Михаэль Энде - Джим Пуговка и машинист Лукас
Глава восьмая, в которой Лукас и Джим обнаруживают таинственные надписи
Взошла полная луна, и ее серебристо-белый свет разлился по улицам Пекина. Со стороны дворца послышались глухие гулкие удары гонга.
— Это Яу, час кузнечика, — объяснил Пинг Понг. — Время, когда все маленькие детки в Китае получают свой последний засыпальный рожок. Можно я сбегаю за своим?
— Конечно, конечно, — разрешил Лукас.
Пинг Понг умчался куда-то, но через минуту был уже снова на месте, в руках он держал крошечную бутылку с соской наподобие наших кукольных бутылочек.
Он пристроился на подушечке и сказал:
— Я предпочитаю ящеричное молоко. Оно просто незаменимо для детей моего возраста. Хотя оно, прямо скажем, не слишком-то вкусное, но зато чрезвычайно полезное.
С этими словами он припал к своей бутылочке и принялся усердно сосать.
— Скажи-ка, Пинг Понг, — обратился Лукас к малышу через некоторое время, — а где ты раздобыл нам ужин, да еще так быстро?
Пинг Понг на секунду оторвался от своей трапезы.
— На императорской кухне, — сказал он как бы между прочим, — видите, вон там, рядом с серебряной лестницей, дверь. Это вход на кухню.
Теперь, при свете луны, эта дверь была хорошо видна. Днем ее друзья совершенно не заметили. Джим прямо-таки рот открыл от удивления.
— И что, ты вот так запросто можешь ходить туда-сюда? — спросил он.
— Почему бы и нет? — ответил Пинг Понг, пожимая плечами, и добавил с очень важной миной: — В конце концов, я тридцать второй ребенок четвертого поколения господина Шу Фу Лy Пи Плу, шеф-повара его императорского величества.
— А разве тебе разрешают брать еду просто так, когда захочешь? — поинтересовался Лукас, несколько озабоченный щекотливым положением, в котором они оказались. — Ведь, наверное, эта еда предназначалась для кого-то?
— Это был ужин его императорского величества, — ответил Пинг Понг, небрежно махнув ручкой, как будто речь шла о каком-то пустяке.
— Что-о-о? — в один голос закричали Джим и Лукас. В ужасе они посмотрели друг на друга.
— А что тут такого? — удивился Пинг Понг, видя, как переполошились его новые друзья. — Достопочтенный император опять не пожелал принять пищу.
— А почему не пожелал? — искренне изумился Джим. — Ведь все такое вкусное!
— Вкусное-то вкусное, да дело не в этом. Разве вы, высокочтимые чужеземцы, не знаете, что случилось с нашим императором? Об этом знает весь мир.
— Нет, не знаем, — ответил Лукас, — а что с ним стряслось?
Пинг Понг сразу посерьезнел.
— Я все покажу вам, когда закончу свои дела, — пообещал он. — Одну минуточку!
И он снова припал к своей бутылочке.
Лукас с Джимом многозначительно переглянулись. Может быть, Пинг Понг сможет показать им, как пройти к императору.
Пока Пинг Понг сосредоточенно занимался своим важным делом, Лукас рассеянно смотрел на палочки, которые лежали на столе. Что-то привлекло его внимание, и он стал рассматривать их более пристально.
— Тут есть какая-то надпись, — сказал он, как следует разглядев обе палочки, — кажется, какое-то стихотворение.
— А что там написано? — поинтересовался Джим, ведь сам он читать не умел.
Лукасу понадобилось какое-то время, чтобы разобрать надпись, — ведь написано все было китайскими буквами, причем буквы располагались не в ряд, а в столбик, одна под другой. Кстати, именно так и пишут в Китае. Надпись выглядела приблизительно так:
НА ЛУНУ ЕДИНЫЙ ВЗГЛЯД — И ГЛАЗА ОТ СЛЕЗ БЛЕСТЯТ, — было написано на одной палочке, а на другой стояло:
В ЛУННОМ ОБЛИКЕ ОНИ ДОЧЬ МОЮ НАЙТИ ХОТЯТ.
— Звучит не слишком-то весело, — сказал Джим после того, как Лукас прочитал все до конца.
— Да, кто-то горюет по своему ребенку, если я правильно понял. Наверное, ребенок умер или болен. Или он где-то далеко-далеко, и некто горюет оттого, что разлучен с ним. Может, даже насильно. Если ребенка, например, похитили.
— Хорошо бы узнать, кто сочинил эти стихи, — сказал Лукас, раскуривая свою трубку.
Пинг Понг тем временем разделался со своей бутылочкой и теперь внимательно прислушивался к разговору друзей.
— Это стихотворение, высокочтимые чужестранцы, — решил он вмешаться в их беседу, — сочинил сам достопочтенный император. Он велел на всех палочках в Китае начертать эти слова, дабы мы ни на минуту не забывали об этом.
— О чем? — хором спросили Лукас и Джим.
