватывает, шею жжёт, словно в раскалённых тисках. Ламия опасливо усмехается, пальцы сжимаются сильнее.
Катя отчаянно машет кольями, но кровопийца резкими болевыми ударами обезоруживает и ещё для убедительности пару раз ударяет затылком о дерево. Сознание мутнеет — Выходцева извивается, что есть сил. Пинается, царапается, освобождаясь от стального плена. Тщетно, как об стену биться. Жить… Спасите! Кто-нибудь…
Реальность ускользает — подступает темнота и тошнотворная лёгкость. Хватка ослабевает… Выходцева, коснувшись земли, судорожно вдыхает — перед глазами пляшут звёздочки. Спасительный глоток обжигает горло, но свобода — мнимая. Вырваться никак — удерживают всё ещё крепко. Сквозь гулкую пульсацию крови в ушах, слышится хрип приближающегося зверя, сливающийся с треском веток.
Монстр темнее ночи, сминая кусты, врывается на поляну и замирает, будто оценивая обстановку.
Гибрид медведя и… всё же, скорее собаки, чем волка… Только размером с невероятно огромного… гризли. Мохнатый. Угольно-аспидная шерсть взъерошена. Большая, продолговатая, слегка округлая морда увенчана крупным чёрным носом-сердечком. Заострённые уши чуть шевелятся. Смоляные глаза полыхают огнём, словно явился из преисподней. Воплощение зла. Фенрир! Из ужасающе массивной пасти свисает розовый язык, едва не нанизанный на клыки. Никогда прежде не разглядывала челюсть псов, но у этого зверя… подозрительно много зубов, каждый — с шинковочный нож. Пугающе ровные светлые ряды…
Толстая шея переходит в дюжую грудь и немного сужается к короткому хвосту. Мощные лапы широко расставлены. Передние чуть длиннее задних. С угрожающе острыми, изогнутыми когтями.
Оскалившись, зверь в прыжок пролетает от кустов до «крупного» упыря. Тот лишь успевает дёрнуться — Фенрир сминает. Повалив на землю, его пасть с жутким хрустом смыкается на плече жертвы. Душераздирающий вопль эхом несётся по лесу. Несмотря на боль, ламия отбивается со сверхскоростью, но зверь удерживает крепко.
Не теряя времени даром, Катя царапает по руке «тощего». Кровопийца, охнув, шарахается, лицо перекашивается от гнева. Выходцева только успевает взглядом найти ближайший кол, а ламия уже с шипением набрасывается вновь. Катька неловко отступает — упырь, молниеносно сбив с ног, заваливает на спину. Душа едва не покидает тело. Катька судорожно шарит по чавкающей земле, спешно нащупывает кол… Кожу на шее снова опаливает — клыки твари застывают у лица, едва не царапая кожу. Выходцева в ужасе втыкает спасительный обломок дерева в спину ламии. Его алые губы болезненно искривляются и с них слетает предсмертный хрип:
— Сука…
Катя крепко удерживая древко, втыкает глубже. Рвано вздохнув, выползает из-под тела и вскакивает на ноги. Фенрир с остервенением отбивается от двух последних. Ещё секунда — и кровопийца-атлет с оскаленной мордой уже у него на спине.
От бешеной пульсации в голове мысли носятся, словно листья, подхваченные ураганом. Лишь одна главная грохот всё сильнее: «Давай же!» Точно услышав зов, Фенрир ударом головы сбрасывает кровопийцу. Он отлетает и стукается об дерево. Зверь с удивительной прытью разворачивается к другому, встречая подскочившего крепыша. Увернувшись, прыгает следом. Чавканье раздираемой плоти смешивается с треском дробимых костей. Крик ламии переходит в клокочущий хрип. Пока Фенрир занят «крепышом», «атлет» вскакивает с земли. Подгадав момент, с невиданной скоростью вновь запрыгивает на чёрного зверя и сдавливая ногами рёбра, одновременно обхватывает руками мохнатую шею. Фенрир, выпустив горло жертвы, взвывает.
От ужаса и жалости по коже бежит мороз. Кровь сходит с лица. Чем помочь? Взгляд потерянно блуждает по земле — где же ещё один кол? В каше возле дерева, замечает еле приметную палку. Она! Выходцева спешно её подбирает. Главное, воткнуть со всего маха, чтобы пробить толстую кожу упыря.
