Миёко Мацутани - Привет кошке!
— Уважаемые пассажиры! Тише, пожалуйста. Верьте этому малышу и ждите. Сейчас я вам всё объясню, — сказал художник.
Глава десятая
О-Бакэ-тян отправляется за помощью
О-Бакэ-тян летел по тёмному туннелю как огненный шар, сам себе освещая путь. Добравшись до входа в туннель, он поискал, кружась, какого-нибудь отверстия, но вход был завален очень плотно. Земля, песок и камень образовали толстую пробку, которая заткнула вход.
— Ладно. Посмотрим, что с другой стороны делается. Может, там есть какая-нибудь щель.
И О-Бакэ-тян повернулся кругом и полетел обратно. Прилетев к выходу, он заметил, что кабина машиниста раздавлена. Из неё доносятся тяжёлые стоны.
«Ага! Это раненый машинист стонет. Ужасно! Ужасно! Нужно скорее выбраться отсюда».
О-Бакэ-тян заторопился, освещая своим светом землю, песок и камни, заполнявшие туннель доверху, он пытался найти какую-нибудь щель.
— Мяу! О-Бакэ-тян! Это я. Позволь тебе помочь.
Это была Почемучка. Сверкая зелёными глазами, распушив хвост, она примчалась сюда из вагона.
— Я ищу, нет ли какой-нибудь щёлочки, пусть самой крохотной. Я стану тоньше нити и пролезу в неё, — сказал О-Бакэ-тян. — Почемучка, помоги мне: ищи щель.
— Поняла.
И они стали осматривать, обнюхивать и царапать камни, завалившие вход.
— Чувствую запах чистого воздуха! — закричала Почемучка. — Сейчас разрою это место.
И Почемучка передними лапами принялась разгребать землю и песок, обрушившиеся сверху.
— А ты, оказывается, здорово землю роешь. Вот не думал, что кошки могут землю рыть! — восхитился О-Бакэ-тян.
— Да, мы умеем рыть землю. Мы чистоплотны. Засыпаем всё за собой.
Тут вдруг посыпалась земля: «Дза-дза-дза-дза!» Почемучка покатилась вниз вместе с землёй.
— Ты не ушиблась? — спросил О-Бакэ-тян, подлетая к ней весь бледный.
— Всё в порядке, — тонким голосом сказала Почемучка.
— Ну как? Проделала щель?
— Подожди немного.
О-Бакэ-тян прислушался. Земля всё ещё осыпалась.
— Страшно! Чуть прикоснёшься — и снова обвал будет.
Наконец всё стихло. О-Бакэ-тян подлетел к тому месту, куда свалилась Почемучка. Ага! Откуда-то просачивается холодный воздух!
— Есть щель! Есть выход! — закричал он. — Я полезу. Как ты, Почемучка? В порядке?
— В порядке.
Почемучка, вся в грязи, подползла к О-Бакэ-тяну. Вид у неё был совсем жалкий, только зелёные глаза внимательно взглянули на О-Бакэ-тяна.
— Ну, на тебя вся надежда.
— Ладно, я пошёл.
О-Бакэ-тян вытянулся, словно нить, и полез в щель. Когда щель кончалась, он искал новую и продолжал пробираться вперёд. Он был почти без сознания — так тяжело было лезть между камней. Даже ему, похожему на туман, трудно долго тянуться как нить.
О-Бакэ-тян не помнил, сколько продолжалось это тягостное состояние. Наконец он воскликнул:
— Вылез!
Он выбрался из завала. От радости три раза перевернулся через голову и полетел под дождём к станции.
Дождь продолжал лить сплошным потоком. Выл ветер.
«Конечно, сумрачные, ветреные дни гораздо лучше, чем тёплые, солнечные, но сегодня погода уж слишком разгулялась», — сказал сам себе О-Бакэ-тян, тяжело дыша.
Сколько он летел, неведомо, только увидел наконец одинокий огонёк — это была платформа станции.
«Станция! Наконец-то я добрался! Расскажу всё дежурному по станции и спасу людей».
О-Бакэ-тян припустил ещё быстрее и влетел на платформу.
Никого нет… Он поспешно заглянул в ворота у входа на перрон. Никого. Здание станции не освещено, дверь закрыта.
Платформа пуста, на станции — ни души.
Глава одиннадцатая
Внуши ему
— Эй! — крикнул О-Бакэ-тян, но никто не откликнулся, хотя на платформе кое-где горел свет. В ответ он услышал лишь шум дождя. — Есть кто-нибудь? — снова крикнул О-Бакэ-тян, пролетая по платформе. Наконец он не выдержал и плачущим голосом спросил: — Неужели никого нет?
И тут из-под тёмного здания высунулась мышь.
— Послушайте! Эта станция без людей.
— Без людей? А что это значит?
— Никого нет. Здесь в горах жителей мало. Видно, экономят…
— А кто же зажигает огни на платформе?
— Они сами по себе зажигаются вечером и сами гаснут утром, а отчего — не знаю.
— Гм… — О-Бакэ-тян рассеянно глядел на ночную платформу, где ярко горели электрические лампочки. Как же льёт этот дождь! — Странная станция! Я не знал, что такие бывают.
О-Бакэ-тян огляделся. Ни одного огонька окрест. Может, оттого, что глухая ночь и все спят, а может, оттого, что дикие горы кругом.
— Понятно. Тогда я пойду к другой станции. До свидания, Мышка-сан.
И О-Бакэ-тян снова полетел. Летел, летел — ничего не видно. Вдруг впереди забрезжил огонёк.
— Вот хорошо! В этом доме люди ещё не спят. Расскажу им про обвал. Пусть поспешат на помощь.
И О-Бакэ-тян ловко проскользнул сквозь дверную щель.
В доме при зажжённом свете крепко спал на боку какой-то человек.
— Добрый вечер! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке! — учтиво представился О-Бакэ-тян. Потом закричал что было мочи: — Дяденька! Проснитесь! Прошу вас, встаньте! Поезд в туннеле засыпало. Обвал!..
Но человек не проснулся. Он только пробормотал что-то невнятное.
— Ну сколько можно вас будить! Дяденька, вставайте! Поезд засыпало. Раненый есть…
Человек снова пробормотал что-то совершенно невразумительное.
О-Бакэ-тяну захотелось плакать.
— Ладно! Стану холодным как льдышка и усядусь тебе на грудь.
И О-Бакэ-тян стал холодным как льдышка и уселся на грудь мужчине. И что бы вы думали? Мужчина вдруг схватил О-Бакэ-тяна, посадил себе на лоб и промычал: «Ах, как хорошо! Спасибо!» — и опять заснул.
И О-Бакэ-тян, устав уговаривать этого человека, заплакал, сидя у него на лбу.
— Папа! Мама! Что же делать? — твердил он, всхлипывая. — Что делать? Я не знаю.
И тут издалека донёсся папин голос:
— Внуши ему! Внуши! Вот что нужно.
— Понял, — сказал О-Бакэ-тян, всё ещё всхлипывая.
Он вспомнил. Так однажды было. Люди решили вырубить их рощу. Как ни старались о-бакэ выгнать людей из рощи, ничего не помогало. Тогда папа О-Бакэ внушил людям мысль о том, что нельзя рубить деревья, и люди ушли.
— Папа! Я попробую. Как получится, не знаю, но попытаюсь.
И О-Бакэ-тян, сидя на лбу у человека, крепко закрыл глаза и стал думать только о поезде, замурованном в туннеле, о жалобных стонах машиниста, о том, как ждут все спасения. Он думал только об этом.
И почему-то стал таять, делаться всё прозрачнее и прозрачнее.
«Проснись! Проснись! Помоги людям. Спаси машиниста! — думал он непрерывно. — Ой! Похоже, я испаряюсь?! Может, я умру…» — подумал О-Бакэ-тян, и тут человек проснулся и, словно высматривая кого-то, сказал:
— Странно! Я видел во сне, будто поезд, который ведёт мой сын, завалило в туннеле. Может, это не сон, а кто-то сообщил мне всё это наяву? Ой! Я чувствую. Я чувствую: мой сын страдает! Он ранен. Потерпи, сынок! Я иду.
Мужчина вскочил на ноги, натянул пальто, надел фуражку.
— Пойду на станцию. В такой ливень не мудрено и обвалу быть. Что-то тревожно мне, на душе неспокойно.
Он натянул сапоги и выбежал в дождь.
— Вот здорово! Просто удивительно! — прошептал чуть слышно упавший на пол О-Бакэ-тян. Он стал совсем прозрачным и весь съёжился, как осенний листок. А машинист-то, кажется, сын этого человека. Надо скорее вернуться в туннель, сообщить, что помощь идёт…
О-Бакэ-тян хотел подняться, но зашатался и упал. Силы его иссякли.
— Держись, О-Бакэ-тян! Так нельзя, — подбадривал сам себя О-Бакэ-тян и, схватившись за стену, поднялся.
Качаясь, он выбрался наружу. Лететь высоко он уже не мог. Все силы уходили лишь на то, чтобы тихонько двигаться вперёд, почти касаясь земли. Он был похож на грязную бумажку, которую гнал ветер.
— Скорее, скорее! Надо вернуться в туннель и сообщить всем, что спасение близко.
Думая лишь об одном, он миновал безлюдную станцию и, не добравшись совсем немного до туннеля, упал на землю. Он упал на траву на насыпи железной дороги и потерял сознание.
Вскоре на маленькой дрезине приехали спасатели с лопатами и кирками и стали раскапывать землю.
А О-Бакэ-тян валялся, как клочок бумажки…
Глава двенадцатая
Что понял О-Бакэ-тян
— О-Бакэ-тян! Очнись! Открой глаза! Мяу! Мяу! Мяу! — откуда-то издалека донёсся до него голос Почемучки. Она непрерывно звала его.
О-Бакэ-тян хотел сказать: «Слышу. Всё в порядке». Но губы его не двигались, тело было неподвижно. «Наверно, я умираю», — подумал он рассеянно.