— Подождите минуточку, — вместо ответа сказал Пинг Понг и принялся быстро убирать со стола.
Затем он стащил все во дворец, погасил фонарик, но относить его не стал, а оставил при себе.
— Ну вот, высокочтимые чужеземцы, теперь мы можем отправляться в путь, — с важной миной произнес Пинг Понг.
Но не успели они сделать и нескольких шагов, как маленький провожатый остановился и, смущенно улыбаясь, сказал:
— У меня есть просьба. Мне бы очень-очень хотелось прокатиться на вашем локомотиве. Нельзя ли это как-нибудь устроить?
— Конечно, можно, — ответил Лукас. — Только тебе придется указывать нам дорогу.
Джим взял на руки малютку Пинг Понга, друзья забрались в кабину, и паровоз тронулся в путь.
Пинг Понгу было немножко страшно, хотя он держался как настоящий смельчак и старался все время вежливо улыбаться.
— Ух, быстро катим! — пищал он. — Следующая улица, пожалуйста, налево — ой, мне кажется… — Пинг Понг с опаской поглядывал на свой круглый животик. — Теперь, пожалуйста, направо… мне кажется… теперь прямо… наверное, я слишком быстро выпил свое молочко… теперь через мост… это вредно для детей моего возраста… все время прямо… очень вредно… еще раз направо… даже противопоказано… ох, как быстро едем, однако!
Через несколько минут они уже доехали до другой площади, которая была совершенно круглой. Посередине возвышался огромный темно-красный фонарь, такой огромный, как тумба для афиши. На фоне совершенно пустынной площади, залитой голубоватым лунным светом, это выглядело довольно мрачно и таинственно.
— Все, приехали, — сказал Пинг Понг каким-то сдавленным голосом. — Это самый центр Китая. А там, где стоит фонарь, — самый центр мира. Высчитано с абсолютной точностью нашими величайшими мудрецами. Поэтому площадь называется просто Центр.
Паровоз остановился, и друзья вышли на площадь. Подойдя к фонарю, они увидели, что и на нем что-то написано. Опять китайскими буквами в столбик:
Прочтя эту надпись, Лукас от удивления присвистнул.
— А что там написано? — спросил Джим.
Лукас прочитал ему текст. Все это время малыш Пинг Понг как-то ерзал на месте, проявляя признаки явного беспокойства.
— Вот уж действительно: не надо было так быстро пить молоко, — озабоченно повторял он себе под нос. — Ой ты, Боже мой, так и есть! — неожиданно закричал он.
— Что случилось? — участливо спросил Джим.
— Ах, высокочтимые чужеземцы, — ответил Пинг Понг, в голосе его слышалась тревога. — Вы ведь хорошо знаете, что случается с грудными младенцами: стоит немножко вечером поволноваться — и вот тебе пожалуйста! К сожалению, неприятности избежать не удалось, и теперь я должен срочно перепеленаться.
На всех парах они снова покатили ко дворцу, и Пинг Понг поспешил распрощаться с друзьями.
— Мне уже давным-давно пора спать, — сказал он. — Ну ладно, до завтра! Спокойной ночи, высокочтимые чужеземцы! Мне было очень приятно познакомиться с вами.
Поклонившись, Пинг Понг исчез в тени дворца. Лишь на минутку мелькнул огонек — это с легким скрипом отворилась дверь на кухню, а потом быстро захлопнулась. И снова все стихло в кромешной тьме.
Друзья с улыбкой проводили взглядом нового знакомца.
— Мне кажется, молоко тут ни при чем, — сказал Джим, — наверное, подействовало катание на Кристофе, как ты думаешь?
— Вполне возможно, — ответил Лукас. — Ведь для него это первая поездка в жизни, а он все-таки еще маленький. Ну ладно, Джим, пойдем-ка прикорнем часок-другой. День-то выдался не из легких.
Они забрались в кабинку, устроились поудобнее, насколько это, конечно, было возможно. Хотя они-то и не видели тут никаких неудобств, уже привыкли за время своего морского путешествия.
— Ты думаешь, нам надо попытаться освободить принцессу? — спросил тихонько Джим, закутываясь в одеяло.
— Я думаю, что да, — ответил Лукас, выбивая свою трубочку. — Понимаешь, Джим, если бы мы сумели это сделать, то тогда император наверняка разрешил бы нам провести железную дорогу по всему Китаю. И тогда наш старичок Кристоф снова встал бы на нормальные рельсы, а мы могли бы остаться здесь.
Джим подумал про себя, что он, честно говоря, не слишком-то горит желанием остаться здесь. Конечно, Китай — красивая страна и все прекрасно, но ему хотелось бы жить в стране, где нет такого столпотворения людей, которых он к тому же плохо различал — они казались ему все на одно лицо. Вот Медландия, например, в этом смысле — прекрасная страна. Но Джим не стал делиться своими сомнениями с Лукасом, чтобы тот не подумал, будто Джим скучает. Поэтому он ограничился только одним вопросом:
